https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/Ravak/
Как удалось установить, система городских водостоков, представляющая собой каналы-коридоры, проложенные еще в средние века и достигающие местами высоты двух метров, соединена лазами и переходами с подземными промышленными сооружениями города, оставшимися частично не затопленными. Удалось установить также, что ходы сообщения проложены в подвальные и цокольные этажи ряда крупных городских зданий, в бомбоубежища, портовые эллинги и другие укрытия.
Таким образом, диверсионной группе «Вишну» предоставлена широкая возможность для скрытого маневра, хранения продовольствия, боеприпасов, оружия.
Борьба с диверсантами чрезвычайно затруднена отсутствием каких-либо схем или планов подземных коммуникаций Альтхафена. Тем не менее в результате засады, проведенной 14 июля с. г. оперативно-розыскной группой капитана Сулая в узловой камере портового коллектора, удалось захватить одного из членов банды «Вишну» живым. К сожалению, арестованный изыскал возможность покончить с собой до первого допроса. Личность самоубийцы не установлена. Акты вскрытия и судебно-медицинской экспертизы прилагаются…»
Еремеев еще раз отдал должное деликатности майора Алешина: «арестованный изыскал возможность…» Капитан Сулай непременно бы написал: «По вине лейтенанта Еремеева…»
«…Смерть наступила в результате асфиксии, возникшей вследствие попадания воды в легкие… Особые приметы тела: шрам на первой фаланге большого пальца левой руки, коронка из белого металла на 7-м левом зубе верхней челюсти, татуировка в виде небольшой подковы или буквы «U» чуть ниже подмышечной впадины правой руки…»
Еремеев раздернул занавески, открыл окно, выпустил жужжащих мух и закурил, присев на широкий подоконник. Внизу, во дворе, сержант Лозоходов ремонтировал мотоцикл. Ремонту он помогал задорной песенкой, которую напевал фальшиво и чуть гнусаво, но не без удальства и уверенности в своих вокальных данных.
-Заработались, товарищ лейтенант! - подал голос Лозоходов. - Все уже на обед ушли. Ешь - потей, работай - мерзни!
-И то верно! - согласился Еремеев, закрывая окно. Спрятал бумаги, запер дверь и сбежал, кружа по узкой лесенке, во двор.
После обеда Еремеев возвращался во флигель и стучал на машинке до вечера - часов до семи, - сдавал Алехину перепечатанные материалы и уходил со службы. Впервые с самого начала войны у него появились свободные вечера. Раньше, в партизанском отряде, на офицерских курсах, в разведэскадрилье, тем более здесь, в комендатуре, Орест никогда не мог знать, чем именно у него будет занят вечер - срочным поручением, нежданным дежурством или вызовом по тревоге. И еще одно обстоятельство в новой жизни Еремеева доставляло ему неизъяснимое блаженство: у него впервые была своя квартира, вернее, комната, которую он снимал у фрау Нойфель.
КОМАНДИРСКИЙ ДОТ «ИСТРА»
Сон Еремееву приснился скверный, один из тех кошмаров, что частенько стали будоражить его по ночам в первый послевоенный год.
И в отряде, и в эскадрилье спал Орест крепко и почти без сновидений. А тут надо же такой пакости примерещиться… Будто бы вонзил Еремеев в большую рыжую крысу вилы и пригвоздил ее к земле. В последнем отчаянном рывке пытается крыса дотянуться до пальцев, обхвативших виловище, и вот уже совсем близко страшные ее резцы, выпирающие из пасти «U» -образно. Орест тоненько закричал и проснулся. Разлепил веки, и в глаза ударила с подушки кроваво-красная буква «U». Еремеев подскочил и ощупал наволочку. На бязевом уголке алела вышитая гладью метка - готическое «U» и рядышком разделенная складкой «Z».
«Вот черт, привязалась проклятая буква!»
Ни энергичное бритье с пригоршней крепкого одеколона, ни полплитки шоколада, извлеченного из «авиационного запаса» и сдобрившего жиденький утренний кофе, не развеяли дурного настроения.
Едва Еремеев открыл дверь своего временного кабинета, как появился капитан Сулай с двумя бойцами. Солдаты покряхтывали под тяжестью ржавого исцарапанного сейфа.
- Принимай подарочек! - крикнул капитан вместо приветствия. - Начальство распорядилось просмотреть, изучить и составить краткую опись.
Сейф был вскрыт, видимо, уже на месте. Сулай на такие дела мастак.
Еремеев бегло перелистал папки с аккуратно подшитыми листками. Это, был архив немецкой военно-строительной части при 10-м армейском корпусе за 1941- 1942 годы. Того, что лейтенант надеялся здесь найти схемы подземных коммуникаций Альтхафена, - в папках не оказалось, и Орест разочарованно запихивал документы в тесное нутро сейфа. Отчеты, сводки, планы, сметные ведомости… Вдруг в чужом иноязычном тексте промелькнули родные до боли названия: Видомль, Гершоны, Жабинка… Еремеев открыл титульный лист, перевел длинное название: «Отчеты о деятельности саперно-штурмовой группы «Бранденбург» при прорыве Брестского укрепленного района». Отец!
Летом 1940 года семья командира пулеметно-артиллерийского батальона майора Еремеева перебралась из Забайкалья в Западную Белоруссию и поселилась в пригородной брестской деревушке Гершоны. Отцовский батальон вместе с инженерными войсками округа рыл котлованы и бетонировал стены дотов БУРа - Брестского укрепрайона. К весне сорок первого года некоторые из них, но далеко не все были построены, вооружены и заселены гарнизонами.
На одноклассников Орест смотрел чуть-чуть свысока. Еще бы - все они только играли в войну, а он знал самую настоящую военную тайну. Он знал, что, кроме настоящих дотов, замаскированных под скирды, сараи, избы, сооружались на виду у местных жителей ложные. С апреля 1941 года гарнизоны в дотах жили скрытно, ничем не обнаруживая себя днем. Обеды, завтраки и ужины доставляли им в термосах не сразу: сначала в открытую - в ложные доты, затем по замаскированным ходам сообщения - в боевые укрепления.
Отец почти перестал бывать дома. На Первомайские праздники он заскочил в Гершоны, захватил с собой сына.
Командирский дот «Истра» находился в трех километрах от деревни, почти у самой границы. Десятигранная железобетонная коробка по самые амбразуры уходила в землю. Окруженная рвом с водой, она напоминала средневековый замок, только без башен и висячих мостов. По крытой галерее они прошли метров пятьдесят и уткнулись в решетку, прикрывавшую вход в «сквозник» - специальный тамбур, как пояснил отец, отводящий от главной броневой двери взрывную волну. Отец открывал замок решетки, находясь под дулом ручного пулемета, чей раструб чуть заметно выступал из тыловой амбразуры. Тяжелая броневая дверь укатилась в щель стены на стальных роликах, и отец с сыном вошли в герметичную камеру - газовый шлюз, из которого два хода вели наверх, в правый и левый орудийные капониры, а третий - в полу - перекрывался крышкой люка. Через люк по узкому лазу можно было проникнуть в нижний этаж - подземный каземат. Туда они не стали спускаться. Там под толстенным бетонным массивом жили бойцы, человек тридцать, - гарнизон дота. Казарма сообщалась с небольшой столовой, туалетной выгородкой, радиорубкой; в одном из отсеков размещались электростанция, артезианский колодец и воздушно-фильтрационная установка.
Отец провел его сразу в капониры и показал то, что Орест больше всего хотел увидеть: пушки. Два укороченных ствола казематных орудий выводились наружу через массивные стальные шары вместе со спаренными пулеметами.
Потом они сидели в командирской рубке, где поблескивали окуляры перископа. Отец позвонил вниз и распорядился принести чай. Орест не отрывался от резиновых наглазников. В зеленоватых линзах плыл чужой берег Буга, густо поросший ивняком, ольхой и орешником. Между кустами промелькнули две фигурки в плащах и крутоверхих фуражках. Немцы! Офицеры в открытую держали планшеты и показывали руками на нашу, советскую сторону.
- Пап, немцы! - оторвался Орест от перископа.
- Да они здесь каждый день глаза мозолят… Садись, чай стынет!
То была последняя их встреча. Теперь, спустя пять лет, Еремееву казалось, что отец привез его в дот, словно предчувствуя гибель, словно хотел показать сыну то место, которое станет его могилой… Отец крепко обнял, сказал на прощание какие-то простые, будничные слова:
-Дуй домой… Маме помогай… И на немецкий за лето нажми. Похоже, что скоро понадобится.
Через неделю началась война. В Гершонах разорвалось несколько шальных снарядов. Мама, как это у них было условлено с отцом, схватила легкие вещи и бросилась с Орестом в Брест на вокзал. Но последний пассажирский поезд уже ушел на восток…
Лейтенант Еремеев вчитывался в чужие строки: «Русские, однако, оказались достаточно хорошими солдатами, чтобы не растеряться от неожиданного нападения. На отдельных позициях дело доходило до ожесточенных боев… Обстрел штурмовыми орудиями был за трудней тем, что весьма прочные амбразурные сферические заслонки находились глубоко в стенах…»
Еремееву казалось, что он слышит бесстрастный голос человека, составляющего отчет: «Стопятидесятикилограммовый заряд, опущенный через перископное отверстие, разворачивал стены сооружения. В одном месте бетонная крыша была отброшена от дота и перевернута. Бетон растрескивался по слоям трамбования. Межэтажные перекрытия во всех случаях разрушались полностью и погребали под своими развалинами находящийся в нижних казематах гарнизон».
Орест сглотнул комок, подступивший к горлу, и взял новую страницу, механический голос деловито продолжал: «Защитная труба перископа имеет на верхнем конце запорную крышку, которая закрывается при помощи вспомогательной штанги изнутри сооружения*' Эти запоры оказались роковыми для многих сооружений. Разбиваемые одиночной гранатой, а то и просто ударом приклада, они оставляли трубу незащищенной. Через трубу внутрь сооружения вливался бензин, уничтожающий гарнизоны «во всех случаях». Отчет подписал некто Ulrich von Zaff. Ульрих фон Цафф, как надо было теперь понимать, - один из тех, кто сжег отца в доте «Истра».
Метка! На наволочке было вышито U и Z. Он спит на подушках убийцы своего отца! Мысль эта сразу же показалась Оресту невероятной. Чепуха! Мало ли немецких имен и фамилий можно было придумать на U и Z?! Но ведь это и не инициалы фрау Нойфель. Белье чужое. Надо бы поинтересоваться, откуда оно?…
Капитан Сулай невзлюбил нового стажера с первого взгляда. Так, его раздражал рост новичка - Сулай сызмальства недолюбливал верзил; раздражала его и авиационная форма Еремеева, которую лейтенант не пожелал сменить на общевойсковую и щеголял в голубой фуражке с золотыми крылышками на тулье. С летчиками у Сулая вообще были сложные отношения. Перед войной у старшины погранзаставы Сулая курсант-авиатор отбил девушку, на которой Павел собирался жениться. И еще Сулай не мог им простить беззвездного неба сорок первого, когда немецкие летчики почти безнаказанно властвовали в воздухе над дорогами и переправами.
Но после розыгрыша с буфетчицей, видя, как безоговорочно верит ему этот долговязый нескладный парень, как подражает ему на каждом шагу, Сулай потеплел к стажеру,
В столовой, однако, пришлось с ним сесть вместе: свободное место оказалось лишь рядом с Еремеевым. Лейтенант приканчивал картофельные котлеты.
-Ну как бумажки? - спросил Сулай, чтобы разбить ледяное молчание за столом. - Что-нибудь интересненькое нашел?
-Нашел…
И тут Орест, сам того не ожидая, рассказал про отчет Ульриха фон Цаффа, про отца, про дот под Гершонами… Он рассказывал подробно, так как видел на хмуром лице Сулая непритворный интерес.
К концу рабочего дня капитан постучал в железную дверь и попросил прочитать ему те места, где речь шла о взломе перископных шахт…
* * *
…Да-да, все было именно так. Сначала на крыше дота раздался слабый, чуть слышный полуоглохшим людям взрыв. Потом пустая труба - перископ в нее ещё не успели вставить - донесла в капонир удары железа по железу. Это сбивали, должно быть, не отлетевшую до конца броневую защелку.
Все, кто остался в живых, в том числе и политрук Козлов, с которым Сулай приполз из развалин заставы к ближайшему доту, собрались в правом капонире: левый был пробит бетонобойным снарядом. Сверху послышалось резкое шипение. Потянуло лекарственным запахом… Газы! Все, у кого были маски, тут же их натянули.
Козлов стрелял из спаренного с орудием пулемета. Снаряды кончились, шарнир заклинило, и политрук палил наобум, чтобы только показать - гарнизон еще жив, и сдаваться не собирается. Кончалась лента. Зловещее шипение наверху усилилось…
Они спускались в подземный этаж, задраивая за собой все люки. Но газ проходил вниз по переговорным трубам, в которые не успели вставить газонепроницаемые мембраны.
Затем сверху хлынула вода. Дот затапливали.
Их оставалось шестеро, и все шестеро, поблескивая в тусклом свете аккумуляторного фонаря очками масок, принялись забивать переговорные и вентиляционные трубы кусками одеял и шинелей. Но вода прибывала. Они укрылись в энергоотсеке, забравшись на генераторы и агрегаты. Вода подступила по грудь и остановилась. Подниматься выше ей мешала воздушная подушка высотой в метр. Они держали над головами фильтрационные коробки своих противогазов. Младший лейтенант, оказавшийся на одной с Сулаем динамо-машине, пробубнил сквозь резину маски, что сидеть здесь бессмысленно и надо проныривать в главный тамбур, там посмотреть, нельзя ли выбраться из дота через запасной выход, взорванный штурмовой командой. Эту мысль Сулай постарался довести и до остальных. Первым нырнул младший лейтенант. «Младшина» хороша знал расположение внутренних ходов, и потому Сулай не мешкая, последовал за ним. В кромешной подвода ной тьме он ориентировался только по струям, взвихренным работающими ногами лейтенанта. Сулай наощупь миновал лаз, отдраенный «младшиной», и вплыл в тесный коридорчик. Сколько еще плыть, Павел не знал, но чувствовал, что и назад пути нет - не хватит воздуха.
Его вытащил младший лейтенант и, сорвав маску дал глотнуть свежего воздуха из какой-то отдушины. По всей вероятности, внутренние сквозняки верхнего этажа вытянули газ довольно быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Таким образом, диверсионной группе «Вишну» предоставлена широкая возможность для скрытого маневра, хранения продовольствия, боеприпасов, оружия.
Борьба с диверсантами чрезвычайно затруднена отсутствием каких-либо схем или планов подземных коммуникаций Альтхафена. Тем не менее в результате засады, проведенной 14 июля с. г. оперативно-розыскной группой капитана Сулая в узловой камере портового коллектора, удалось захватить одного из членов банды «Вишну» живым. К сожалению, арестованный изыскал возможность покончить с собой до первого допроса. Личность самоубийцы не установлена. Акты вскрытия и судебно-медицинской экспертизы прилагаются…»
Еремеев еще раз отдал должное деликатности майора Алешина: «арестованный изыскал возможность…» Капитан Сулай непременно бы написал: «По вине лейтенанта Еремеева…»
«…Смерть наступила в результате асфиксии, возникшей вследствие попадания воды в легкие… Особые приметы тела: шрам на первой фаланге большого пальца левой руки, коронка из белого металла на 7-м левом зубе верхней челюсти, татуировка в виде небольшой подковы или буквы «U» чуть ниже подмышечной впадины правой руки…»
Еремеев раздернул занавески, открыл окно, выпустил жужжащих мух и закурил, присев на широкий подоконник. Внизу, во дворе, сержант Лозоходов ремонтировал мотоцикл. Ремонту он помогал задорной песенкой, которую напевал фальшиво и чуть гнусаво, но не без удальства и уверенности в своих вокальных данных.
-Заработались, товарищ лейтенант! - подал голос Лозоходов. - Все уже на обед ушли. Ешь - потей, работай - мерзни!
-И то верно! - согласился Еремеев, закрывая окно. Спрятал бумаги, запер дверь и сбежал, кружа по узкой лесенке, во двор.
После обеда Еремеев возвращался во флигель и стучал на машинке до вечера - часов до семи, - сдавал Алехину перепечатанные материалы и уходил со службы. Впервые с самого начала войны у него появились свободные вечера. Раньше, в партизанском отряде, на офицерских курсах, в разведэскадрилье, тем более здесь, в комендатуре, Орест никогда не мог знать, чем именно у него будет занят вечер - срочным поручением, нежданным дежурством или вызовом по тревоге. И еще одно обстоятельство в новой жизни Еремеева доставляло ему неизъяснимое блаженство: у него впервые была своя квартира, вернее, комната, которую он снимал у фрау Нойфель.
КОМАНДИРСКИЙ ДОТ «ИСТРА»
Сон Еремееву приснился скверный, один из тех кошмаров, что частенько стали будоражить его по ночам в первый послевоенный год.
И в отряде, и в эскадрилье спал Орест крепко и почти без сновидений. А тут надо же такой пакости примерещиться… Будто бы вонзил Еремеев в большую рыжую крысу вилы и пригвоздил ее к земле. В последнем отчаянном рывке пытается крыса дотянуться до пальцев, обхвативших виловище, и вот уже совсем близко страшные ее резцы, выпирающие из пасти «U» -образно. Орест тоненько закричал и проснулся. Разлепил веки, и в глаза ударила с подушки кроваво-красная буква «U». Еремеев подскочил и ощупал наволочку. На бязевом уголке алела вышитая гладью метка - готическое «U» и рядышком разделенная складкой «Z».
«Вот черт, привязалась проклятая буква!»
Ни энергичное бритье с пригоршней крепкого одеколона, ни полплитки шоколада, извлеченного из «авиационного запаса» и сдобрившего жиденький утренний кофе, не развеяли дурного настроения.
Едва Еремеев открыл дверь своего временного кабинета, как появился капитан Сулай с двумя бойцами. Солдаты покряхтывали под тяжестью ржавого исцарапанного сейфа.
- Принимай подарочек! - крикнул капитан вместо приветствия. - Начальство распорядилось просмотреть, изучить и составить краткую опись.
Сейф был вскрыт, видимо, уже на месте. Сулай на такие дела мастак.
Еремеев бегло перелистал папки с аккуратно подшитыми листками. Это, был архив немецкой военно-строительной части при 10-м армейском корпусе за 1941- 1942 годы. Того, что лейтенант надеялся здесь найти схемы подземных коммуникаций Альтхафена, - в папках не оказалось, и Орест разочарованно запихивал документы в тесное нутро сейфа. Отчеты, сводки, планы, сметные ведомости… Вдруг в чужом иноязычном тексте промелькнули родные до боли названия: Видомль, Гершоны, Жабинка… Еремеев открыл титульный лист, перевел длинное название: «Отчеты о деятельности саперно-штурмовой группы «Бранденбург» при прорыве Брестского укрепленного района». Отец!
Летом 1940 года семья командира пулеметно-артиллерийского батальона майора Еремеева перебралась из Забайкалья в Западную Белоруссию и поселилась в пригородной брестской деревушке Гершоны. Отцовский батальон вместе с инженерными войсками округа рыл котлованы и бетонировал стены дотов БУРа - Брестского укрепрайона. К весне сорок первого года некоторые из них, но далеко не все были построены, вооружены и заселены гарнизонами.
На одноклассников Орест смотрел чуть-чуть свысока. Еще бы - все они только играли в войну, а он знал самую настоящую военную тайну. Он знал, что, кроме настоящих дотов, замаскированных под скирды, сараи, избы, сооружались на виду у местных жителей ложные. С апреля 1941 года гарнизоны в дотах жили скрытно, ничем не обнаруживая себя днем. Обеды, завтраки и ужины доставляли им в термосах не сразу: сначала в открытую - в ложные доты, затем по замаскированным ходам сообщения - в боевые укрепления.
Отец почти перестал бывать дома. На Первомайские праздники он заскочил в Гершоны, захватил с собой сына.
Командирский дот «Истра» находился в трех километрах от деревни, почти у самой границы. Десятигранная железобетонная коробка по самые амбразуры уходила в землю. Окруженная рвом с водой, она напоминала средневековый замок, только без башен и висячих мостов. По крытой галерее они прошли метров пятьдесят и уткнулись в решетку, прикрывавшую вход в «сквозник» - специальный тамбур, как пояснил отец, отводящий от главной броневой двери взрывную волну. Отец открывал замок решетки, находясь под дулом ручного пулемета, чей раструб чуть заметно выступал из тыловой амбразуры. Тяжелая броневая дверь укатилась в щель стены на стальных роликах, и отец с сыном вошли в герметичную камеру - газовый шлюз, из которого два хода вели наверх, в правый и левый орудийные капониры, а третий - в полу - перекрывался крышкой люка. Через люк по узкому лазу можно было проникнуть в нижний этаж - подземный каземат. Туда они не стали спускаться. Там под толстенным бетонным массивом жили бойцы, человек тридцать, - гарнизон дота. Казарма сообщалась с небольшой столовой, туалетной выгородкой, радиорубкой; в одном из отсеков размещались электростанция, артезианский колодец и воздушно-фильтрационная установка.
Отец провел его сразу в капониры и показал то, что Орест больше всего хотел увидеть: пушки. Два укороченных ствола казематных орудий выводились наружу через массивные стальные шары вместе со спаренными пулеметами.
Потом они сидели в командирской рубке, где поблескивали окуляры перископа. Отец позвонил вниз и распорядился принести чай. Орест не отрывался от резиновых наглазников. В зеленоватых линзах плыл чужой берег Буга, густо поросший ивняком, ольхой и орешником. Между кустами промелькнули две фигурки в плащах и крутоверхих фуражках. Немцы! Офицеры в открытую держали планшеты и показывали руками на нашу, советскую сторону.
- Пап, немцы! - оторвался Орест от перископа.
- Да они здесь каждый день глаза мозолят… Садись, чай стынет!
То была последняя их встреча. Теперь, спустя пять лет, Еремееву казалось, что отец привез его в дот, словно предчувствуя гибель, словно хотел показать сыну то место, которое станет его могилой… Отец крепко обнял, сказал на прощание какие-то простые, будничные слова:
-Дуй домой… Маме помогай… И на немецкий за лето нажми. Похоже, что скоро понадобится.
Через неделю началась война. В Гершонах разорвалось несколько шальных снарядов. Мама, как это у них было условлено с отцом, схватила легкие вещи и бросилась с Орестом в Брест на вокзал. Но последний пассажирский поезд уже ушел на восток…
Лейтенант Еремеев вчитывался в чужие строки: «Русские, однако, оказались достаточно хорошими солдатами, чтобы не растеряться от неожиданного нападения. На отдельных позициях дело доходило до ожесточенных боев… Обстрел штурмовыми орудиями был за трудней тем, что весьма прочные амбразурные сферические заслонки находились глубоко в стенах…»
Еремееву казалось, что он слышит бесстрастный голос человека, составляющего отчет: «Стопятидесятикилограммовый заряд, опущенный через перископное отверстие, разворачивал стены сооружения. В одном месте бетонная крыша была отброшена от дота и перевернута. Бетон растрескивался по слоям трамбования. Межэтажные перекрытия во всех случаях разрушались полностью и погребали под своими развалинами находящийся в нижних казематах гарнизон».
Орест сглотнул комок, подступивший к горлу, и взял новую страницу, механический голос деловито продолжал: «Защитная труба перископа имеет на верхнем конце запорную крышку, которая закрывается при помощи вспомогательной штанги изнутри сооружения*' Эти запоры оказались роковыми для многих сооружений. Разбиваемые одиночной гранатой, а то и просто ударом приклада, они оставляли трубу незащищенной. Через трубу внутрь сооружения вливался бензин, уничтожающий гарнизоны «во всех случаях». Отчет подписал некто Ulrich von Zaff. Ульрих фон Цафф, как надо было теперь понимать, - один из тех, кто сжег отца в доте «Истра».
Метка! На наволочке было вышито U и Z. Он спит на подушках убийцы своего отца! Мысль эта сразу же показалась Оресту невероятной. Чепуха! Мало ли немецких имен и фамилий можно было придумать на U и Z?! Но ведь это и не инициалы фрау Нойфель. Белье чужое. Надо бы поинтересоваться, откуда оно?…
Капитан Сулай невзлюбил нового стажера с первого взгляда. Так, его раздражал рост новичка - Сулай сызмальства недолюбливал верзил; раздражала его и авиационная форма Еремеева, которую лейтенант не пожелал сменить на общевойсковую и щеголял в голубой фуражке с золотыми крылышками на тулье. С летчиками у Сулая вообще были сложные отношения. Перед войной у старшины погранзаставы Сулая курсант-авиатор отбил девушку, на которой Павел собирался жениться. И еще Сулай не мог им простить беззвездного неба сорок первого, когда немецкие летчики почти безнаказанно властвовали в воздухе над дорогами и переправами.
Но после розыгрыша с буфетчицей, видя, как безоговорочно верит ему этот долговязый нескладный парень, как подражает ему на каждом шагу, Сулай потеплел к стажеру,
В столовой, однако, пришлось с ним сесть вместе: свободное место оказалось лишь рядом с Еремеевым. Лейтенант приканчивал картофельные котлеты.
-Ну как бумажки? - спросил Сулай, чтобы разбить ледяное молчание за столом. - Что-нибудь интересненькое нашел?
-Нашел…
И тут Орест, сам того не ожидая, рассказал про отчет Ульриха фон Цаффа, про отца, про дот под Гершонами… Он рассказывал подробно, так как видел на хмуром лице Сулая непритворный интерес.
К концу рабочего дня капитан постучал в железную дверь и попросил прочитать ему те места, где речь шла о взломе перископных шахт…
* * *
…Да-да, все было именно так. Сначала на крыше дота раздался слабый, чуть слышный полуоглохшим людям взрыв. Потом пустая труба - перископ в нее ещё не успели вставить - донесла в капонир удары железа по железу. Это сбивали, должно быть, не отлетевшую до конца броневую защелку.
Все, кто остался в живых, в том числе и политрук Козлов, с которым Сулай приполз из развалин заставы к ближайшему доту, собрались в правом капонире: левый был пробит бетонобойным снарядом. Сверху послышалось резкое шипение. Потянуло лекарственным запахом… Газы! Все, у кого были маски, тут же их натянули.
Козлов стрелял из спаренного с орудием пулемета. Снаряды кончились, шарнир заклинило, и политрук палил наобум, чтобы только показать - гарнизон еще жив, и сдаваться не собирается. Кончалась лента. Зловещее шипение наверху усилилось…
Они спускались в подземный этаж, задраивая за собой все люки. Но газ проходил вниз по переговорным трубам, в которые не успели вставить газонепроницаемые мембраны.
Затем сверху хлынула вода. Дот затапливали.
Их оставалось шестеро, и все шестеро, поблескивая в тусклом свете аккумуляторного фонаря очками масок, принялись забивать переговорные и вентиляционные трубы кусками одеял и шинелей. Но вода прибывала. Они укрылись в энергоотсеке, забравшись на генераторы и агрегаты. Вода подступила по грудь и остановилась. Подниматься выше ей мешала воздушная подушка высотой в метр. Они держали над головами фильтрационные коробки своих противогазов. Младший лейтенант, оказавшийся на одной с Сулаем динамо-машине, пробубнил сквозь резину маски, что сидеть здесь бессмысленно и надо проныривать в главный тамбур, там посмотреть, нельзя ли выбраться из дота через запасной выход, взорванный штурмовой командой. Эту мысль Сулай постарался довести и до остальных. Первым нырнул младший лейтенант. «Младшина» хороша знал расположение внутренних ходов, и потому Сулай не мешкая, последовал за ним. В кромешной подвода ной тьме он ориентировался только по струям, взвихренным работающими ногами лейтенанта. Сулай наощупь миновал лаз, отдраенный «младшиной», и вплыл в тесный коридорчик. Сколько еще плыть, Павел не знал, но чувствовал, что и назад пути нет - не хватит воздуха.
Его вытащил младший лейтенант и, сорвав маску дал глотнуть свежего воздуха из какой-то отдушины. По всей вероятности, внутренние сквозняки верхнего этажа вытянули газ довольно быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46