Чуть ли не с первых дней его появления здесь у нас начал пропадать скот, тогда как его стадо росло с неукладывающейся в голове быстротой. Но мы по-прежнему считали, что к пропажам он не имеет никакого отношения. Мы думали, что это дело рук апачей или навахо, мирились с потерями и продолжали работать от зари до зари. А Латимер продолжал вести себя как наш самый лучший друг.
У Хока прервался голос, и он замолчал. Совладав с собой, он продолжил:
– В один из вечеров, на закате, с запада к ранчо подъехали всадники, солнце светило им прямехонько в спину. Жестокие, беспощадные, они налетели на нас со стремительностью голодных стервятников, не оставив ни единого шанса спастись. Большинство наших работников пасли скотину и были далеко от ранчо. Двое, которые оставались с нами, погибли так же быстро, как и мои родители, хотя и были вооружены. Все случившееся стало для нас полной неожиданностью. Моя мать, может быть, и уцелела бы, но в нее угодила пуля, которая чиркнула по моей голове. Мама умерла сразу – упала, укрыв меня своим телом. Отец начал было отстреливаться, но у них были винчестеры, а у него – простой револьвер. Они быстро с ним покончили.
Анастасия, оцепенев, слушала Хока, и ужас мертвящим холодом сковывал ей сердце. Теперь она поняла, почему у них с Хоком оказалось так много общего. Она тоже потеряла все во время войны, но все же не столько, сколько Хок. Родители ее, слава Богу, живы, вот только тех земель ей уже не увидеть и не вернуть, а у него все наоборот: земли есть, но родителей ему уже не вернуть никогда.
– А потом они подожгли усадьбу, – ровным голосом продолжил свой рассказ Хок. – Ломали все, что попадалось под руку, и тащили все, что можно было украсть. Я хорошо успел рассмотреть Латимера, когда он подошел и пнул сапогом сначала труп моей матери, а потом и меня. Он ненавидел индейскую кровь в нас, даже в мертвых. Но именно индейская кровь меня и спасла, потому что мать мудро меня воспитала, – под ударом сапога я просто перекатился навзничь, притворившись мертвым. Все мое лицо было залито кровью, и он, наверное, подумал, что одной пулей убил и меня, и мать. Они уехали, когда уже совсем стемнело, а через несколько дней вернулись, чтобы забрать скот. В случившемся эти головорезы публично обвинили индейцев – они даже раскидали в нескольких местах вещи, говорившие о том, что это дело рук краснокожих. Настоящую правду знал только я один.
– И ты вернулся, чтобы отстроить свое ранчо заново? – спросила Анастасия.
Он посмотрел ей в глаза взглядом, ставшим вдруг ледяным, и ровным голосом ответил:
– Я вернулся отомстить Ти Эл Латимеру.
Сердце у Анастасии замерло. Вот оно что. Хок вернулся в северную Аризону, чтобы мстить.
– Подожди, Хок, – поколебавшись, заговорила она, обеспокоенная его намерениями. Ей отчетливо вспомнился визит Латимера в сопровождении двух вооруженных охранников. – Ты же не собираешься...
– Стейси, я собираюсь вернуть Ти Эл Латимеру все, что он в тот день сотворил с моей семьей.
– Послушай, но этот человек опасен, силен и, во всяком случае...
– Стейси, не читай мне христианской морали. Юг не только потерпел поражение в войне. Юг потерял свою культуру, почти лишился своего духа. Но я никогда не поверю, что, появись у южан хоть малейшая возможность, они не решатся на возмездие.
Анастасии живо припомнилась глубокая ненависть южан ко всему, так или иначе связанному с американским Севером. На Юге даже словечко «янки» выговаривали по-другому – «чертов янки», ни больше ни меньше. Да, она понимала его жажду отомстить, хотя до конца не могла с этим смириться. Но самое главное – она не хотела, чтобы он пострадал в результате всего этого.
– Но ведь ты можешь отстроить ранчо и без...
– Нет, Стейси. Неужели ты всерьез думаешь, что он позволит мне восстановить усадьбу, развести скот в местах, которые считает своими владениями?
– Ну хорошо, а может быть, прошедшие годы смягчили его неприязнь. В конце концов, смог же мой отец...
Хок ловко соскочил с лошади на землю, помог спуститься Анастасии и повел ее к развалинам. Пошевелив носком сапога обгоревшие головешки, он спросил ее:
– А ты забыла – твой отец сам сказал, что в последние недели его буквально замучили воры. А дальше – больше. Вчера на него напали и пытались убить. И кто же за всем этим стоит? А?
Анастасия замерла. Грудь сдавило так сильно, что стало почти невозможно дышать. Перед ее глазами встало бледное как полотно, искаженное от боли лицо отца, рубашка, вся залитая кровью... И Латимеры, отец и сын, оба вооруженные револьверами, в сопровождении головорезов.
– Хок! – Анастасия порывисто схватила молодого человека за руку. – Неужели ты думаешь? Я не могу поверить!
– Черт возьми, Стейси, я сказал именно то, что думаю обо всем этом!
– Так это Ти Эл Латимер? Вместе с Люком Латимером?
– Ну, насчет Люка я не знаю. Когда Латимер спалил наше поместье, он был совсем ребенком, чуть старше меня. Я очень сомневаюсь, что в то время он был соучастником, да и не уверен, что сейчас... Впрочем, не знаю, Стейси, не знаю...
– Хок, во все это почти невозможно поверить! Они были такими обходительными, так нам помогали. И ведь они помогли отцу поправиться.
– Конечно, конечно... чтобы потом его убить. Не доверяй им ни в чем, Стейси, – закончил Хок и обнял ее за плечи. – Перед тобой доказательство того, на что способен Латимер, и твоя семья вполне может стать следующей его жертвой.
Анастасия обессилено склонила голову Хоку на грудь. Ей не хотелось ни верить услышанному, ни слушать обо всех этих ужасах, что разрушали до основания ее идиллический мир. Хок ласково прижал ее к себе, и Анастасия услышала, как ровно и сильно бьется его сердце.
Хок погладил ее по волосам и снова заговорил:
– Я знаю, что в это очень трудно поверить, Стейси, да и я сам рассказываю тебе о Латимерах безо всякого удовольствия. Тем не менее я думаю, что пришло время оглядеться вокруг и принять меры предосторожности.
Анастасия, уткнувшись лицом ему в грудь, невнятно пробормотала в ответ:
– Все это просто выше моих сил, просто немыслимо. И мне так жалко твоих папу и маму, Хок. Я знаю, каково тебе сейчас. Это счастье, что моя семья по-прежнему со мной.
– Конечно, Анастасия. Я сделаю все, чтобы вы и дальше были вместе, поэтому мы сейчас отправимся туда; где, как я очень надеюсь, мне удастся тем или иным образом доказать, что Латимер замешан в покушении на твоего отца.
Он слегка отстранил ее от себя и посмотрел ей прямо в глаза.
– Ты сказал – сейчас, Хок? Он кивнул:
– Да, поехали, пока еще достаточно светло. Я отыскал то место, где была засада, и хочу там все повнимательнее осмотреть. Раз это были белые, то следов там предостаточно.
Анастасия тоже кивнула, соглашаясь с ним. Ей тоже захотелось выяснить, не стоял ли за всем этим Латимер.
Он сели на лошадей и направились на запад, оставив позади обугленные руины ранчо Хока. Через какое-то время Хок повернулся к Анастасии:
– Я хочу тебе сказать, что давно уже твердо решил отстроить ранчо заново, но прежде я хочу добиться, чтобы скот твоего отца благополучно попал в форт Дефианс.
– Спасибо тебе. Ты нам так помогаешь!
– Еще я хочу, чтобы ты знала вот о чем. Я не смогу заняться своей личной жизнью до тех пор, пока не воздам по заслугам убийцам моих родителей. Не знаю, поймешь ли ты меня, но последние тринадцать лет я вынашивал планы мести. Пока я этого не исполню, родителям моим не будет покоя на небесах, а я не смогу заняться устройством своей жизни.
Анастасия снова кивнула, чувствуя, как сжимается сердце. Неужели он имеет в виду, что они будут вместе только после того, как он отстроит свое ранчо, а до этого...
– Я не могу и не буду тебя просить быть со мной в этих перипетиях, Анастасия. Это было бы нечестно – ведь меня могу убить.
– Хок! Не говори так!
– Это вполне может случиться, к чему кривить душой? Мне хочется, чтобы ты и об этом знала. Часть меня, частичка моего сердца, моей души навсегда осталась с моими родителями, и, пока я не исполню того, что пообещал им... тогда, на краю их могилы... мое сердце не сможет принадлежать тебе целиком, Анастасия, а меньшего я предлагать тебе не хочу.
Анастасия открыла было рот, чтобы ответить, но Хок покачал головой:
– Не надо ничего говорить. Всякое теперь может случиться. Я хотел, чтобы ты узнала меня получше. Вот потом, когда все это закончится, вот тогда...
– Хорошо, Хок, – улыбнулась Анастасия, чувствуя, как приятное тепло начинает окутывать ей сердце, – не будем об этом.
Хок вдруг улыбнулся как мальчишка. Глаза его просияли от радости.
– Отлично. А теперь нам стоит поторопиться. Худо-бедно, а мы проболтались без дела чуть ли не целый день.
– И кто в этом виноват? – весело поддела его Анастасия.
– Как кто? Ты, конечно, – мгновенно отреагировал Хок и, засмеявшись, пустил коня легким галопом.
Анастасия устремилась за ним следом, и дальше они ехали уже молча, забыв о личных желаниях. Впереди их ждало гораздо более серьезное дело.
Довольно быстро они выехали к высохшему руслу реки и некоторое время поднимались по нему вверх. Постепенно берега вокруг стали очень крутыми, сплошь изрезанными следами от потоков воды, что устремлялись вниз всякий раз, когда на иссохшую землю обрушивались дожди, но сейчас все кругом было безмолвно и сухо. Солнце висело уже довольно низко над горизонтом, длинные послеполуденные тени тянулись от склонов поперек русла. Наконец Хок, приглядевшись, натянул поводья и остановил лошадь – они добрались до того места, где был ранен Шеффилд Спенсер.
Настороженно и медленно Хок обвел местность взглядом и только после этого разрешил Анастасии слезть с лошади. Они оставили обоих мустангов щипать траву на близлежащей лужайке и углубились в один из узких каньонов, которые за тысячи лет успела продолбить в камне вода.
Анастасия шла следом за Хоком, толком не зная, что нужно искать, и боясь обнаружить что-нибудь ужасное. Хок поразил ее тем, что двигался совершенно бесшумно и стремительно. Он вдруг показался ей чужим и незнакомым – таким ей его видеть еще не доводилось. Правда, она тут же себе напомнила, что он наполовину индеец и знает многие повадки этого народа. Хок, улыбаясь, повернулся к Анастасии:
– Посмотри-ка сюда, Стейси. – Он показал рукой на обнаруженные им следы. – Индейских пони здесь не было. Все эти лошади были подкованы, если только это не были индейцы, специально взявшие подкованных лошадей, чтобы сойти за белых и сбить всех с толку, но вряд ли это было так.
Анастасию поразила его проницательность. Она медленно шла следом за ним, наблюдая, как он внимательно осматривает землю, пыль, траву – все подряд, не пропуская буквально ничего. Вскоре они добрались до вершины склона. Здесь Хок чуть ли не удесятерил свое внимание, тщательно обследуя каждый дюйм. Наконец он остановился, присел на корточки и приглашающим жестом подозвал Анастасию к себе, и она присела рядом с ним.
– Здесь были три лошади, и они некоторое время тут топтались, ждали кого-то. Смотри, вот там трава объедена, а следы копыт с явными отметинами подков, да и навоз еще не успел засохнуть.
Анастасия вся обратилась во внимание и слух, прекрасно понимая, чем все это закончилось для отца. Здесь была засада – отсюда в него стреляли! Никаких сомнений быть не может.
Хок поднялся на ноги и медленно пошел дальше, высматривая видимые только ему следы. Анастасия осталась на месте, не желая ему мешать. В ожидании, когда он закончит, она с любопытством огляделась. Да, отсюда видно очень далеко во все стороны. Хорошее место, чтобы поджидать жертву. Если отец со своими людьми оказался бы поблизости, не составило бы особого труда заманить их в лабиринты каньонов и спокойно прикончить. Анастасия содрогнулась от этой хладнокровной логики планирования убийства.
– Стейси! – с волнением в голосе окликнул ее Хок. Анастасия подбежала к нему и присела рядом на корточки.
– Смотри! Здесь они и сидели в засаде. Анастасия разглядела на земле неясные следы сапог.
– И вот еще там. – Хок показал пальцем сначала вправо, потом влево от себя. – Там они стояли по одному. Но здесь, именно вот здесь, сидел на корточках Ти Эл Латимер, сидел точно так, как сейчас сидим мы с тобой. Отсюда он подстерег твоего отца и ранил его.
– Откуда ты это все знаешь?
– Это нетрудно, – усмехнулся Хок, и глаза его заблестели от удовольствия. – Мы знаем, где нашли твоего отца. Здесь самая лучшая позиция для точного выстрела. Но решающее, неопровержимое доказательство того, что стрелял именно Латимер, вот оно. – И Хок показал на что-то в самом отпечатке следа сапога.
– Я не понимаю.
– Присмотрись повнимательнее.
На этом следе каблук сапога слегка подвернулся, и на земле четко отпечаталось колесико шпоры.
– Да, я вижу след шпоры, но что из этого?
Хок не сумел сдержать торжествующей улыбки, которая сейчас скорее была похожа на гримасу. Отогнув полу кожаной куртки, он полез рукой в нагрудный карман рубашки и осторожно извлек какую-то маленькую серебряную штучку.
– Протяни руку, – попросил он.
Анастасия протянула ему открытую ладонь, и он положил на нее то, что достал из кармана. Некоторое время она растерянно рассматривала маленький кусочек металла, не понимая, что это такое.
– Это обломок шпоры Ти Эл Латимера.
– Откуда ты это знаешь?
– Все просто. Он всегда носил дорогие серебряные испанские шпоры. Ото всех остальных их очень легко отличить. У них колесики с очень длинными зубцами. Я ношу техасские шпоры. Видишь, зубчики на них небольшие – они не ранят бока лошади.
Анастасия все равно ничего толком не могла понять.
– Ковбой сердцем прикипает к своим излюбленным шпорам и другим штучкам, связанным с его работой. Умелое обращение со шпорами частенько спасает жизнь скотоводам. Так что шпоры меняют крайне редко, только в исключительных случаях.
– Это я понимаю, – вставила Анастасия, зная теперь, почему Хок с таким упорством возит с собой повсюду старое, потертое седло.
– Так вот, все знали, и я в том числе, какие шпоры носит Латимер. В тот вечер, когда они напали на мою семью, он тоже их надел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43