Луи зачитывал ей длинное послание, заготовленное им для короля. В послании обильно цитировалось Священное писание. Почти условно пересказывалась история о сластолюбивом царе Давиде, прекрасной Вирсавии и муже ее Урии Хеттеянине. В заключение маркиз настоятельно советовал Людовику XIV «вернуть ему жену и опасаться божьего гнева»!
Когда закончилось чтение этого исполненного справедливого гнева и жажды мщения письма, Мадемуазель обратила на гостя свои несколько выпученные голубые глаза и посмотрела на него с явным сочувствием.
– Но это же несерьезно, друг мой! Просто невозможно, чтобы король читал все это!
– Да почему же? Если никто не скажет ему правды, он не сможет ее услышать.
– Все это ничего не даст. Прежде всего, никто не захочет поверить, что эту проповедь сочинили вы сами. Заслугу припишут архиепископу Санса, который и так в довольно плохих отношениях с Атенаис.
– Пускай приписывают, кому хотят! Важно, чтобы король узнал, что думают на этот счет порядочные люди. Впрочем, я буду открыто настаивать на своем авторстве.
– И угодите в тюрьму, друг мой. Вас засадят за решетку. Вам хочется оказаться за стенами Бастилии? Учтите, они очень толстые, очень крепкие. Место это весьма невеселое.
– Что ж, пусть сажают! Если королю будет угодно добавить к оскорблению беззаконие, это коснется только его собственной славы!
– Нет, вы невыносимы! Ведите себя разумно! Таким образом только вы пострадаете от всей этой истории, которая должна, на мой взгляд, скоро кончиться сама собой. Королю, как всегда, надоест…
– Надоест Атенаис?! Это совершенно невозможно, Ваше Высочество! Мортмары не надоедают, от них не устают! Мне это слишком хорошо известно самому, несмотря на все, что я пережил!
– Кому вы адресуете свои романтические возгласы? – вздохнула Мадемуазель. – История тысячи раз доказывала нам, что может надоесть даже законная дочь французского короля! Ну и что?
Внезапно, пренебрегая всеми правилами этикета, Монтеспан упал к ногам принцессы.
– Она никогда не наскучит ему, я в этом уверен! От этого наваждения невозможно избавиться. Это совершенно необыкновенная женщина! Пусть Ваше Высочество простит меня, но я просто не знаю, кто еще мог бы мне помочь. Клянусь, я сам хотел бы успокоиться и вести себя разумно, но… я не могу, я не в силах!..
Маркиз спрятал лицо в ладонях. Взволнованная Мадемуазель увидела, как сквозь стиснутые пальцы просачиваются слезы. Принцесса ласково взяла своего гостя за локоть.
– Я отлично все понимаю, бедный мой друг! – сказала она с глубокой жалостью. – Но если позволить вам действовать так, как вам хочется, вы наделаете много глупостей. Значит, вы так ее любите, что почти обезумели от этого?
– И еще больше! Ваше Высочество бесконечно добры, но…
– Что «но»… Вы полагаете, мне неведомы безумства, на которые толкает любовь? Ах, мой друг, это-то как раз для меня не секрет! Я знаю об этом куда больше, чем вы можете себе представить. Поэтому позвольте-ка лучше мне попробовать помочь вам.
В эту самую минуту в комнату вошел лакей и спросил, угодно ли Мадемуазель принять господина де Лозена. Мадемуазель покраснела, как маков цвет.
На следующий же день, с самого утра, Мадемуазель, обеспокоенная состоянием, в котором видела вчера Монтеспана, приказала запрячь карету и отправилась в Сен-Жерменский дворец. Мадемуазель велела доложить новой фаворитке о своем приезде.
Та вместе с толпой восхищавшихся ею дам была в это время занята подбором тканей для своих будущих роскошных нарядов. Набросив на одно плечо изумительный бледно-голубой муар, расшитый серебром, словно изморозью, прекрасная Атенаис с восторгом глядела на свое отражение в высоком зеркале. Когда на пороге появилась принцесса, она едва успела присесть в глубоком реверансе.
– Какая честь! – воскликнула Атенаис. – Ваше Высочество у меня?..
– Не ради удовольствия, поверьте мне, дорогая, – проворчала принцесса, устраиваясь в большом кресле. – Жара страшная, и я предпочла бы не болтаться по улицам в такую пору. У меня в Люксембурге куда прохладнее, чем на здешних мостовых! Но я вас люблю и потому хотела как можно раньше дать вам добрый совет. Пожалуйста, прикажите всем выйти…
Последняя из женщин еще не успела исчезнуть за дверью, а принцесса уже взяла быка за рога. Она начала без обиняков:
– Вчера я видела вашего мужа. Он совершенно безумен. Я его ругала за это, но, моя дорогая, у него ведь есть все основания вести себя так. Вам следовало бы поостеречься: в том состоянии, в каком он находится, маркиз может быть для вас опасен.
Прекрасная Атенаис так побледнела, что румяна не смогли скрыть этого. Чтобы скрыть от гостьи, как она нервничает, маркиза принялась играть с беленькой собачонкой, сидевшей в корзинке.
– Чего мне опасаться? – вымолвила она наконец. – Король защищает меня. Луи ни за что не осмелится пойти против него!
– Король? – усмехнулась Мадемуазель. – Я, конечно, очень его уважаю. Что касается Луи… Ему в высшей степени наплевать на любую защиту… Он даже готов вызвать короля на дуэль перед всем двором… А вас, вас он готов удушить, чтобы рассчитаться сполна!
Атенаис испуганно взвизгнула:
– Но он же сумасшедший! Что я могу сделать с таким безумцем?
– Если хорошенько подумать, не такой уж он безумец. Поставьте себя на минутку на его место, Атенаис. Его сумасшествие лишь в том, что он продолжает любить вас… И любит, как мне кажется, еще больше, чем прежде.
– Но я-то его больше не люблю, – сухо проговорила госпожа де Монтеспан. – И вовсе не хочу жить с ним. Он должен с этим примириться.
– Это проще сказать, чем сделать. Вам слишком легко говорить… А я утверждаю, понимаете, я уверена, что он никогда не смирится. Можете мне верить, можете не верить, но берегитесь: у Пардальянов кровь горячая, и оскорблений они не прощают. Кроме того, в конце концов, он ваш законный супруг. И потому с ним надо хоть сколько-нибудь считаться, разве не так? Вам следует на какое-то время оставить двор и перебраться ко мне в Люксембург. Пожив у меня, вы, может быть, лучше разберетесь в себе самой. Да и Луи за это время немножко успокоится. Мне кажется, что игра стоит свеч…
Встревоженная, несмотря на все усилия казаться абсолютно безмятежной, а главное – не желая присутствовать при скандале, который может разразиться в Сен-Жерменском дворце каждую минуту, госпожа де Монтеспан приняла приглашение принцессы. Она отправилась в гости к Мадемуазель, не откладывая, прямо в ее же карете, намереваясь провести в Люксембурге несколько дней. Возможно, ее муж, узнав, что она добровольно выбрала разлуку с королем, станет вести себя более прилично.
Но однажды утром, когда обе женщины, еще в неглиже, наслаждались деликатесами легкого завтрака, лакей объявил о том, что господин де Лозен просит разрешения войти. Тот скорее ворвался, явно чем-то взволнованный. Благородный дворянин, казалось, был вне себя. Он чуть не забыл поздороваться. Ему благоразумно подставили кресло, и он наконец, запыхавшись, рухнул на мягкое сиденье.
– Ах, боже мой, боже мой! Какой ужасный скандал! – воскликнул он, как только, отдышавшись, смог заговорить. – Ах, какой чудовищный скандал! Ах, Ваше Высочество!.. Ах, мадам!.. Эта бедная женщина наверняка умрет от всего произошедшего!
Сразу же встревожившись, дамы обменялись взглядами: неужели Монтеспан натворил-таки глупостей?
Ни Мадемуазель, ни госпоже Монтеспан никогда еще не доводилось видеть господина де Лозена в подобном состоянии. Даже учитывая его истинно гасконский темперамент, немыслимо было представить, чтобы он настолько вышел из ума. Прислушиваясь лишь к тайным велениям своего сердца, Мадемуазель мгновенно подала своему другу бокал испанского вина.
– Но успокойтесь же, Лозен! Честное слово, можно подумать, вы только что потеряли кого-то, дорогого вашему сердцу! О ком вы, в конце концов, говорите?
– Я говорю о мадам де Монтозье, вашей подруге, – вздохнул Лозен, обращаясь к госпоже де Монтеспан. – Вы не хуже меня знаете, что ее супруг, ко всеобщему удовольствию, только что назначен воспитателем дофина. Ну, и вчера вечером в его особняке в Рамбуйе собралась большая толпа: все хотели поздравить нашу Жюли с высоким назначением мужа. Вокруг Жюли были только дамы. И вдруг в гостиную, подобно пушечному ядру, ворвался Монтеспан, его не смогли удержать слуги…
Обе женщины вскрикнули от ужаса, и это прибавило сил рассказчику. Понизив голос, чтобы добиться наибольшего эффекта, Лозен добавил:
– Маркиз просто растолкал дам, чтобы освободить себе проход к Жюли, которая сидела в знаменитой Голубой комнате своей матери, и там… Там он устроил ей чудовищную сцену!
– Ох! – вздохнула Мадемуазель. – А в чем же суть дела?
– Он откуда-то, сам не понимаю, откуда и от кого, узнал, что во время нашего недавнего путешествия во Фландрию вместе с Их Величествами мадам де Монтозье… ну… ну, скажем… якобы обеспечивала королю возможность излить свои пылкие чувства госпоже де Монтеспан…
– Господи! Что за гнусная клевета! – воскликнула принцесса. – Бедняжка Жюли – сама добродетель!
– Вполне возможно! Но тем не менее вчера вечером ей было открыто заявлено, что она исполняла роль – да простит меня Ваше Высочество! – сводни… Все это происходило при целой толпе дам. Некоторые из них, конечно, были очень рады услышать подобные обвинения. Я только что от Жюли, заходил навестить, – на нее смотреть жалко. Все время плачет и повторяет, что, наверное, скоро умрет…
Терпение госпожи де Монтеспан подверглось слишком тяжелым испытаниям. Она резко поднялась с места.
– Сейчас же еду туда. Госпожа де Монтозье страдает только из-за того, что дружна со мной, и мне следует немедленно отправиться к ней.
– Я поеду с вами! – воскликнула Мадемуазель. – Прикажите запрягать, дорогая Атенаис. Вы тоже поедете, Лозен?
– Ей-богу… Пусть Ваше Высочество простит меня, но столь чудовищное зрелище дважды в день, это уж слишком! Я бы предпочел дождаться Вашего Высочества здесь, если получу на это разрешение…
Разрешение, конечно, было дано, и Лозен обосновался в гостиной. Дамы отправились дежурить у постели старой герцогини. Атенаис была очень встревожена. Она знала, что при дворе смех убивает вернее пули, и с тоской спрашивала себя, как воспримет король известие о скандале, учиненном Монтеспаном.
Король возмутился, пришел в бешенство, но… не осмелился ничего предпринять. Тем не менее, взволнованный слезами и опасениями своей любовницы, он принял весьма странное решение, поручив охранять прекрасную маркизу все той же госпоже Монтозье! Атенаис перебралась в особняк герцогини. Полиция получила приказ тайно наблюдать за жилищем нового воспитателя дофина.
Но особняк Рамбуйе все-таки превратился в подмостки, где разыгралась новая трагически-бурлескная сцена, во время которой мадам де Монтозье думала, что уж на этот-то раз она обязательно умрет от ужаса и стыда. Совсем потерявший голову Монтеспан разработал план на редкость странной мести. В течение нескольких дней он посещал парижские притоны с единственной целью, о которой кричал на всех перекрестках: подцепить там дурную болезнь, чтобы наградить ею сначала собственную жену, а затем – при ее посредстве – короля. Весь Париж хохотал над этим. Не смеялась только одна Атенаис.
И вот она, бледнея, слышит крики и шум борьбы в прихожей особняка Монтозье. Ужас ее дошел до предела, когда чуть позже она увидела, как на пороге внезапно возник ее муж в сбитом набок парике. Он размахивал тростью, с помощью которой только что пробил себе дорогу в толпе полицейских и лакеев.
– Наконец-то я добрался до вас! – закричал маркиз, заметив свою жену, прижавшуюся к госпоже де Монтозье, которой было сильно не по себе. – Гнусное создание! Шлюха! Гулящая девка!.. Дрожите сколько угодно. Сейчас вы получите наказание, которое вполне заслужили!
Поскольку женщины еще теснее сомкнули свои объятия, Монтеспан, наблюдавший за ними, усмехнулся.
– Ну и дивную же скульптуру вы изобразили! Так и хочется пройтись палкой по обеим, как я только что поступил с этими болванами в прихожей! Вы вполне стоите друг друга!
– Сударь, – слабым голосом запротестовала Жюли. – Мой возраст…
– Ваш возраст! Вы же не вспомнили о своем возрасте, когда подкладывали мою жену в постель к королю!
– Луи! – умоляла Атенаис. – Успокойтесь!..
– Успокоиться? Вы явно не понимаете, мадам, как себя чувствует обманутый муж! Сейчас я объясню вам, потому что пришел сюда отомстить! Ах, вы больше не хотите жить со мной? Ах, теперь я вызываю у вас отвращение? Отлично, мадам, тем не менее сейчас вам придется подчиниться моему желанию и показать себя покорной женой…
Определенно решив перейти от слов к делу, Монтеспан отбросил трость, подскочил к обнявшимся женщинам, вырвал свою жену из рук госпожи де Монтозье и уже хотел было повалить ее на кушетку… Но вопли насмерть перепуганных дам к тому времени стали такими пронзительными, что это заставило ворваться в дом целую толпу лакеев и дополнительные силы полицейских. У Монтеспана едва хватило времени на то, чтобы подобрать свою трость и вытащить шпагу. Понимая, что имеет дело с явно превосходящими силами противника, он счел благоразумным ретироваться и бежал со всех ног, оставив жену и старую госпожу де Монтозье в полуобморочном состоянии.
Назавтра Луи де Монтеспан оказался в тюремной камере Фор-Л'Эвека. Устроенный им скандал наделал столько шума, что король разгневался. Но, проявляя странную стыдливость, полиция обвинила маркиза лишь в «неодобрении назначения господина де Монтозье на пост воспитателя дофина». Курам на смех.
Но, как бы там ни было, холодная и сырая тюрьма нимало не умерила пыла Монтеспана. Едва за ним с грохотом захлопнулись двери камеры, он принялся кричать во все горло, что никому не удастся таким образом заставить его остановиться. Он будет намерен и дальше, невзирая ни на что, защищать свою честь обманутого и оскорбленного мужа до тех пор, пока справедливость наконец не будет восстановлена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29