Плутократам еще не удалось прибрать к рукам весь Рим, и они прекрасно сознают это. Так почему бы не вставить клин в еще не заделанный ими зазор? А именно – чьими-нибудь устами предложить принятие закона, по которому состав главных судов делился бы пополам между сенатом и орденом всадников…
– Вбить клин! – отозвался Сцевола, у которого на мгновение даже перехватило дыхание. – Всадникам будет трудно найти убедительные доводы для того, чтобы отклонить это предложение. Для них оно столь же лестно, как осенение сенаторской оливковой ветвью… Что может быть честнее, чем разделить власть пополам?! И в этом случае никто не сможет обвинить сенат в том, что он пытается узурпировать судопроизводство!
– Н-да… – протянул Красс Оратор, усмехаясь. – И если сенат выступает сомкнутым строем, то среди всадников всегда найдется несколько лелеющих честолюбивые планы попасть в Гостилиеву курию. Когда суд присяжных состоит сплошь из всадников, это не имеет значения, но если всадников в нем будет лишь половина, при помощи таких честолюбцев можно будет добиться перевеса в нашу пользу. Хитро придумано, Марк Ливий!
– У нас же всегда будет тот аргумент, – поддержал Агенобарб, – что мы, сенаторы, обладаем неоценимым юридическим опытом и наше присутствие в судах благотворно скажется на их деятельности. Что ни говори, мы все-таки руководили судами на протяжении почти четырех веков. Конечно, в современных условиях, скажем мы, такого единовластия допускать нельзя, но и исключать сенат из процесса судопроизводства тоже не следует!
Для Агенобарба, верховного жреца, подобный аргумент звучал вполне убедительно. Со времен своей судейской практики в Альбе Фуценции, когда еще был в силе lex Licinia Mucia, он сильно изменился, хотя Красс Оратор по-прежнему вызывал у него неприязнь. Здесь, однако, они стояли бок о бок, объединенные классовыми интересами, необходимостью защищать сословные привилегии.
– Логичное рассуждение! – просиял Антоний Оратор.
– Согласен, – поддержал Скавр и повернулся к Друзу. – Марк Ливий, ты сам намерен взяться за это в качестве претора или предложить кому-то другому?
– Сам, но не в качестве претора, – отвечал тот. – Я намерен выдвинуть свою кандидатуру на выборах народных трибунов.
Все в молчании изумленно воззрились на Друза.
– Это в твоем-то возрасте? – первым обрел дар речи Скавр.
– Мой возраст дает мне определенное преимущество, – спокойно отозвался Друз. – Хотя по возрасту мне впору быть претором, я решил баллотироваться в трибуны. Никому не придет в голову обвинить меня в незрелости, отсутствии опыта, излишней горячности, жажде славы – в том, что обычно движет другими кандидатами на эту должность.
– Тогда какие мотивы движут тобой? – осторожно поинтересовался Красс.
– Стремление провести в жизнь кое-какие законы… – ответил тот все так же спокойно и собранно.
– Ты мог бы сделать это и будучи претором, – заметил Скавр.
– Да, но без той легкости и общего согласия, какими пользуется избранный плебсом трибун. С развитием Республики проведение законов стало уделом трибунов. Народное собрание наслаждается своей ролью законодателя. Так к чему нарушать статус кво?
– Стало быть, у тебя на уме несколько законов… – проронил Сцевола.
– Да, это так.
– Так опиши нам хотя бы в общих чертах, что это за законопроекты.
– Для начала я хочу вдвое увеличить численность сената, – заявил Друз.
Это сообщение вновь было встречено общим молчанием и разинутыми ртами. Присутствующие напряглись.
– Марк Ливий, ты начинаешь походить на Гая Гракха, – в голосе Сцеволы прозвучало предупреждение.
– Я понимаю, отчего тебе так кажется, Квинт Муций. Суть же заключается в том, что я руководствуюсь стремлением усилить влияние сената в правительстве. И мне достанет широты взглядов, чтобы использовать идеи Гая Гракха, если те способствуют достижению поставленной мною цели, – парировал Друз.
– Каким же образом введение в состав сената всадников может способствовать усилению его могущества? – вмешался Красс.
– Именно такова была идея Гая Гракха… Я же предлагаю кое-что иное, – принялся объяснять тот. – Прежде всего, кто из вас не согласен с тем, что нынешний состав сената недостаточен? Все меньше сенаторов посещают заседания, так что порою нам даже не удается собрать кворум. А если в придачу суды будут доукомплектованы сенаторами, у многих ли из нас достанет сил и на то, и на другое? Согласись, Луций Лициний, что даже в былые времена, когда в состав присяжных входили только члены нашего сословия, добрая половина или более того отказывались от исполнения возложенных на них судейских обязанностей. В отличие от Гая Гракха, который хотел пополнить сенат за счет всадников, я предлагаю ввести в его состав новых представителей нашего же сенаторского сословия с незначительным добавлением первых – чтобы они чувствовали себя польщенными. У всех нас есть дядья, двоюродные или троюродные младшие братья и дальние родственники, которые хотели бы войти в сенат и достаточно состоятельны, чтобы себе это позволить, – но не могут, так как он полностью укомплектован. Именно этих людей я ввел бы в первую очередь в качестве новых членов. Что касается всадников, то не лучше ли таким способом превратить самых ярых противников сената из их числа в наших союзников, чем давать им титул сенаторов? Кандидатуры новых членов сената принимаются цензорами. В настоящий момент у нас нет для этого ни одного цензора, однако в апреле, либо год спустя, мы изберем двоих…
– Мне нравится эта мысль, – откликнулся Антоний Оратор.
– Какие еще законопроекты ты намерен выдвинуть? – спросил верховный жрец Агенобарб, пропустив мимо ушей замечание Друза насчет цензоров, ибо именно он, в паре с Крассом Оратором по праву должен был бы исполнять ныне эти обязанности.
– Пока не знаю, Гней Домиций, – туманно ответил Друз.
– Я так и думал, – фыркнул верховный жрец.
– Ну, возможно, на самом деле я знаю, – невинно улыбнулся Друз. – Но не готов изложить их перед столь высоким обществом. Но будьте уверены, вам дана будет возможность высказать по их поводу свое мнение.
Агенобарб лишь скептически хмыкнул.
– Я бы хотел знать, Марк Ливий, как давно ты решил выдвинуть свою кандидатуру в народные трибуны? – вмешался Скавр. – Я не раз спрашивал себя, почему, будучи эдилом, ты не стремился выступать в сенате. Видимо, ты приберегал свою тронную речь до лучших времен?
– Марк Эмилий, что ты такое говоришь? – в удивлении распахнул глаза Друз. – Эдилу ведь не о чем говорить перед сенатом…
– Хм… – пожал плечами Скавр. – Мне нравится твой образ мыслей, Марк Ливий, и ты можешь рассчитывать на мою поддержку.
– И на мою! – подхватил Красс Оратор.
Вслед за ними и все остальные обещали поддержать Друза.
Друз не объявлял о выдвижении своей кандидатуры в трибуны до самого дня выборов. Обычно считавшийся рискованным, прием этот в данном случае блестяще оправдал себя. Это, во-первых, избавило его от необходимости отвечать на неприятные вопросы во время предвыборной кампании, а во-вторых, помогло ему представить все таким образом, будто при виде того, кто баллотируется на эту должность, он просто схватился за голову и, чтобы хоть как-то скрасить картину, в последний момент, повинуясь внезапному побуждению, выдвинул свою кандидатуру. Самыми выдающимися среди прочих кандидатур были Сестий, Сауфей и Миниций – люди отнюдь не благородной фамилии и самых заурядных способностей. Имя Друза замыкало список из двадцати двух претендентов на это место.
Выборы прошли спокойно, при низкой активности голосующих. Последних явилось всего две тысячи – лишь небольшая часть от общего числа тех, кто должен был выразить свое мнение. Поскольку Колодец комиций вмещал вдвое большее число людей, переносить голосование в некое более просторное сооружение, вроде цирка Фламиния, не пришлось. После того как все кандидатуры были объявлены, председатель уходящей в отставку коллегии трибунов плебса открыл процедуру голосования, призвав избирателей разбиться поплеменно. Консул Марк Перперна, из плебеев, исполнявший функции наблюдателя, внимательно следил за ходом приготовлений. Из-за малочисленности пришедших рабам, которые держали канаты, отделявшие одно племя от другого, не пришлось отводить самым крупным из племен специально огороженные участки за пределами Колодца комиций.
На выборах (в отличие, скажем, от плебесцита по поводу принятия какого-нибудь закона или судебного приговора) представители всех тридцати пяти племен голосовали одновременно, а не поочередно. Корзины, куда опускали надписанные восковые таблички для голосования, установлены были на временном помосте, сооруженном под той стороной трибуны, что была обращена внутрь Колодца комиций. Место наверху было отведено уходящим в отставку народным трибунам, кандидатам в их преемники и консулу-наблюдателю.
Временный деревянный настил покрывал нижние ярусы Колодца, скрывая их от взглядов присутствующих. Тридцать пять узких проходов круто поднимались вверх со дна Колодца к тому месту, где стояли корзины. Канаты, протянутые поперек ярусов, отделяли одно племя от другого, так что сверху все это походило на нарезанный кусками пирог. Каждый избиратель подходил к своему проходу, получал из рук стражников вощеную табличку, на мгновение останавливался, чтобы нацарапать на ней имя кандидата, после чего устремлялся вверх по настилу, к корзинам, и бросал туда табличку. Исполнив свой гражданский долг, он проходил дальше, в верхние ярусы, и покидал Колодец через один из двух выходов, расположенных по обе стороны от трибуны. Однако те, у кого достало энергии и любопытства надеть тогу и явиться для голосования, обычно не уходили совсем, а оставались ждать результата в нижнем форуме, болтая, закусывая и наблюдая за ходом процедуры.
В течение всех выборов уходящие в отставку народные трибуны стояли в глубине уготованного им возвышения, баллотирующиеся кандидаты – перед ними, а у самого края трибуны сидели на скамье экс-председатель коллегии трибунов и консул-наблюдатель, с удобством следившие за происходящим.
Некоторые племена (в особенности свои городские) были в тот день представлены несколькими сотнями голосующих, тогда как другие – гораздо меньшим числом. С самых отдаленных окраин прибыли от силы дюжина или две избирателей. При всем том каждое из племен, по сути дела, обладало лишь одним коллективным голосом: голосом большинства. Это, в случае с сельскими племенами, обеспечивало им непропорционально большой вес при голосовании, не соответствующий численности явившихся его членов.
Как только какая-нибудь корзина наполнялась, ее убирали, чтобы пересчитать таблички, а на ее место ставили пустую. Подсчет велся за большим столом, установленным на верхнем ярусе, прямо под трибуной, на виду у консула-наблюдателя. Тридцать пять custodes и их помощники работали с разной нагрузкой, в зависимости от числа голосующих того или иного племени.
Когда, часа за два до захода солнца, все, наконец, было закончено, консул-наблюдатель огласил результаты перед теми, кто остался и теперь собрался вновь в помещении, уже не перегороженном канатами. Он дал также разрешение на публикацию итогов голосования. Лист пергамента с сообщением должны были вывесить на задней, обращенной к форуму, стене трибуны, где в течение нескольких следующих дней с ним мог бы ознакомиться любой римлянин.
Новым председателем коллегии трибунов провозглашен был Марк Ливий Друз, избранный подавляющим большинством голосов. Предпочтение его кандидатуре отдали все тридцать пять племен – случай небывалый для подобных выборов. Миниций, Сестий и Сауфий также удостоились избрания в трибуны. А вместе с ними – еще шестеро совершенно безвестных кандидатов: чьи имена никому ничего не говорили и которых напрочь забыли спустя год, когда истек срок их полномочий. Друз же был рад, что не встретил среди остальных претендентов достойных соперников.
Коллегия народных трибунов занимала помещение в нижнем этаже базилики Порции, в том ее крыле, что находилось ближе к зданию сената. Помещение это представляло собой просторную комнату с непокрытыми полами, несколькими столами и табуретами, которая казалась теснее из-за разбросанных там и сям массивных колонн (базилика эта была старейшей среди всех, что явствовало из ее нелепой архитектуры). В те дни, когда заседания народного собрания, комиции, не проводились или отменялись, народные трибуны собирались там и принимали приходивших к ним с просьбами, жалобами и предложениями.
Друз с нетерпением ожидал момента, когда он сможет приступить к исполнению новых обязанностей, а также дня, когда ему предстояло произнести в сенате торжественную речь в качестве нового главы коллегии народных трибунов. Оппозиции со стороны старших сенатских чинов ему было не избежать. Ибо Филипп был переизбран младшим консулом (заместителем Секста Юлия Цезаря, первого представителя Юлианского рода на консульском посту за последние четыреста лет), а Цепион вновь стал претором – хотя и одним из восьми, а не из шести, как обычно. Порою сенат решал, что шестерых преторов будет недостаточно: в тот год именно так и было.
Друз намеревался выступить первым со своими законопроектами, однако его опередили. Десятого декабря, едва успела закончиться официальная церемония введения в действие новой коллегии народных трибунов, Миниций, этот чурбан, ринулся вперед и пронзительным голосом провозгласил, что считает своим первейшим долгом предложить принятие закона, необходимость в котором давно назрела. До сих пор, верещал Миниций, дети, рожденные от брака между римским гражданином и неримлянкой, получали римское гражданство. Это неправильно: в результате развелось слишком много нечистокровных римлян! Чтобы оградить чистоту нации, продолжал вещать Миниций, необходимо принять закон, который отказывал бы в римском гражданстве детям от любых смешанных браков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66