Я должен был бы подумать обо всем этом еще вчера, горько упрекнул себя Эллис, но я был в упоении от успеха и думал лишь о Джейн. Кроме того, Анатолий не мог знать точно, что я здесь – я мог быть в Дарге, Астане, или прятаться в горах вместе с Масудом. Значит, это был как бы выстрел наугад. Но он почти попал в цель! У Анатолия хорошая интуиция. Это мощный противник, а поединок еще не закончен.
Джейн плакала. Эллис гладил ее по волосам и шептал утешительные слова, одновременно наблюдая, как Жан-Пьер и Анатолий возвращаются к вертолетам, которые все еще стояли среди поля, вращая лопастями.
«Хайнд», который приземлялся на вершине горы у входа в пещеру, снова взлетел и пронесся над головами Эллиса и Джейн. Эллис подумал о том, что они сделали с семью ранеными партизанами в лазарете – допросили или взяли с собой, или и то, и другое.
Все закончилось очень быстро. Солдаты вышли из мечети и погрузились в «хип» так же быстро, как прежде выскакивали из него. Жан-Пьер и Анатолий забрались в один из «хайндов». Неуклюжие машины оторвались от земли одна за другой, поднимаясь все выше и выше рывками, пока не оказались выше вершины горы, и, выстроившись прямой линией, полетели в южном направление.
Эллис, зная, что творится сейчас в душе Джейн, сказал:
– Подожди еще немного, пока они все не улетят – не стоит под конец все портить.
Она, заливаясь слезами, кивнула.
Жители деревни начали постепенно выбираться из мечети, видимо, до смерти перепуганные. Вот взлетел последний вертолет и стал удаляться к югу. Джейн выкарабкалась из спального мешка, натянула брюки, торопливо влезла в рукава рубашки и побежала вниз по склону горы, скользя, спотыкаясь и на ходу застегиваясь. Эллис смотрел, как она бежит, чувствуя себя отвергнутым, зная, что это чувство иррациональное, но не будучи в состоянии от него избавиться. Пока не надо идти за ней, решил он про себя. Пусть она побудет одна с ребенком, которого чуть не потеряла.
Она скрылась за домиком муллы. Эллис перевел взгляд на деревню. Жизнь там начинала постепенно входить в спокойное русло. До него долетали отдельные взволнованные возгласы. Дети носились по улице, изображая вертолеты, или прицеливались из воображаемых автоматов, загоняя кур во дворы на допрос. Большинство взрослых с пришибленным видом медленно разбредались по домам.
Эллис вспомнил о семерых раненых партизанах и одноруком мальчике, которые остались в лазарете, устроенном в пещере. Он решил проверить, что с ними. Одевшись, он скатал спальный мешок и зашагал по горной тропинке.
Он вспомнил, как Аллен Уиндермэн, одетый в серый костюм с полосатым галстуком, спрашивал, деликатно пробуя салат в вашингтонском ресторане:
– Какова же вероятность того, что русские сумеют захватить нашего человека?
– Весьма незначительная, – ответил тогда Эллис. – Если они не могут поймать Масуда, как им обнаружить агента, посланного нелегально на встречу с Масудом?
Теперь он знал ответ лучше: «Смогут, благодаря Жан-Пьеру».
– Чертов Жан-Пьер! – выругался он вслух.
Он дошел до входа в пещеру. Оттуда не доносилось ни звука. Он надеялся, что русские не увезли Мусу вместе с раненными партизанами – если так, Мохаммед будет безутешен.
Он вошел в пещеру. Солнце успело подняться высоко, и внутренность пещеры была хорошо освещена. Все люди оставались на своих местах, лежа тихо и неподвижно.
– У вас все в порядке? – спросил Эллис на дари.
Ответа не было. Никто не пошевелился.
– О Господи, – прошептал Эллис.
Он опустился на колени возле ближайшего партизана и дотронулся до заросшего бородой лица. Человек лежал и луже крови. Его убили выстрелом в голову в упор.
Быстро переходя от одного к другому, Эллис осмотрел всех партизан. Все они были мертвы.
И мальчик Муса тоже.

Глава 15

Джейн, ничего не видя перед собой, неслась через деревню, в панике, толкая людей, налетая на стены, спотыкаясь, падая и снова вставая, всхлипывая, задыхаясь, что-то крича – все сразу. «С ней наверняка ничего не случилось», – твердила она себе, повторяя эти слова как заклинание; но в то же самое время рассудок говорил ей: «Почему Шанталь не просыпалась? Что сделал Анатолий? Цел ли мой ребенок?»
Она на негнущихся ногах вбежала в дом торговца, взбежала, прыгая через две ступеньки, на крышу. Упав на колени, она сдернула простыню, накрывавшую детский матрасик. Глаза Шанталь были закрыты. Джейн подумала: «Дышит ли она? Дышит ли?» Но вот глаза ребенка открылись, она взглянула на мать и – впервые вжизни – улыбнулась.
Джейн схватила ее и судорожно прижала к себе, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется от волнения. Шанталь заплакала от того, что ее так резко сжали, и Джейн заплакала вместе с ней от радости и облегчения, что девочка осталась с ней, что она живая, тепленькая и кричащая, и еще потому, что на ее лице только что появилась первая в жизни улыбка.
Джейн постепенно успокоилась, и Шанталь, чувствуя перемену в настроении матери, тоже замолкла. Джейн начала ее покачивать, ритмично похлопывая по спинке и целуя мягкую безволосую макушку. Потом Джейн, наконец, вспомнила, что в мире существуют и другие люди, и подумала – а что же случилось с жителями деревни в мечети, и все ли там хорошо. Она спустилась во двор и наткнулась на Фару. Джейн несколько секунд разглядывала девушку: молчаливая, застенчивая Фара, робкая, которую так легко сбить с толку; откуда у нее взялась смелость, присутствие духа, да и просто самообладание для того, чтобы спрятать Шанталь под смятой простыней, в то время, как русские приземлялись на своих вертолетах, стреляли чуть ли не в соседнем дворе?
– Ты спасла ее, – сказала Джейн.
Фара взглянула испуганно, как будто ее в чем-то обвинили.
Джейн переместила Шанталь на бедро и обняла Фару правой рукой, прижимая ее к себе.
– Ты спасла моего ребенка! – повторила она. – Спасибо тебе! Спасибо!
Фара просияла от удовольствия, затем расплакалась.
Джейн стала ее успокаивать, похлопывая по спине, как только что перед тем похлопывала Шанталь. Как только Фара затихла, Джейн спросила:
– Что случилось в мечети? Что они сделали? Кто-нибудь ранен?
– Да, – отрешенно ответила Фара.
Джейн улыбнулась: Фаре нельзя было задавать три вопроса подряд и ожидать связного ответа.
– Что случилось, когда вы все оказались в мечети?
– Они спрашивали, где американец.
– Кого спрашивали?
– Всех. Но никто не знал. Доктор спросил меня, где вы и ребенок, а я сказала, что не знаю. Потом они схватили троих мужчин: вначале моего дядю Шахазая, потом муллу, потом Алишан-Карима, брата муллы. Их снова стали спрашивать, но это было бесполезно, потому что они все равно не знали, куда ушел американец. И их стали бить.
– Они сильно избиты?
– Их просто побили.
– Я пойду осмотрю их.
«У Алишана, – вспомнила Джейн, – больное сердце».
– Где они теперь?
– Все еще в мечети.
– Идем со мной.
Джейн вошла в дом, Фара – за ней. В передней комнате Джейн взяла свою сумку с медицинскими принадлежностями со старого прилавка торговца. Добавив в аптечку таблетки нитроглицерина, она снова вышла на улицу. Направляясь к мечети и все так же крепко прижимая к себе Шанталь, она спросила Фару:
– Они били тебя?
– Нет – доктор, видно, был очень зол, но они меня не тронули.
Джейн задала себе вопрос – не была ли причиной злости Жан-Пьера догадка о том, что она провела ночь с Эллисом. И тут она поняла, что наверняка об этом догадалась вся деревня. Она подумала, как люди воспримут ее поступок. Это может послужить окончательным подтверждением того, что Джейн – вавилонская блудница.
Но все же можно надеяться, что сразу они ее не отвергнут – пока есть раненые, за которыми требуется уход. Джейн дошла до мечети и вошла во двор. Жена Абдуллы, едва увидев ее, поспешила к ней с озабоченным видом и повела туда, где на земле лежал ее муж. На первый взгляд с ним ничего страшного не произошло, а Джейн беспокоило больное сердце Алишана, поэтому она оставила муллу, несмотря на возмущенные протесты его жены, и подошла к лежавшему неподалеку Алишану.
Его лицо имело землистый оттенок, и дыхание было затруднено, он хватался рукой за грудь; как и опасалась Джейн, побои вызвали у него приступ стенокардии. Она дала ему таблетку со словами:
– Жуйте, глотать не надо.
Передав Шанталь на руки Фаре, Джейн быстро осмотрела Алишана. Несмотря на обширные кровоподтеки, все кости были целы.
– Как они избивали вас? – спросила она.
– Прикладами, – хрипло проговорил Алишан.
Она кивнула. Ему повезло: единственное, что им удалось сделать – вызвать стресс, опасный при сердечном заболевании, но он уже приходил в себя. Смазав царапины йодом, Джейн попросила Алишана полежать, не вставая с места, еще около часа.
Затем она вернулась к Абдулле. Но мулла, увидев, что Джейн к нему подходит, замахал рукой и гневно зарычал, отгоняя ее. Она знала причину его негодования: будучи уверен, что ему полагается первоочередное внимание, он оскорбился тем, что она первым делом осмотрела Алишана. Но Джейн не собиралась оправдываться, она уже объясняла ему раньше, что лечит людей в порядке неотложности их состояния, а не по социальному статусу. Теперь она повернула обратно: не было смысла настаивать на осмотре этого старого дурака. Если у него хватает сил орать на нее – выживет.
Она подошла к старому воину Шахазаю, покрытому шрамами. Его уже успела осмотреть Рабия, повитуха, которая теперь обрабатывала ему ссадины. Травяные мази, которыми пользовалась Рабия, отнюдь не обладали антисептическими свойствами в той степени, в какой следовало бы, но, по мнению Джейн, они в целом приносили больше пользы, чем вреда, и она удовлетворилась тем, что заставила Шахазая пошевелить пальцами рук и ног. У него тоже было все в порядке.
«Нам повезло», – думала Джейн. Русские пришли, но удалось отделаться лишь незначительными ранениями. Слава Богу. Может, теперь есть надежда, что они оставят нас в покое хотя бы на короткое время – может быть, пока снова не откроется дорога на Хайберский перевал…
– А что, доктор – русский? – отрывисто спросила Рабия.
– Нет. – И тут впервые Джейн задумалась о том, что же в действительности было у Жан-Пьера на уме. Если бы ему удалось меня обнаружить, подумала она, что бы он мне сказал?
– Нет, Рабия, он не русский, но, кажется, перешел на их сторону.
– Значит, он предатель.
– Да, так можно сказать, – теперь Джейн подумала о том, что может быть на уме у старой Рабии.
– А может христианка развестись с мужем из-за того, что он предатель?
В Европе для этого достаточно куда менее серьезных оснований, подумала Джейн, а вслух сказала:
– Да.
– Так, значит, поэтому вы теперь вышли замуж за американца?
Джейн поняла ход мыслей Рабии. То, что она провела ночь с Эллисом на склоне горы, подтверждало обвинение Абдуллы, что она – проститутка с Запада. Рабия, которая долгое время была главной защитницей Джейн в деревне, предвидя, что ее будут осуждать, готовила иное объяснение ее поведению, согласно которому Джейн поспешно развелась с предателем в соответствии с причудами христианского законодательства, неизвестными правоверным, и теперь, согласно тем же странным законам, стала женой Эллиса. Пусть будет так, подумала Джейн.
– Да, – ответила она, – поэтому я вышла замуж за американца.
Рабия удовлетворенно кивнула.
Джейн же чувствовала, что в прозвище, которым наградил ее мулла, была доля правды. Она действительно перебралась из постели одного мужчины в постель другого с неприличной поспешностью. Она ощутила легкий стыд, но одернула себя: ведь она никогда не имела привычки строить свое поведение в соответствии с ожиданиями окружающих. «Пусть думают, что хотят», – сказала она себе. Она не считала, что стала женой Эллиса. «А разве у меня есть ощущение, будто я разошлась с Жан-Пьером?» – спросила она себя. Ответ получался отрицательный, но все же она понимала, что больше не подчиняется чувству долга. «После того, что он сделал, я ему ничем не обязана». Эта мысль должна была бы принести ей некоторое облегчение, но вместо этого ей стало грустно.
Ее размышления были внезапно прерваны. У входа в мечеть послышался какой-то шум, и Джейн, обернувшись, увидела Эллиса. Когда он приблизился, она разглядела застывшее на его лице выражение гнева и вдруг вспомнила, что однажды уже видела его таким, когда один безалаберный водитель такси, сделав неожиданный разворот, сбил молодого мотоциклиста, основательно его помяв. Все это произошло на глазах у Эллиса и Джейн, которые и вызвали «скорую помощь» – тогда еще Джейн не владела никакими медицинскими навыками. Эллис тогда все повторял: «И зачем он так, и зачем он так…»
Она смогла, наконец, разглядеть и то, что он сейчас нес на руках: это был ребенок, и она поняла по выражению его лица, что ребенок мертв. Ее первой реакцией, которой она тут же устыдилась, было облегчение: «Слава Богу, что это не мой ребенок». Но, вглядевшись повнимательнее, она увидела, что это был именно тот из афганских детей, к кому она порой относилась, как к своему собственному. Это был однорукий Муса, мальчик, которому она однажды спасла жизнь. Она почувствовала мучительную горечь и отчаяние, которое охватывало ее каждый раз, когда больной после того, как они с Жан-Пьером долго и упорно боролись за его жизнь, все-таки умирал. Но сейчас было особенно больно, потому что Муса был очень стоек и преисполнен решимости преодолеть ограничения, связанные с увечьем. А как гордился им отец! «Почему именно его, – подумала Джейн, чувствуя, как на глаза ее наворачиваются слезы. – Почему его?»
???
И у нее возник порыв спрыгнуть в реку, протекавшую в сотне футов внизу. Но это, оказалось, всего лишь реактивный самолет – с такой высоты нельзя было разглядеть никого на земле. Тем не менее, после этого Джейн то и дело искала взглядом и отмечала деревья, кустарник и углубления в скале, которые могли бы послужить укрытием. Какой-то дьявольский голос внутри нее говорил: «тебе не обязательно все это терпеть, ты можешь вернуться назад, можешь сдаться и вернуться к мужу…» Но эта мысль оставалась чистой абстракцией, не имевшей особого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51