Не знали, да им и ведать не нужно было о спортивных разрядах доктора. И хотя первого бородача Иван легкой щепкой перебросил через себя, второго и третьего, столкнув лбами, разбросал в стороны, четвертого сбил ногой, а вот пятый сумел-таки навалиться. В ту же секунду в Волонихина вцепились и те, кого он только что отбил, и подоспевшие боевики из отряда Одинокого Волка. Доктор только успел сунуть руку в карман, где притаился пистолетик Марины.
– Бери его, – орали бородачи, и он, не зная их языка, отчетливо понял, чего хотят.
Эх, была бы граната…
В спешке еле попал пальцем в скобу. И прежде, чем ему заломили руки, поднес пистолетик к виску и нажал на спусковой крючок. Как тихо стреляют по сравнению с автоматами дамские пистолетики!..
Заремба и Туманов успели только увидеть, как надломился Иван с нависшими на нем гроздьями боевиками. Чем-то помочь было поздно, и вынужденно лишь наблюдали с двух сторон, как собирали своих соплеменников боевики, укладывали на самодельные носилки. Каждый проходивший мимо считал своим долгом ударить ботинком по окровавленной голове доктора, но в конце концов присыпали землей и его. Дольше и с большими почестями хоронили в центре поляны собаку. Переговорив по рации, принялись выносить убитых и раненых ближе к дороге.
К могиле Ивана спецназовцы подошли, не видя друг друга. И почти одновременно, уже в сумерках, когда убедились, что боевики ушли из района. Кивнули друг другу, замерли над бугорком. Ничего не стали менять, Заремба лишь вытащил ошметки карты, вгляделся в нее, запоминая место. Пограничник тоже глянул на клок бумаги, потом проверил себя – указал место захоронения Марины, Работяжева, Дождевика и Чачуха.
Сошлось. Лучше бы не было чему сходиться…
– Слишком легко все начиналось, – в который раз, но теперь уже вслух проговорил Заремба.
– Что дальше? – поинтересовался Туманов.
– Уходить. Как ни странно, опять в долину. Горы они сейчас перекроют.
– А может, отлежаться? Они ловят движение, поэтому надо замереть.
– И желательно под носом. Под самым носом. Может быть, снова в кошаре или даже около базы Волка…
Пограничник вдруг наклонился, подобрал половинку уже расщепленного, но не съеденного ореха, валявшегося на бруствере среди стреляных гильз. Заремба покопался у себя в карманах, нашел еще два зеленых кругляша и, словно цветы, положил их на могилу Волонихина.
И первым пошел в лес.
Глава 10. Запятые расставляет редактор
Брели до середины ночи.
От первоначальной задумки переждать поиски под носом у Волка решили отказаться – выбираться-то все равно придется.
– Лучше давай выйдем поближе к нашим блокпостам, – предложил новый вариант Заремба, готовый хоть сейчас по памяти нарисовать расположение блокпостов вдоль всех чеченских дорог. – Займем местечко ровно посередине между боевиками и ими – как правило, посты и банды друг друга не трогают.
– Что ж это за война такая договорная? – удивился Туманов, хотя после всего случившегося мог бы подобных вопросов и не задавать.
Заремба тем не менее пояснил, памятуя, что это он навоевался здесь вдоволь, а Туманов с Чечней соприкасается впервые:
– Потому что заставили воевать тех, кто не хочет этого делать. С обеих сторон. Это первая война, где обе стороны не хотят воевать.
– Чечены не хотят воевать? Да они по злобе своей давно ягуаров переплюнули!
– Отмороженных везде хватает, – спокойно отреагировал подполковник. – У нас, между прочим тоже. А ведь по большому счету войны люди не хотели. По крайней мере, подавляющее большинство.
– Что же толкнуло?
– Мне кажется, когда на Грозный пошли танки, оружие в руки взяли даже те, кто ненавидел Дудаева. А об этом как раз и не подумали, мозгов не хватило. Словом, чеченская собака могла пробежать, отбрехав впустую, мимо, но в России кто-то взял палку и бросил в нее. Собака огрызнулась, оскалилась. Это не понравилось, и вместо палки вытащили ружье… Одним бы переломать руки, а вторым выбить клыки. Не умеете разговаривать по-людски – не хрен занимать посты. И пудрить людям мозги своей незаменимостью.
– Извини, но после всего, что произошло, защищать чеченцев…
– Не чеченцев хочу защищать, а истину.
Говорили шепотом, некоторые слова домысливали. По каким-то позициям не соглашались меж собой, но предпочитали не спорить, а продолжать разговор: он всегда скрашивает дорогу. Не говоря уже о том, что офицеры просто боялись остаться наедине со своими мыслями.
Дошло и до того, о чем Заремба догадался еще в Балашихе:
– Теперь мне окончательно ясно, почему группу подбирали именно таким способом, чтобы ни у кого не оказалось родных и близких. Погибших никто не станет искать. Грамотно, но… подло ведь!
– Конец восьмидесятых и девяностые годы по количеству подлости могут, наверное, соперничать с целыми столетиями, – на этот раз безоговорочно согласился подполковник. – Хотя о народе и о его интересах орется больше и чаще.
Помолчали, пролистывая в памяти события последних лет и сопоставляя их со своей судьбой. Пограничник остановился на самом главном:
– Знаешь, я ездил на проводы заставы. Когда снимали заставу, – уточнил Туманов. – Бээмпешки выходят за КПП, водители дают сигнал – и вдруг слышу, что у каждой машины свой голос. Они по-разному сигналят, Алексей. Они плакали, не говоря уже о солдатах. До сих пор в ушах эти сирены.
– Ты терял символ, – согласился с печалью пограничника Заремба. – А вот мне даже попрощаться не с чем было. Бригаду спешно создавали после октябрьских событий в Москве для всяких новых усмирений. И флаг не успели дать. Новые знамена, как ты знаешь, не утвердили до сих пор, вот и воевал мой спецназ без боевого Знамени. Представляешь, солдаты без Знамени, хотя у каждого грудь в орденах и медалях! На чем еще армия держится? Наверное, на таких остающихся там пока дураках, как мы. Тут ты прав.
– Нас выгоняют, – напомнил Туманов нынешнее положение обоих.
– Выгоняют. И тут же со стороны тайно зовут снова. Как думаешь, нам гордиться или… – Заремба не смог подобрать определение, но все равно повернулся к спутнику: и так ведь ясно, о чем речь.
– «Или», – высказал свое мнение пограничник. И без перехода вспомнил: – А Марина все же хорошая женщина… была. Жалко ее.
– Всех жалко. А ее вдвойне, – вздохнул Заремба. – Семен ей больше, конечно, подходил, чем Иван.
– Они лежат рядом, – вспомнил Туманов последнюю Божью волю.
– Земля им пухом. А мы им не судьи.
Лес настолько привык к путникам, что перестал вслушиваться в их шепот, занимался сам собой – шорохами, вздохами, перекликами. На общее благо поблизости не оказалось дур-сорок, и никто ни за кем вроде не подсматривал и не верещал об увиденном на всю округу. Овчарка, вон, попыталась показать свою удаль и осведомленность – и что?
Все, что не ваше, – не трогайте…
В то же время тишина не давала никаких подсказок, и когда спецназовцы услышали стрельбу, обрадовались: значит, посты близко. Российские солдатики, посланные умирать неизвестно за что, без знамен и четких приказов, более всего не любили ночи и стреляли в темноту на каждый шорох, лишь бы обмануть судьбу и продержаться до рассвета. При дневном свете умирать вроде не так страшно…
Беспорядочная стрельба напомнила пограничнику его недавние заботы:
– Мне однажды на заставу пришло указание из отряда: в целях экономии при выполнении начального упражнения сократить количество патронов. А на выполнение упражнения выдается всего-то три патрона. Долго думали, как выискать в них тридцать процентов.
– Нашли?
– А как же! Отрапортовал: резервы найдены, распоряжение выполнено. Похвалили. Какое же идиотство творится в верхах!
Заремба лишь вздохнул, чтобы не бередить душу. Уж ему-то, вроде без войны заимевшему на грудь четыре боевых ордена, не знать, какие дыры латать посылают армию. Личная преданность становится главнее ума. Ох, аукнется это армии и стране. Уже аукнулось в Чечне!..
Вздох подполковника Туманов расценил по-своему:
– Не согласен?
– Куда уж не соглашаться! – махнул рукой Заремба. – Чай, глаза на месте.
На данный момент важнее было, чтобы на месте находились уши. По стрельбе, понемногу приближающейся, пытались определить расстояние до поста и в какую сторону чаще всего стреляют. Немного помог сориентироваться какой-то сумасшедший бронетранспортер, неизвестно чей и неизвестно почему раскатывающий ночью по трассе. Пулеметчик тоже не мог оставить его без внимания, и по гулу машины, стрельбе, ее сопровождавшей, мысленно прочертили трассу и наметили сбочь ее пост.
– Все, дальше опасно, – остановился спецназовец. – Дальше пойдут минные поля, да и свои еще перестреляют.
Пограничник глянул удивленно: а до этого нас кто расстреливал, не свои?
– Имею в виду – по дурости.
Пограничник склонил голову еще удивленнее: а ребята убиты разве не по дурости?
– Короче, готовим ночлег, – отмел философию подполковник.
Первым делом произвели ревизию оставшегося. Из еды – фляжка воды, немного соли и НЗ – два тюбика с какой-то кашей от космонавтов. Плюс грецкий орех.
С боеприпасами вышло повеселее – по автомату и пистолету. «Король джунглей», с десяток гранат, пять рожков с патронами. «Крона», «Туман», брезентовые подстилки, запасные носки, трико, присыпка. Ею первым делом посыпали ноги, дали им проветриться без носков.
Разом провели по щекам – побриться бы, но отложили это до лучших времен. Отсосали полтюбика каши, напоминающей гречку с тушенкой, запили водичкой – совершенно никакой после обеззараживающих таблеток, бросили на пальцах очередь на дежурство.
– Извиняйте, дядьку, – развел руками Туманов и первым улегся под «Крону».
Какое-то время еще повозился, заодно примериваясь к автомату – как до него быстрее всего дотянуться из разных положений, и уснул.
Заремба вытащил нож, срезал под корешок веточку, принялся вырезать на ней всякие змейки. Ночь долгая, а цепь мыслей еще длиннее. Думать хватит о чем…
– С вашего позволения.
– Что? Только быстро.
Однако Вениамин Витальевич урвал мгновение, чтобы осмотреть опустошенный кабинет шефа. Неуютные стены у начальника – неуверенность в душе подчиненного. Хотя, с другой стороны, какой он теперь подчиненный? Стало еще хуже – шеф начнет смотреть со стороны и требовать больше, потому что сам окажется отрезанным от первичной информации из Кремля и Белого дома. А знать, на кого вовремя поставить, – это выиграть миллионы и миллиарды. Или хотя бы не проиграть их. И, разумеется, долларов, на свои «деревянные» власть не играет. Бывший начальник стоял с одним кейсом около выдвинутых ящиков письменного стола, словно там могла проявиться некая бумажка, которая превратит все в шутку и вернет ситуацию со снятием на круги своя.
Вместо бумажки-Указа появился он, Вениамин Витальевич, что было явно неравноценно. И потому столь нелюбезно встретили его в кабинете. Зато у него есть что сообщить…
– Нашли военного корреспондента. Работает в журнале. Вот все данные – от размера обуви до последних публикаций в прессе, – Вениамин Витальевич выудил из подмышки первую папку. Хозяин скосил на нее глаза и поинтересовался главным:
– Что у него по связи с группой? Какие-то проявления есть?
– Поискали. Для этого, правда, пришлось организовать комплексную проверку редакции, – на свет извлеклась вторая папка. – В тематическом плане журнала есть заявка на проблемный материал о спецназовцах, которых уволили из армии. Главный рассказчик и герой материала – подполковник Заремба.
На этот раз человек-памятник протянул руку – даже низвергнутый с пьедестала он продолжал оставаться монументом. Вениамин Витальевич послушно протянул ксерокопию редплана.
– С вашего позволения: главному редактору могут порекомендовать не печатать подобный материал. И вообще не касаться темы.
– Ерувда! Времена иные. Публикацию с удовольствием отнесут или в «Московский комсомолец», или к Проханову в «Завтра». И там наделают еще больше шума.
Насчет шума шеф, наверное, погорячился, сам понял перегиб и добавил с иной тональностью:
– Даже если шума не случится, материал могут прочесть два-три человека, которым хватит малейшей зацепки за «Кобру». А значит, и за нас.
– Тогда как быть? – Вениамин Витальевич, не видя выхода, полез за платком.
Хозяин оторвался наконец от стола. Прошелся по кабинету, собираясь с мыслями. Что-то придумал, но выкладывать сразу идею не торопился. Некоторое время постоял около окна, поглядывая на кремлевские звезды. Когда-то он рьяно настаивал на том, чтобы их заменили двуглавыми орлами. Уродцы, конечно, но на подобных идеях – переименование улиц, замена символик, создание всевозможных фондов и движений, обязательно поддерживающих идеи демократии и общечеловеческие ценности, можно было дополнительно продержаться на плаву месяц-другой. А вот с орлами не успели. Жаль. Очень и очень жаль…
– Как быстро можно зарегистрировать новый журнал?
– Совершенно новый? Наверное, неделя.
– Он должен появиться на свет послезавтра. Обязательно с патриотическим названием, типа «Защитник Отечества». Перекупи материал о Зарембе и парочку других для отвода глаз. На правах эксклюзива – то есть чтобы больше нигде не печатал. И тисни в «Защитнике Отечества».
– Но это же все равно…
– Не все равно. Тираж заяви тысяч в пятьдесят, реально отпечатай экземпляров сто, раздай их авторам и пусть этим довольствуются. В нашем деле даже в гениальном произведении запятые должен расставлять редактор. На гонорар не скупись.
– Сделаем.
– Это первое. Второе – заменить корреспонденту номер домашнего телефона. Если посчитаешь нужным, сотвори это на всей лестничной площадке, чтобы не светиться. На МГТС выход есть?
– Найдем.
– Через их первый отдел во всех справочных Москвы поставьте против его фамилии звездочку – чтобы никому никогда о нем не давали никаких сведений. Зарембу нужно отрезать от твоего журналиста.
– С вашего позволения, а если ему на работу…
– Так обеспечь ему командировку куда подальше. За границу куда-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27