Ваша матушка колебалась, она боялась. Ее я не буду за это бранить: мнение матери диктуется ее любовью. Вы же, дорогой племянничек, явили пример малодушия, даже страха, и это было неприятно. Вы отказались от моей помощи с отчаянной энергией труса, вынужденного что-то объяснить в свое оправдание, и в качестве последнего мотива выдвинули свой ужас перед обычным морским путешествием протяженностью в двадцать три дня. Я поклялся забыть вас, и это мне удалось без особого труда. Тем временем вы взяли за правило регулярно писать мне, делясь вашими прожектами Прожект — здесь: неосуществимый проект, фантастический план.

и тем самым дозволяя мне разделять ваши надежды. Вам было двадцать пять лет, а посему предстояло, как и положено молодому человеку, воспитанному по буржуазной мерке, добиться скромной и бесполезной должности супрефекта Супрефект — во Франции представитель префекта в административном округе.

и гордо представлять администрацию в таких городах, как Лодев Лодев — город на юге Франции.

или Понтиви Понтиви — город на западе Франции.

. Вы могли бы также, закончив изучение юриспруденции, рассчитывать на сомнительную честь добиться личного преуспевания в обществе. Например, вам не возбранялось надеяться по завершении образования на получение должности заместителя прокурора, что позволило бы работать в суде высшей инстанции города, носящего звучное имя Понтодмер или Брив-ла-Гайард Брив-ла-Гайард — город на юге Франции.

. Но занимающие столь блестящие посты чинуши вынуждены нередко менять место обитания, что совершенно неприемлемо для вас, привыкшего к оседлому образу жизни. И вы предпочли галунам супрефекта и мантии заместителя прокурора место канцелярской крысы. Браво! Поздравляю вас с этим выбором: ведь не так просто быть всегда последовательным в реализации своих принципов! Возможно, вы заняли кресло ответственного служащего или даже заместителя начальника при зарплате в три тысячи пятьсот франков. И, вероятно, сибаритствуете Сибаритствовать — вести жизнь сибарита — богатого, праздного, изнеженного роскошью человека.

в просторном кабинете, затянутом зеленым репсом, — это, кажется, последний крик моды официозной Официозный — полуофициальный.

элегантности. Служащие, что пониже, вам, наверно, завидуют, коллеги уважают, а портье Портье — привратник, швейцар.

в ливрее низко кланяются. А что вам еще надо? Глупец!..» — Ну, это уж слишком! — прервал чтение Жюльен, раскуривая сигару. — Впрочем, не будем придираться к словам. Твой дядюшка, видать, был истинным философом.— Продолжай же, — произнес смиренно Жак, готовый еще и не то услышать.— «Глупец! Ведь здесь я обеспечил бы вам жизнь, какой умеют наслаждаться только землевладельцы Нового Света. Представляю себе улицу Дюрантен на Монмартре, где вы живете: душные, темные комнаты вплотную к четырем другим квартирам! Вы ходите из дома на работу и обратно с ритмичной последовательностью приступов хронического ревматизма. Вас душит галстук, костюм тесен, вы дрожите от холода, шлепая под зонтом по грязным лужам, или же — в иное время года — задыхаетесь, как астматик Астматик — человек, страдающий астмой — приступами удушья.

, в облаке ядовитой пыли. Вот и все пути-дороги вашей идиотской жизни, от которой только растет живот и выпадают волосы. В общем, вы строго отмеряете и удовольствия и заботы, аппетит подчиняете заработку, сон — обязанностям, комфорт — приработку, знакомство — выгоде. Вы вынуждены помнить цену на яйца и просите служанку разогревать остатки вчерашнего ужина. В театр вы ходите два раза в месяц, а сигары курите дешевенькие. При этом вы должны улыбаться своему начальнику, хотя вам хотелось бы послать его к черту, пожимаете руку этому проходимцу только потому, что он вхож к министру, и кланяетесь помимо своей воли ничтожествам, занимающим по очереди должность заведующего отделом кадров. Итак, распрощавшись с иллюзиями, свойственными каждому молодому человеку, вы проводите дни среди взяточников, крикунов, завистников, эгоистов и придурков, растрачивая то там, то здесь частицы своего сердца, — и так будет до тех пор, пока сами не станете таким же, как они. Это все не за горами, чернильная вы душа! А здесь вам бы принадлежали пятьсот квадратных километров земли и жили бы вы на свежем воздухе, купаясь в солнечных лучах и полностью удовлетворяя свои потребности, фантазии, желания, капризы. Вашему образу жизни могли бы позавидовать монархи п президенты обоих земных полушарий! Пожелаете бифштекс или просто котлету — прикажете забить быка: у меня их десять тысяч. А когда насытитесь, слуги выбросят остатки пиршества бродячим собакам или в реку на корм рыбам. Вы любите охоту? Тогда ничто не помешает вам подстрелить ламу Лама — здесь: южноамериканское животное рода верблюдовых, одомашненное индейцами и разводимое ими преимущественно ради шерсти.

, страуса или… А вздумаете помчаться по степи — выбирайте любую из двух тысяч моих лошадей, например, возьмите скакуна, при виде которого потекут слюнки у ваших расд5уфыренных спортсменов или жокеев, разодетых, как попугаи. Соскучились по концертам? Так усладите свой слух чарующей симфонией, исполняемой величайшим музыкантом — природой! Захотели золота или драгоценностей, пожалуйста: земля наша имеет все, чтобы удовлетворить любые прихоти. Придет вам в голову загадать невыполнимое — попробуйте испытать свои силы, и я верю — вы всего добьетесь. Если же однажды нападет на вас ностальгия Ностальгия — тоска по родине.

по Старому Свету, — человек ведь несовершенен! — то кто запретит вам провести несколько месяцев в Париже, тратя по десять тысяч франков в день и делая одного счастливым, а у другого вызывая злобу? Будут среди тех, кого встретите вы, и признательные вам за помощь, и неблагодарные, и откровенные завистники. Такое путешествие помогло бы вам сравнить электрический свет с экваториальным солнцем, витрины Пале-Рояля — с драгоценными ларчиками феи цветов, рукотворные памятники — с готическими Готический — здесь: относящийся к особому архитектурному стилю, развившемуся первоначально (в XII в.) в северо-западной Франции и характеризующемуся, в частности, стрельчатыми арками и сводами.

арками в девственном лесу. Вы сможете оценить по достоинству очарование свободы, которую получите здесь, в то время как в Европе приходится ежесекундно натыкаться на преграды, воздвигаемые вашей цивилизацией — злобной и догматической. Да, племянничек, я мечтаю одарить вас благополучием, защищенным от недобрых ветров окружающего мира. Я решил было завещать свое кругленькое состояние государству. Но в последний момент во мне шевельнулись угрызения совести, причину которых мне трудно определить. Перед моими глазами возник тот уголок Турени Турень, или Турен — историческая область на западе Франции, в бассейне реки Луары.

, где родились мы, нежное, ласковое лицо моей бедной сестры, преждевременно ушедшей из жизни. Я представил себе и вас — сначала упитанным карапузиком, потом юношей, которого я рад был бы прижать к сердцу и назвать своим сыном. Одним словом, мне трудно было противиться голосу крови. Поэтому, милый мой племянник, настоящим письмом я объявляю вас единственным своим наследником. Вам — поля моей Жаккари-Мирим! Вам — мои леса, луга, пастбища, залежи золота и бриллиантов! Вам — мои табуны лошадей, стада коров, овец! Вам — мои плантации табака, кофе, какао, сахарного тростника! Вам — все мои запасы — дома и в магазине! Вам — серебряные слитки и бриллианты, хранящиеся в Имперском банке Рио-де-Жанейро! Одним словом, вам — все, чем я владею. И при этом я ставлю только одно условие: чтобы вы лично приехали сюда, на фазенду Жаккари-Мирим, в Бразилию, принять все это состояние. В противном случае наследником будет государство, а вы так и останетесь жалкой канцелярской крысой. Я кончил, и счастливого вам путешествия, дорогой племянничек! Ваш американский дядюшка Леонар ВУАЗЕН. P. S. Вы получите это письмо, когда мой управляющий, славный малый, которого я вам рекомендую, похоронит меня в моих владениях, но достаточно далеко от дома, чтобы не смущать живых. Могила — зрелище печальное. Приходите иногда меня навестить». — Жак, — задумчиво сказал Жюльен, закончив чтение, — я только что признал, что ваш дядюшка — философ, теперь я бы добавил, что у него золотое сердце. За строками письма, в каждом слове — переливающаяся через край сентиментальность, желание нести тепло и ласку. Этого не скрыть даже изящной иронией. Буду откровенен с тобой, ты совершил большую глупость, отказавшись тогда навестить этого прекрасного человека. Что теперь ты думаешь делать?— Если бы я знал! Меня охватывает ужас при одной мысли о том, чтобы подняться на корабль!— Ты что, болен?— Это хуже, чем обычная болезнь. Хуже всего на свете.— Трусишь? Впрочем, не может этого быть, я видел тебя в драках. Ты сражался как лев. Уж я-то помню!— А что бы ты сделал на моем месте?— Проще простого! Побежал бы в транспортное агентство и заказал билет на первый же пароход, идущий в Бразилию. А там бы уж возложил цветы на могилу, что вдали от дома.— Я знаю, что умру в пути.— Фу-ты, мокрая курица!— Ты не знаешь, что такое морская болезнь!— А ты знаешь?— Увы! Однажды, себе на беду, я решил совершить прекрасную водную прогулку из Гавра Гавр — портовый город на севере Франции, в устье реки Сены.

в Кан Кан — здесь: портовый город на севере Франции, к югу от Гавра.

и по возвращении рассказать моим коллегам об этом путешествии. Но едва я ступил на сходни, со мной начало твориться нечто невероятное — как при холере или белой горячке. А когда пароход отправился в путь, стало совсем худо.— Обычная морская болезнь!— Наверное. Но такой силы, что и матросы и пассажиры, глядя на меня, испытывали не только сочувствие, но и отвращение. Не в силах подняться, истерзанный беспрерывными рвотными позывами, лежал я, словно грязное животное, в собственных нечистотах, уверенный в том, что конец мой близок.— Потом к морю привыкаешь.— Это так говорится. От Гавра до Кана не более трех часов, но, поскольку штормило, мы проплыли целых восемь. И с каждой минутой мучения мои становились все нестерпимее. Меня рвало кровью, я потерял сознание. Сам капитан, старый морской волк, говорил, что никогда не видел ничего подобного.— Ну и ну!— Я терпел эту качку восемь часов, возможно, выдержал бы и все двенадцать, но ведь от Бордо до Рио-де-Жанейро не двенадцать часов, а двадцать три дня! Уверен, что я окочурюсь по пути.— А давно совершил ты ту прогулку?— Лет двенадцать тому назад.— Может быть, твой организм за это время перестроился? Такое случается. Многие, страдавшие в юности морской болезнью, в зрелом возрасте смеются и над килевой, и над бортовой качкой.— Уверен, все будет, как и прежде. При одном лишь взгляде на деревянных коней карусели или на качели у меня начинает кружиться голова. Недавно я решил прокатиться на пароходике по Сене. Все повторилось, да так сильно, что пассажиры пришли в негодование, предполагая, что я хлебнул лишнего. Меня даже чуть не забрали в полицию за злоупотребление спиртными напитками в общественном месте. Морская болезнь — на Сене! А тут ведь надо Атлантический океан пересечь.— Ну что же делать?— Я не побоялся бы отправиться в Африку, к самому экватору, на Камчатку, куда угодно. Я силен как бык, моей выносливости, необычайной для типичной кацелярской крысы, любой бы мог позавидовать.— Неужели?— Да. Когда я начал полнеть, то решил заняться фехтованием и гимнастикой. И стал одним из лучших учеников Паса.— Браво!— Если бы я знал, как добраться до той фазенды, не подвергая себя отвратительному недугу, я бы ни минуты не колебался.— Прекрасно! А если я подскажу тебе такой путь?— То сразу же поеду.— Ловлю на слове!— Ну что ж, если пообещаешь не обрекать меня на морскую болезнь.— Обещаю!— Итак, что же ты надумал?— Просить у официанта счет и бумагу с ручкой.— А бумагу-то зачем?— Чтобы ты смог написать на имяпрефекта округа Сены прошение об отставке.— Ты всерьез?— Я люблю пошутить, но не в таких делах!— Ну что ж, сжигаю свои корабли! Сжигать свои корабли — здесь: делать невозможным возврат к прежнему, отрезать себе путь к отступлению (образное выражение).

— И тем самым спасаешь себя от морской болезни? — обыграл слова Жака Жюльен. — Чтобы осуществить задуманный мною план?— Какой именно?— А это пусть станет для тебя сюрпризом! — ответил Жюльен, а про себя подумал: «Ты называешь экватор и Камчатку, словно речь идет о прогулке в Аньер Аньер, или Аньер-на-Сене — город в окрестностях Парижа.

. Ну что ж, на Камчатке ты побываешь. И еще во многих других местах! Я буду не я, если не заставлю тебя добраться до Бразилии по суше!» ГЛАВА 4 Друзья по коллежу. — Печальная участь Жюльена. — Насмешки над новичком. — Надежный защитник. — Портреты друзей. — Преисполненное почтения прошение Жака об отставке. — Первые приготовления к долгому путешествию. — Письмо государственного секретаря ее величества королевы. — Последствия обильных возлияний. — На Северной железной дороге. — Сорок минут, не считая суток. — Кошмарное пробуждение. — В Петербург. Дружба Жака Арно и Жюльена де Клене началась еще в школьные годы. Жюльен осиротел в двенадцать лет, и опекун поспешно поместил его в коллеж Святой Варвары, чтобы без помех управляться с солидным капиталом своего подопечного. В интернате мальчик был лишен всего — и встреч с родственниками в большой гостиной, и редких долгожданных прогулок за стенами учебного заведения, и даже каникул, проведенных под родимым кровом. Всякий раз, когда веселый рой воспитанников коллежа разлетался по своим домам, маленький миллионер, более несчастный, чем остальные, вместе взятые, оставался в интернате с детьми из Бразилии, Египта и Румынии, которые за сравнительно короткие каникулы просто не успели бы добраться до родины и вернуться назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14