Нет, пусть лучше Денни!
Бойнтоновская кузница стояла на окраине деревни Ролфорд, и, подъезжая к квадратному приземистому строению, осененному деревьями на зеленом фоне высокого склона, я в который уж раз почувствовал, что вижу один из немногих сохранившихся памятников прошлого. Когда я только приехал в Йоркшир, в каждой деревне была своя кузница, а в Дарроуби так даже несколько. Но с исчезновением ломовых лошадей исчезали и они. Жившие там из поколения в поколение люди разъехались, и в стенах, где стучали конские копыта и лязгало железо, теперь стояла мертвая тишина. Кузница Денни была одной из немногих сохранившихся - главным образом потому, что он был искусным мастером и подковывал верховых и скаковых лошадей, а это требует особой сноровки. Когда я вошел, Денни нагибался над копытом красавца гунтера, перешучиваясь с миловидной хозяйкой лошади, которая стояла возле.
- А, мистер Хэрриот! - воскликнул он, увидев меня. - Я сейчас освобожусь. - Он прижимал к копыту раскаленную подкову, и запах паленого рога, красные отсветы горна и звенящие удары молота, которым бил по наковальне все еще бодрый и крепкий отец Денни, вызывали уйму воспоминаний о прошлых, более живописных днях.
Денни не отличался массивностью. Он был худощав, но очень крепок, и пока он работал, на руках вздувались и опадали бугры мышц. Спина у него была широкая, как того требовало ремесло, но в остальном ему была свойственна та жилистая поджарость, какая отличала фермеров йоркширских холмов, в чьем обществе я чуть ли не ежедневно проводил по нескольку часов.
Денни уже прибивал подкову. Через минуту-другую он выпрямился и похлопал лошадь по крупу.
- Забирайте свою клячу, Анджела, - сказал он, блеснув в сторону девушки белозубой улыбкой.
Она хихикнула, а я подумал, что сцена эта очень типична. Денни с его лукавыми смеющимися глазами и какой-то бесшабашностью на рубленом лице, несомненно, нравился окрестным барышням, которые приводили к нему своих расковавшихся лошадей, и он всегда работал под аккомпанемент игривых шуток. Короче говоря, бойнтоновская кузница была подлинной обителью легкого флирта.
Девица уехала на своей лошади, и Денни взял сумку с инструментами.
- Ну вот, мистер Хэрриот! К вашим услугам.
- Денни, а у вас найдется время для еще одного камешка? Это нам по пути, - спросил я.
- Уж как-нибудь выкроим! - Он засмеялся. - Чего не сделаешь для хорошего человека.
По дороге я решил предупредить о норове хиксоновского коня. Конечно, Денни с детства привык иметь дело с норовистыми, а то и опасными лошадьми. Я много раз наблюдал, как он справлялся с могучими нервными скакунами, точно с котятами, но лишнее предостережение никогда не помешает.
- Денни, - начал я, - с хиксоновским конем могут возникнуть трудности. Зол как черт, и меня к себе так и не подпустил.
- А? - Он лениво смотрел на проносящийся мимо пейзаж, придерживая на коленях сумку с инструментами, а изо рта у него торчала сигарета. Казалось, он не услышал.
Я попытался еще раз:
- Он все старался достать меня задней ногой, а потом примерился передними...
Денни с видимым усилием обратил взгляд на меня.
- Да ладно, мистер Хэрриот, все будет в порядке, - пробурчал он рассеянно, подавляя зевоту.
- И вдобавок кусается. Чуть было не ухватил меня за плечо, когда я...
- Э-эй! Погодите минутку! - крикнул Денни, когда мы поравнялись с фермой у дороги. - Это же Джордж Харрисон во дворе! Вы не притормозите, а, мистер Хэрриот? - Он мгновенно опустил стекло. - Эгей, Джордж! Как делишки? - окликнул он молодого фермера, взваливавшего на спину тюк соломы. - Отлил глаза? Ха-ха-ха!
Молодые люди обменялись парой шуточек, и мы покатили дальше, а Денни обернулся ко мне.
- Ух, Джордж и нализался же вчера на балу скупочной фирмы! Рожа ну просто зеленая, хо-хо-хо!
Я решил оставить свои старания: предостережения его явно не интересовали. Он продолжал болтать, посвящая меня во все смешные происшествия на балу, но сразу умолк, едва мы свернули во двор Хиксона. Лицо у него побледнело, глаза испуганно шарили по сторонам.
- А собаки тут злые, мистер Хэрриот?
Я ждал этого вопроса и спрятал улыбку. На всем протяжении нашего знакомства он повторял его несчетное число раз.
- Да нет, Денни, - ответил я.
Он подозрительно взглянул на дряхлую овчарку, лакавшую молоко у кухонной двери.
- А эта вон?
- Зак? Так ему уже за двенадцать. Тихий, как ягненок.
- Ну и что? И таким доверять нельзя. Уведите его в дом, а?
Я прошел через двор, подождал, пока старый пес не вылизал свою миску, и увел его в дом, а тот вилял хвостом, преданно задрав Морду. Ну мне было не в первый раз. Денни, однако, все еще продолжал настороженно озираться. Вновь поглядев во все стороны, он выбрался из машины, нерешительно постоял на булыжнике, а затем бегом бросился в стойло, где мистер Хиксон уже ждал возле коня.
Фермер ухватил поводья и неуверенно улыбнулся Денни.
- Ты с ним поосторожнее, парень. Норов у него, не дай Боже.
- Балует, а? - Денни, помахивая молотком, ухмыльнулся и шагнул к коню, а тот, словно в подтверждение его слов, прижал уши, и копыто взметнулось в воздух.
Денни увернулся привычным движением, испустил демонический смешок и кивнул.
- Вот ты, значит, как? Ничего, приятель, мы еще поглядим! - Он снова протянул руку, уж не знаю, каким образом не попал под мелькающие копыта, и через десяток-другой секунд сумел зацепить гвоздодером проносящуюся мимо подкову и сразу же притянул ногу к себе. - Ну что, дуралей, попался, а?
Конь, балансируя на трех ногах, попытался было высвободиться, но Денни держал крепко, ни на миг не умолкая, и его противник быстро убедился, что с этим человеком так просто не сладить. Денни, положив копыто к себе на колено, потянулся, бормоча угрозы, за инструментами, сбил заклепки, вытащил клещами гвозди и снял подкову. Я просто глазам своим не верил. Конь покорно терпел, только бока у него подрагивали.
Денни повернул копыто ко мне.
- Так где мне скоблить, мистер Хэрриот?
Я постукивал по копыту, пока не обнаружил болезненную точку. Для проверки сжал это место клещами, и конь рванулся.
- Здесь, Денни, - сказал я. - Вот трещина.
Молодой кузнец принялся срезать рог уверенными движениями острого ножа. Эту операцию я часто проделывал сам, но следить за Денни было чистым удовольствием. Буквально за считанные секунды он добрался до дна трещины, раздалось легкое шипение, и брызнул гной. Одна из приятнейших минут в ветеринарной практике - ведь, если абсцесс не вскрыть, животное испытывает невыразимые муки. Иногда гной просачивается под копытную стенку, и в конце концов после долгих часов невыносимой боли находит сток у венчика. Но я знаю случаи, когда бедное животное приходилось избавлять от страданий боинным пистолетом, если вскрыть абсцесс не удавалось, и бедняга валялся на земле, задрав чудовищно распухшую ногу. Эти воспоминания об эпохе рабочих лошадей принадлежат к одним из самых тягостных для меня.
Но теперь ничего подобного ожидать не приходилось, и я испытал обычное в таких случаях блаженное облегчение.
- Спасибо, Денни, просто замечательно! - Я сделал инъекции антибиотика и противостолбнячной сыворотки и обернулся к фермеру: - Он скоро будет совсем здоров, мистер Хиксон.
И мы с Денни отправились по следующему вызову. Выезжая из ворот, я посмотрел на молодого кузнеца.
- Ну, вы отлично справились с этим зверюгой. Поразительно, как он у вас сразу притих.
Денни откинулся на сиденье, закурил сигарету и лениво произнес:
- С норовом, это верно. А вообще-то ерунда. Их, больших дуралеев, хоть пруд пруди.
И он возобновил описание перипетий прошлого вечера, иногда негромко посмеиваясь. Я поглядывал на него - полностью расслабился, кепка сдвинута на затылок, губы сложены в беззаботной улыбке. Казалось, ничто не способно вывести его из душевного равновесия. Однако, едва мы затормозили во дворе другой фермы, где нас ждала еще одна лошадь, безмятежность с него как рукой сняло. Вцепившись в сумку с инструментами, он тревожно озирал каждый уголок двора, а я готовил ответ на незамедливший последовать вопрос:
- Собаки тут злые, мистер Хэрриот?
18

- Это что?.. Что за черт?.. Барсук! Да быть не может!..
В "Гуртовщиках" поднялся настоящий содом. Колем и я возвращались с вызова вместе, и, когда я предложил выпить пива, он вышел из машины, перекинул Мэрилин через плечо и, ничтоже сумняшеся, вошел в зал.
Глаза у завсегдатаев полезли на лоб, многие поперхнулись пивом, и через несколько секунд мы очутились в центре возбужденной толпы. Я осторожно выбрался из нее и тихонько устроился с кружкой пива в уголке, пока мой молодой помощник купался во всеобщем внимании и отвечал на сыплющиеся градом вопросы со спокойным достоинством. Нетрудно было догадаться, что ему нравится демонстрировать свою любимицу всем, кого она интересовала. Впрочем, почти всегда это был не просто интерес - он производил настоящую сенсацию.
Как произвел ее, когда я знакомил его с моим семейством в гостиной Скелдейл-Хауса. Дети занимались музыкой (Рози сидела за роялем, Джимми прижимал к губам гармонику), тут вошел высокий незнакомец с моржовыми усами и диким зверем. К этому времени я уже стал знатоком взлетающих к волосам бровей и разинутых ртов. Хелен моих ожиданий не обманула, но Джимми и Рози сразу пришли в неистовый восторг.
- Какая милая!
- Можно я ее поглажу?
- Откуда она у вас?
- Как ее зовут?
Они так и сыпали вопросами, а Колем смеялся, поддразнивал и завоевал сердца детей столь же быстро, как и его мохнатая спутница.
Все шло как нельзя более отлично, пока из сада не прибежала Дина, наш второй бигль, преемница Сэма.
- А это Дина, - сказал я.
- О-о-о! О-о-о! Толстушка Дина, - рокочущим басом сказал Колем.
Не слишком лестное замечание - моя собачка, бесспорно, была чересчур дородной, зримый упрек ветеринару, который постоянно рекомендовал клиентам не давать толстеть их собакам. Однако Дина словно бы не обиделась, а принялась вилять всей спиной, так что я даже испугался, не вывихнет ли она позвоночник. Такое поведение вовсе не было для нее обычным - видимо, этот новый голос ее очаровал. Колем нагнулся к ней, и она в экстазе перевернулась на спину, подставляя живот под его почесывающую руку.
Хелен засмеялась.
- А вы сразу ее покорили.
Тогда мы этого даже не подозревали, но ее слова послужили прологом к тому, что в дальнейшем стало таким привычным, оставаясь загадочным и удивительным. Мне удалось убедиться, что Колем действует притягательно на всех животных, что между ними возникает особая симпатия. Им нравился его вид, его голос, его запах - дар небесный для ветеринара.
Когда обмен любезностями завершился и Мэрилин весело топотала по полу, охотно позволяя детям ласкать себя, Колем сел за рояль и заиграл. Рубинштейном он не был, но веселая мелодия так и лилась из-под его пальцев, а дети упоенно хлопали в ладоши и притопывали.
Джимми протянул свою гармонику.
- А на ней вы тоже умеете играть?
Колем взял инструмент, поднес его к губам профессиональным жестом, и с первых же звуков стало ясно, что моему сыну, коронным номером которого был гимн "Боже, спаси королеву", до него далеко. Минуты две новый помощник услаждал нас Моцартом, а потом вернул гармонику и рассмеялся.
Дети были окончательно покорены.
- Я сейчас сбегаю за концертиной, - крикнул Джимми, выбежал из комнаты и вскоре вернулся с одной из реликвий тех дней, когда мы с Хелен только поженились, и я нередко отсылался на дешевые распродажи за такими предметами первой необходимости, как столы и стулья, а возвращался чаще с совершенно бесполезными прелестями вроде затейливого чернильного прибора или чего-либо подобного. В данном случае это была концертина. Маленький старинный инструмент шестигранной формы с резными деревянными панелями по концам и ременными петлями, истершимися от времени. Она вызывала романтические образы старины - моряк играет морские напевы на палубе трехмачтовой шхуны: я сразу понял, что должен обязательно ее купить. Но, к несчастью, никому не удалось извлечь из нее даже простенького мотивчика, и она долгие годы томилась на чердаке с другими непрактичными приобретениями.
Колем извлек ее из деревянного футляра и подержал в руках.
- Прелесть, просто прелесть! - Он вдел кисти в ремни, его пальцы погладили кнопочки из слоновой кости, и мгновение спустя комнату заполнила пронзительно прекрасная мелодия. "Шенандоа". Мы, сразу притихнув, слушали нежданно звучный голос маленького инструмента, и я вновь очутился на палубе шхуны, которая мне пригрезилась столько лет назад.
У меня много воспоминаний о Колеме, но самое яркое из них - как он тогда сидел в кругу моей семьи: темные загадочные глаза устремлены куда-то под потолок, а пальцы исторгают грустную музыку из нашей старенькой концертины.
Когда он кончил, все невольно захлопали, а дети еще и вскочили на ноги. Колем навсегда утвердился в их сознании как маг и волшебник: у него был барсук, он умел играть на всех инструментах и вообще умел делать все, все, все!
И тут мы хватились Мэрилин. Только что она тихонько бродила по комнате, а теперь вдруг исчезла. Мы заглянули под диван, приподняли кресла - без всякого толку - ив недоумении уставились друг на друга, как вдруг из камина донесся громкий шорох и из трубы вывалился барсук, обильно покрытый сажей. Она не позволила себя поймать сразу и несколько раз обежала комнату, прежде чем Колем ухватил ее и унес в сад.
Джимми с Рози визжали от восторга - они давно уже так не веселились, но Хелен и я поглядывали на ущерб, причиненный нашему ковру и кое-какой мебели, и не смогли разделить их безоблачной радости.
Какое внезапное падение с вдохновенных высот в полнейший хаос! И меня посетила пророческая мысль: а что, если с Колемом так будет всегда?
19

Я не раз слышал, что все портные имели обыкновение заниматься своим ремеслом, сидя по-турецки на столе, но лично я видел в этой позе только мистера Бендлоу.
Дверь его домика открывалась с улицы прямо в кухню, и картина эта стала на редкость привычной. Захламленная комнатушка, пол усыпан тысячами лоскуточков, швейная машинка в углу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44