– Я всю ночь охраняла ваш покой.
– Спасибо, теперь отвернитесь, мне нужно встать и одеться.
– Ничего, я не стесняюсь, привыкла… Вы оказались таким милым. А сегодня ночью вы еще придете?
– Конечно, я об этом мечтал всю жизнь. На улице не потеплело?
– Не знаю, я не выходила. С вас десять рублей.
– Сколько? – поразился я.
– Десять, вот если бы вы были со мной, тогда рубль, а так десять. Никак меньше нельзя, мадам заругается.
– Ладно, я подумаю, – пообещал я, быстро одеваясь. Деньги для меня были не проблемой, и затевать свару из-за десятки я не собирался.
– Ну и мне на булавки, сколько не жалко, – добавила она.
Было похоже, что разводят меня по полной программе. Однако я выспался, голова у меня почти прошла, и настроение соответствовало состоянию.
– Вы действительно были гувернанткой? – спросил я на прощание девицу легкого поведения.
– Я же вам рассказывала, – с легким упреком сказала она, принимая плату. – Я учила детей одного генерала, он в меня безумно влюбился, а его жена…
– Да! В следующий раз вы мне непременно все это подробно расскажете. А сейчас, простите, спешу.
– Так вы сегодня придете, вас ждать?
– Конечно, я ведь так и не узнал, чем кончился ваш безумный роман!
– Да, о моей жизни можно написать книгу, если бы вы только знали! – крикнула она мне вдогонку.
«Только, боюсь, что у нее будет плохой конец», – подумал я, вырываясь на свежий воздух из пропахшего дешевыми духами и любовным потом чистилища.
Мороз к этому времени еще усилился. Благо хотя бы, что совсем прекратился ветер. Над городом висело белесое, морозное марево. Печные трубы усиленно отравляли атмосферу дымными столбами. Я уткнул нос в шерстяной воротник пальтишка на рыбьем меху и заспешил к перекрестку большой улицы, до которой вчера не дошел всего несколько десятков метров.
Впрочем, спешить было совершенно не обязательно. Никаких дел в Москве у меня больше не было.
– Все, – решил я, – нужно когда-то пожить и для себя. Покупаю хорошую одежду, снимаю квартиру и начинаю прожигать жизнь!
– Куда, ваше степенство, изволите? – спросил останавливаясь по моему сигналу, извозчик.
– Есть здесь поблизости хороший магазин готового платья?
– Ну, ежели только Верхние торговые ряды или Пассаж, только там цены кусаются.
– Давай куда ближе, – решил я, усаживаясь в санки и прикрываясь облезлой медвежьей полостью.
– Целковый будет не обидно? – осторожно поинтересовался курьер.
– Два, если домчишь с ветерком!
– Но, залетная! – радостно крикнул он. Лошадь уперлась в обледеневшую дорогу задними ногами, рывком сорвала с места успевшие примерзнуть санные полозья и застучала по мостовой шиповаными копытами.
Ехали мы и правда с ветерком и за полчаса домчались до здания ГУМа.
– Это и есть Верхние торговые ряды? – спросил я, припоминая, что этот первый российский гипермаркет назывался как-то по-другому, чем в наше время.
– А то, здесь все, что надо, купить можно, были бы деньги.
Деньги у меня были. Потому через четыре часа элегантно одетый господин в модных аглицких ботинках, с дорогой тростью, украшенной серебряным набалдашником в виде львиной головы, с напомаженными и уложенными крупной волной волосами, подстриженными по последней моде бородой и усами, вышел из шикарного подъезда дорогого магазина. Было похоже на то, что жизнь начала налаживаться. Господин был сыт, в меру пьян и держал в руке толстую кубинскую сигару. С небрежной грацией плейбоя он махнул рукой. Тотчас, играя тонкими породистыми ногами по брусчатой мостовой, к нему подскочил вороной рысак, запряженный в крытый возок с каучуковыми шинами:
– Куда, ваше сиятельство, прикажете? – почтительно спросил, свешиваясь с высокого облучка, стильный кучер.
– Давай-ка, голубчик, отвези меня в самую лучшую гостиницу, – попросил господин, в котором невозможно было узнать недавнего затрапезного провинциала.
– Это можно, – согласился кучер, – садитесь, ваше сиятельство, враз домчим!
Я сел в коляску, кучер лихо свистнул, и копыта лошади звонко застучали по кремлевской брусчатке.
Будущий ГУМ, а ныне Верхние торговые ряды, построенные несколько лет назад архитектором Померанцевым, произвели на меня хорошее впечатление Последний раз я был в этом магазине еще до торжества нашего дикого капитализма, когда тут еще торговали по советскому образцу, так что сравнение оказалось не в пользу организованной торговли.
Здесь я нашел все, что было нужно, от парикмахерского салона до портняжной мастерской, где за считанные минуты подогнали мне по фигуре весь комплект платья.
Там же мне удалось пообедать в изрядном ресторане. Потому я и пребывал в блаженном состоянии и не обращал внимания, куда едет лихач. Только когда холод немного разогнал винные пары, удивленно подумал, что мы почему-то слишком долго не можем никуда доехать.
– Эй, голубчик! – крикнул я в форточку, через которую была видна спина возницы, – ты, собственно, куда меня везешь?
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, уже подъезжаем, – успокоил он, поворачиваясь в мою сторону. – Осталось самая малость.
Я успокоился и погрузился в приятные размышления об ожидающих меня радостях жизни. В эти планы входили роскошные апартаменты, собственный выезд, приятное женское общество, дорогие рестораны, знакомство с художественной московской элитой и прочие приятности.
– Голубчик, – опять воззвал я к широкой спине кучера, – долго еще?
– Мост, ваше сиятельство, закрыли, – сообщил мой бородатый Вергилий, – пришлось ехать в объезд, вы не извольте беспокоиться, скоро домчу.
– А что с мостом? – поинтересовался я.
– Бомбист жандармского генерала взорвал, а мосту ничего, целый мост-то.
– Бомбист, говоришь, – осуждающе сказал я, – это плохо! Не люблю террористов!
С революционерами у меня складывались довольно сложные отношения, и их методику индивидуального террора я не признавал, как говорится, в принципе.
– Убили жандарма или как? – опять спросил я извозчичью спину.
– А кто его знает, нам это без интереса, – ответил он.
– Слушай, голубчик, – опять обратился я к кучеру, – останови у какого-нибудь ресторана, мне нужно выпить.
– Будьте благонадежны, ваше сиятельство, как только увижу ресторацию, сразу и остановлю.
– Ты кончай меня сиятельством называть, никакое я не сиятельство. Лучше поезжай скорее, мы уже целый час плетемся!
На мое последнее замечание кучер никак не отреагировал. Это меня обидело, и я отбросил штору с окна, чтобы сказать ему пару теплых слов. Коляска летела во весь опор, а за стеклом проносились не здания центра Москвы, а деревья заснеженного леса.
– Ты куда меня везешь?! – закричал я. – Какая тут, к черту, гостиница! Немедленно поворачивай назад!
– Никак не могу, Алексей Григорьевич, – наклоняясь к окошку, сказал, расплываясь в улыбке, кучер, – приказано вас срочно доставить живым и здоровым.
«Вот и пожил для себя, – уныло подумал я, – будут мне теперь и барышни, и рестораны».
Мое настоящее имя и отчество знали в эту эпоху только несколько человек, так что понять, к кому меня везут, было совсем не сложно.

* * *

После цивилизованной, комфортабельной Москвы начала XX века, с электричеством, трамваями, извозчиками и прочими благами просвещенного времени, оказаться в глухом захолустье было не самым радостным событием.
Поселили меня в курной крестьянской избе, с антрацитовыми от многолетней копоти стенами. Топилась она, соответственно названию, по-черному, в единственной комнате располагался каменный очаг без трубы. Никакой обслуги здесь не предусматривалось, жил я один и сам занимался всеми бытовыми делами. Мне приходилось заготавливать в лесу дрова, разводить в очаге костер для обогрева и приготовления пищи и учиться спасаться от выедающего глаза дыма. Единственной радостью и развлечением была баня, которую я топил так часто, как на это хватало сил.
Однако жаловаться было не на что, я сам подписался на участие в эксперименте и теперь пожинал плоды этого легкомысленного решения. После того, как меня «похитили» в самом центре старой столицы, прошло больше месяца. Все это время я безвылазно находился вблизи города Тарусы, жил один в лесу и продолжал тренировки и подготовку к выполнению своей «стратегической миссии».
Теперь меня окружали новые люди, и никого из старых знакомых я больше не встречал. Неудачное приобщение к красивой жизни забылось очень скоро. Меня гоняли на тренировках так, как будто готовили к Олимпийским играм.
Как я ни пытался выяснить, что собственно произошло в Замоскворечье, и какое отношение имела полиция к разгрому нашей «тайной избы», наталкивался только на удивленные лица. Никто из новых знакомых не хотел идти на контакт и хоть что-то объяснить. Да и знакомыми людей, которые меня окружали, назвать было сложно: все они представлялись именами, больше напоминавшими клички, и наше общение ограничивалось только деловым сотрудничеством.
Вначале все это здорово нервировало. Жить так, будто находишься один в пустыне, я не привык. Однако постепенно втянулся, одичал, и вполне обходился без задушевных бесед и теплой компании. Появилось чувство оторванности от мира. В мою лесную берлогу, само собой, не доходили никакие новости, и вскоре интересы сузились до простого выживания и небольших чувственных радостей, вроде большого куска добытого на охоте мяса и той же бани.
Тренировки касались только боевых искусств, стрельбы из лука, пищали, всех видов фехтования, ну и физической подготовки. Подобный образ жизни, наверное, вели средневековые рыцари. Видимо после таких запредельных нагрузок и были придуманы куртуазные отношения и платонические дамы сердца. На более земные сношения с прекрасным полом рыцарей просто не хватало.
Над всем сборищем моих тренеров и спарринг-партнеров стоял очередной главный куратор с эпической кличкой Святогор. Он же сообщал мне каждое утро о низкой оценке моих успехов:
– Очень плохо, – например, говорил он, – вы вчера не смогли убежать от обычной погони.
То, что погоня была не совсем обычная, а по ограниченному пространству небольшой березовой рощи за мной, пешим, гонялось полдюжины верховых «ловцов», напоминать ему не стоило. Это как бы само собой подразумевалось, как необходимое условие тренировки. Сам я не очень комплексовал по поводу собственных неудач, мне казалось, что делаю я все довольно успешно и в реальных условиях вполне бы смог переиграть почти всех своих спарринг-партнеров.
– Сегодня зам нужно будет спрятаться в том, – укрывал он направление, – лесу и попытаться сделать так, чтобы вас не смогли найти.
– Какой это лес, три осины, там же одно сплошное болото!
– Значит, у вас есть неоспоримое преимущество! – невозмутимо констатировал Святогор. – В болоте спрятаться легче, чем в лесу.
– Но ведь оно замерзшее!
– Не везде, там есть полыньи…
И вот после такой игры в прятки мне еще нужно было идти на охоту, заготовлять дрова, ну и делать все остальные работы по дому и жизнеобеспечению. Так что жизнь больше не казалась нескончаемым праздником с готовой горячей водой из крана, продуктовой лавкой под боком и другими благами цивилизации.
Однако все когда-нибудь кончается. Кончилась и моя полевая, вернее будет сказать, лесная практика. Наступила дружная весна, солнце жарило по-летнему, снега таяли с поразительной быстротой, и окрестности сделались практически непроходимыми. Однако занятия не прекратились, только строились с учетом новых условий. И вдруг в один прекрасный весенний день, после того как Святогор очередной раз посетовал на мою неловкость и нерадивость, он в конце разговора неожиданно улыбнулся и порадовал новостью:
– Готовьтесь, сегодня ночью вас переместят!
– Да, сегодня? – растеряно сказал я. – А как это будет выглядеть? В смысле, сама машина времени, или что там у вас. И что мне нужно делать?..
– Ничего, – искренне недоумевая, ответил он, – утром проснетесь и делайте что угодно…
– Как это что угодно? – не понял я. – Мне можно но будет вернуться в Москву?
– Ради бога, можете отправляться, куда хотите. Теперь вы зависите только от самого себя.
– А как же перемещение? – опять не понял я. – Когда оно произойдет?
– Я же вам сказал, сегодня ночью. Утром вы будете уже в шестнадцатом веке.
– Так просто, не выходя из дома? – промямлил я.
– Ну, не совсем просто, однако это уже не ваши заботы.
Спрашивать, насколько все это опасно, и что со мной может случиться, если произойдет какой-нибудь сбой, было бессмысленно, и я, чтобы не терять лица, просто согласно кивнул головой. Только поинтересовался:
– А снаряжение, оружие?
– С этим все будет в порядке, – не разъясняя и не конкретизируя, сказал Святогор и, пожелав счастливого пути, оставил меня одного.
Мне ни оставалось ничего другого, как, больше не жалея дров, жарко натопить баню и от души попариться. Кто знает, может быть, последний раз в жизни. Лег я в обычное время и спал спокойно и без сновидений.
Проснулся же от зверского холода. Изба выстыла, как будто я ее вообще не топил. За окнами была угольная тьма. Я вскочил, размялся, чтобы хоть как-то согреться, и выглянул наружу. Однако окна на старом месте не оказалось. Вернее, его вообще не было. Я поводил руками по бревенчатым стенам, ничего похожего на оконный проем не нащупал, удивился и вышел во двор. Исчезли сени, и я сразу оказался снаружи. Здесь было уже совсем светло. Во дворе все изменилось – опять окрестности покрыл снег, и морозец стоял отнюдь не весенний. Изба тоже была другой, меньше и ниже, чем раньше, к тому же совсем без окон, и еще исчезли баня и плетень вокруг подворья.
«Получилось», – подумал я, вспомнив предупреждение, что в начале шестнадцатого века в России было большое похолодание Судя по тому, что творилось снаружи, весна задерживалась по сравнению даже с началом XX века недели на две. Я вернулся внутрь, оделся, взял топор и вышел наружу.
Холод поджимал, нужно было как-то обогреться, и я сразу же отправился в лес за дровами. Под ногами снег хрустел, как при сильном морозе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38