Что-то ее сильно беспокоило. Будь все проклято! Отчего же он даже не попытался выслушать ее? Ведь они расстались чуть ли не врагами! И что же, снова спрашивал себя Тревис, заставило ее вести себя так странно?Веки у Колтрейна потяжелели, потом сомкнулись. Он заснул. Но лишь на мгновение. Внезапно его словно что-то толкнуло; он проснулся и уставился в окно. Было темно. Наверное, прошло немало часов. Дождь немного утих, но раскаты грома не прекращались. Еще в полусне Тревис повернулся на бок и подумал, что, пожалуй, вот-вот разразится сильная гроза. Однако он так устал, что ему было не до погоды – пусть с небес низвергнется хоть целый океан, а он собирается снова заснуть. Гром становился все сильнее и был настолько ритмичным, словно били барабаны, но Тревис слишком устал, и вслушиваться в эти звуки не было сил.В дверь резко постучали, и Колтрейн проснулся окончательно. Он сел и раздраженно заорал в темноту:– Кто там, черт побери?– Элдон Харкорт, – донесся сквозь дверь испуганный голос. – Колтрейн, мне надо с вами поговорить. Впустите меня.Терпение Тревиса лопнуло.– Будь все проклято, Харкорт! Я не собираюсь больше слушать о ваших идиотских предрассудках! – заорал он. – Уходите и дайте мне спать, иначе я вас пристрелю!– Это барабаны. Разве вы не слышите? – Голос у Элдона звучал почти истерически. – Этой ночью они отбивают особый ритм. Я знаю, что это значит. У моего деда был такой же барабан, как у них, и он мне показывал разные барабанные ритмы.Тревис закрыл лицо руками и устало спросил:– Так какую же песню отбивают они этой ночью, Харкорт? – Ему действительно было все равно. Хоть бы Элдон поскорее ушел! Конечно, им движут самые добрые чувства к нему, Тревису, но какого черта он поднимает его среди ночи!– Это тот барабанный бой, который они применяют для ритуала Барона Самеди . Дело скверное, Тревис. По-настоящему скверное. Я вам рассказывал про этот ритуал. Барон Самеди – король кладбищенских духов. Этот барабанный бой длится уже больше часа. Если я правильно помню все, о чем говорил мне дедушка, сегодня ночью состоится жертвоприношение!Тревис поднялся, подошел к двери и широко ее распахнул. Элдон стоял бледный как полотно. Глядя на него, Тревис понял, что тот до смерти напуган. Хлопнув Харкорта по плечу, Тревис втянул его в комнату.Закрыв дверь, он уставился на гостя, зло грозя ему пальцем:– А теперь послушайте меня, Харкорт. Чертовски жаль, но было бы куда лучше, если бы я вам никогда ничего не рассказывал, потому что, похоже, это произвело на вас болезненное впечатление. Жаль, что вы этого не понимаете сами.Элдон протянул к нему руки:– Умоляю, Колтрейн, послушайте меня! Вам грозит опасность. Закройте покрепче двери и окна и проверьте, заряжены ли ваши пистолеты. А утром немедленно отсюда уезжайте. Они за вами придут сегодня ночью. Я это твердо знаю. Вслушайтесь! – Глаза Элдона были широко раскрыты, и, на миг замолчав, он воскликнул: – Барабаны стучат все громче и громче! Вы их слышите? А сейчас они бьют еще громче. Скоро придут сюда.Тревису стало Элдона жалко. Стараясь говорить как можно мягче, он произнес:– Дружище, я впустил вас, чтобы попробовать вас успокоить, пока вы не разбудите всю гостиницу и вас не отправят туда, где держат сумасшедших. Верьте мне, когда я говорю, что ничего не боюсь. Я тронут вашей заботой о моем благополучии. Но мне бы хотелось, чтобы в мои дела вы не вмешивались.– Вы утром уедете отсюда? – в волнении спросил Харкорт. Лоб его покрыла испарина.– Я отправляюсь в Санто-Доминго, чтобы разыскать своего старого друга Сэма Бачера. По-моему, я вам о нем говорил. Он там работает в комитете. Так что уезжаю я не из-за какого-то там вуду . А теперь не могли бы вы отсюда убраться и дать мне хоть немного поспать?Элдон опустился в расшатанное кресло – единственный предмет мебели в комнате, не считая кровати и стола рядом с ней. Лицо его было по-прежнему бледным. Его так трясло, что было слышно, как стучат зубы.– Позвольте предложить вам что-нибудь выпить. Вы меня, признаться, выводите из себя! – с отвращением произнес Тревис, направляясь к столу, на котором оставил бутылку рома. Взяв ее, Колтрейн удивился: накануне он выпил не так уж много – бутылка была почти полной. Прекрасно! Ведь, Бог свидетель, после речей этого чудака Тревис по-настоящему заслужил еще один стаканчик.Но ни стаканов, ни рюмок у него в комнате не было. Поэтому Тревис сделал большой глоток прямо из бутылки и передал ее Элдону, который последовал его примеру.– А теперь не хотите ли пойти к себе, чтобы немного поспать? – мягко спросил Тревис.Элдон неохотно кивнул и, сделав еще один глоток, вернул бутылку Тревису.– Я старался как мог, но вы меня не стали слушать. Придется мне самому вас спасать.Тревис поднял бровь:– Так! И каким же это образом?– Я пойду к себе в комнату, возьму ружье и буду сидеть перед вашей дверью до утра, – просто ответил тот. – Я знаю, что здесь произойдет. Что они для вас приготовили. Раз вы не желаете сами себя защищать, мне придется это сделать за вас.Тревис засмеялся, но тут же себя за это возненавидел. В конце концов, Элдон искренне за него волнуется.– Почему вы чувствуете за меня такую ответственность? – из чистого любопытства спросил Тревис.– Вы такой же человек, как и я. Вы никак не хотите понять, что вам угрожает огромная опасность. Я знаю, что такое вуду . Я в него верю. Я бы никогда себе не простил, если бы просто ушел и оставил вас одного расхлебывать последствия вашего дикого упрямства. Ведь речь может идти о вашей жизни!Теперь Элдон уже не дрожал и говорил вполне спокойно. Ром свое дело сделал, подумал Тревис.– Почему же тогда вы не идете в местную полицию, если вас это так волнует? – вдруг спросил он. – Я хочу сказать, что если эти туземцы действительно собираются причинить мне зло, то почему бы не обратиться прямо к шерифу или как он у них тут называется?Элдон закинул голову и резко захохотал:– Вы идиот, Колтрейн! Вы полагаете, что в это дело захотят вмешаться местные власти? Они ведь уже не первый раз слышат этот бой барабанов. И некоторые из них, наверное, даже знают, кого пометили сейчас, но ни один из них вмешиваться не станет. Иначе они навлекут на себя гнев лоа , а этого, будьте уверены, им совсем не хочется. Какое там! Закон не станет вмешиваться в магические действия жрецов. Когда лоа желает наказания, когда гневаются души мертвых и требуют, чтобы их ублажали, никто на пути такого наказания встать не решится, Колтрейн. Никто!Все, с Тревиса хватит. Вдруг он почувствовал, что ром нагнал на него сон. Спать хотелось так, словно Тревис вообще никогда не спал. Да и какой смысл слушать пьяную болтовню? Колтрейн открыл дверь и широким жестом указал Харкорту на выход:– Уходите. Отправляйтесь спать или, если хотите, сидите у моей двери всю ночь напролет. Как вам угодно! Меня это не волнует. Единственное мое желание – хоть немного поспать. Вашей чепухи я за эту одну ночь наслушался вдоволь.Элдон кивнул. Глаза у него стали словно стеклянные. Скорее всего он не привык к спиртному, сообразил Тревис.– Я о вас позабочусь, – пробормотал Элдон. – Не беспокойтесь. Ни за что не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось.Тревис громко захлопнул дверь. Голова у него вдруг начала тяжелеть. Спать хотелось так, что его даже качнуло, когда он подходил к постели. О, черт, до чего крепкий ром! Этот Харкорт просто дурак. И ром, и Элдон, вместе взятые, испортили ему весь вечер. А утром, наверное, он проснется и почувствует, будто вовсе и не спал.За окном завывал ветер. От его набегов окна скрипели, словно в знак протеста. А проклятые барабаны били все сильнее и сильнее, казалось, будто они находятся прямо у Тревиса в голове. Мысли бешено завертелись, а горло вдруг как-то странно начало сдавливать. Колтрейну хотелось поглубже вздохнуть, но ничего не получилось. Дышать становилось все труднее и труднее. Он пощупал рукой горло, но найти его не смог. Куда же девалось его горло? Руки Тревиса болтались в воздухе. Господи, что с ним происходит? Где голова? С каждым ударом барабана у него исчезает часть тела. И вот уже тела нет. Его унес туман. Осталась только одна душа. Идти ей некуда, и она так и повисла посередине, ища себе дом и не находя его.Движения. Кто-то был рядом с Тревисом. Но кто? Элдон? Ясно, Элдон вернулся. Тревис попытался думать, попытался произнести слова, чтобы тот послал за врачом. Ясно, это болезнь. О Боже, точно, болезнь! Слишком перепил. Нет, больше он никогда не будет пить. От виски с ним ни разу такого не было, насколько помнится. И тут, к своему ужасу, Колтрейн осознал, что больше ничего вспомнить не может. Как его зовут? Зачем он здесь? И эти барабаны… внутри его. Тревис вздохнул, но как это произошло? Ведь ни рта, ни горла у него нет! Нет никакого тела вообще. Только одна душа, да и она, почувствовал Колтрейн, тоже куда-то ускользает.В тумане различимы какие-то лица. Некоторые из них черные, некоторые коричневые. Вокруг носа на них нарисованы белые полоски, а выпученные глаза обведены красными кругами. Кости. Почему стучат друг о друга белые кости? Кровь. Откуда течет эта кровь? Кровь – теплая, густая, клейкая – струилась по всему его телу. Тревис захотел ее с себя стереть, но у него не было рук.Откуда-то из тумана донесся рассерженный голос:– Это он?На Тревиса накатила волне тошноты, таким леденящим и ужасным был этот голос. Но каким же образом он вообще может что-либо чувствовать? Ведь у него нет тела, только душа. Но она невидима, она затерялась где-то в этом сером тумане. И тем не менее обоняние у Тревиса сохранилось. Даже не имея тела, он ощутил отвратительный запах какой-то гнили.– Да, о да, хоунган , это он.Молина. Без сомнений, это голос Молины, говорящей с такой злостью, что одной ее достаточно было, чтобы убить человека.Мужчина заговорил снова. Очень громко, почти перекрывая бой барабанов, который стал еще яростнее.– Этой ночью придут лоа, огоун и эрзули , принесут тебе покой.Сквозь туман донеслись одобрительные возгласы. Откуда-то раздались монотонное песнопение и ритмичные аплодисменты. Что-то двинулось, и Тревис увидел тела, погруженные в транс и двигающиеся кругами. Танцующие размахивали руками, белые кости стучали, а бой барабанов не умолкал ни на минуту.– Он умрет, – прокричал хоунган . – Злой дух умрет. И будет умиротворена душа твоего давно умершего дедушки.– Несите сюда жертву.Часть из услышанных Тревисом слов была произнесена на диалекте французских креолов, который Колтрейн выучил у себя в болотистых протоках Луизианы. Туман начал рассеиваться. Тут Тревис понял, что постепенно выходит из состояния ступора, в которое впал, очевидно, из-за отравленного ядовитыми травами рома. Только сейчас он начал осознавать происшедшее. Так, значит, все дело в роме. В той самой проклятой бутылке, которую, как считал Тревис, он должен был наполовину выпить, а она, к его удивлению, оказалась почти полной. Кто-то проскользнул к нему в комнату и чего-то насыпал в эту бутылку, чтобы его усыпить. Он сделал всего лишь глоток, а ведь Элдон – целых два. Теперь ясно, почему поведение Харкорта так изменилось.Тревис не отважился раскрыть глаза до конца. Пусть думают, что он еще в состоянии сна. Да так оно почти и было на самом деле, потому что координировать свои мысли Колтрейну стоило большого труда. Эти мысли шевелились в голове очень медленно, и уловить их было нелегко.Сквозь чуть сомкнутые ресницы Тревис мог разглядеть пламя множества факелов и странно одетых туземцев, кружащихся в танце. Свободные балахоны на них были черного и алого цвета. У большинства женщин тела были прикрыты лишь юбками, а вспышки пламени высвечивали их голые груди.– Сегодня ночью придет гуеде . Этого потребует Барон Самеди . Тебе воздадут надлежащую честь, джеунесс .Тревис сумел заметить, что тот, кого назвали хоунган , был темнокож, высокого роста и костляв. Он был украшен перьями, лицо его покрывали белые и желтые полоски. Стоя впереди Молины, негр что-то тряс у себя над головой. Молина же стояла на коленях, склонив голову вниз.– Тебе воздадут честь, чтобы умиротворить твоего дедушку, – кричал долговязый. – А потом Барон Самеди всем объявит, что ему должны принести жертву. – Негр побежал к Тревису, который поспешно закрыл глаза и замер, вслушиваясь в безумный треск, издаваемый похожим на тыкву предметом, прямо над его лицом.– Нет. Не надо его убивать.Тревис мог слышать, как Молина слезно умоляет хоунгана, но сохранять ясное сознание было выше его сил. Ох, будь проклят этот треск над головой! Тот мальчишка с берега Луизианы рассказывал тогда Тревису про ассон . Это такая тыква, которую наполняли камешками, змеиными позвонками и землей, принесенной с кладбища. И именно этим предметом пользовался сейчас жрец, когда призывал усопших и повелевал живыми. В этот самый миг барабаны повторяли ритм трещащей тыквы. Тогда мальчишке очень хотелось показать Тревису ассон , который был у его отца. Но Тревис остался равнодушен к его рассказу. Его совсем не интересовал ассон и сейчас. Единственное его желание было собраться с силами и сделать с этими туземцами что-нибудь такое, чтобы они его запомнили надолго. Числом они его намного превосходят, но, видит Бог, он отказываться от борьбы не намерен.Тревис инстинктивно стиснул кулаки, но понял, что запястья у него связаны. Хоунган заметил, что жертва зашевелилась, и закричал:– Он просыпается. Надо начинать жертвоприношение. Надо вызвать Барона Самеди и ублажить его.– Нет! Нет! Я хочу, чтобы его только наказали. Он должен быть моим, исполнять мои приказания, оставаться возле меня и никогда от меня не уезжать. Нельзя приносить его в жертву. О хоунган ! Я никогда этого не просила.– Надо все равно принести какую-то жертву.Тревис почувствовал, что теплая кровь брызнула ему в лицо. Глаза у него раскрылись, и он увидел, что над ним раскачивается цыпленок с перерезанным горлом. За цыпленком виднелось чье-то злобное черное лицо.– Танцуй банду ! – рыдала Молина. – Это умиротворит Барона Самеди . Умоляю! Банда . Тревис не знал, что это значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55