Кто-то велел мне встать, и через минуту мне это удалось. Мы находились среди деревьев, и мою компанию составляли Келли, другой верзила и Рат. Рат стоял передо мной и смотрел, как двое других схватили меня за руки, прижали спиной к стволу дерева и завели руки назад. И тогда за меня принялся Рат.Он действовал весьма методически, видимо, испытывая при этом садистское удовольствие. Сначала он оглядел меня и сказал:— Конечно, вы сегодня сваляли дурака, Скотт. Конечно, вы довели босса до бешенства. Нам бы следовало всадить в вас пулю, но слишком много людей видели вашу ссору. Все же мы собираемся проучить вас, чтобы вы от нас отстали. — Он усмехнулся. — После чего, думаю, вы сочтете за лучшее сесть в самолет и вернуться в Штаты.Когда он кончил свою речь, он меня ударил. Он ударил меня в живот, но я ожидал удара, да и Рат не обладал особенной силой, так что первый раз мне было не особенно больно. Но десятый удар в одно и то же место — это уже не шутка. Один раз, пока у меня были еще силы, я попытался ударить его в пикантнее место, но он успел увернуться. Тогда он взял у одного из парней, которые держали меня, пистолет и дважды ударил меня по лицу. Внезапно ноги перестали меня держать, и я обвис, так что руки, казалось, вот-вот вырвутся из суставов. Лицо Рата залоснилось от пота, из уголка рта потекла слюна. Он все еще улыбался — такое он испытывал наслаждение. С каждым ударом дыхание как будто вырывалось у меня изо рта, все вокруг плыло, и наконец сам Рат превратился в мутное движущееся пятно, которое означало боль.Я почувствовал, что удары прекратились. Чья-то рука разорвала на мне рубашку, и я попытался поднять голову. Рат несколько раз шлепнул меня по щекам и потом сказал:— Смотрите, Скотт.Мои глаза постепенно сфокусировались на ноже в его руке. Я увидел, как его острие уткнулось мне в грудь.— Видите, как легко вас убить? — сказал Рат. Его голос звучал напряженно и возбужденно, как у человека, лежащего в постели с женщиной. — Видите? — повторил он. Он слегка нажал на рукоятку, и я почувствовал, что кончик ножа вонзился мне в тело.Я чуть не взвыл от боли, стараясь уклониться от этого лезвия, прижимаясь к стволу и втягивая грудь. Рат засмеялся, вытащил нож и поднес его к моим глазам, чтобы я увидел окровавленный его кончик.— Так что убирайся из Мексики, Скотт. Или в следующий раз я всажу его в тебя по самую рукоятку.Он провел острием ножа по моей груди, оцарапав кожу — не глубоко, но больно. Двое, державшие меня, отпустили, и я упал лицом вниз, не в состоянии держаться на ногах. Моя щека вдавилась в грязь, и я увидел, как ботинок Рата оторвался от земли и вонзился мне в бок, потом на мою голову обрушился еще один удар, и вокруг меня сомкнулась темнота.Должно быть, я пролежал там довольно долго, потому что, когда я выплыл из небытия, уже смеркалось. При первом движении я вскрикнул от боли. Потом я с трудом поднялся и поплелся. Я долго искал дорогу. Пройдя несколько футов, я останавливался и отдыхал. Наконец я вышел на шоссе и поймал такси.— Отвезите меня к врачу, — попросил я. * * * Доктор Домингес наклеил последнюю полоску пластыря мне на грудь и сказал:— Ну вот. Хотя внутренних повреждений у вас, видимо, нет, все же я предпочел бы отправить вас в больницу.— Я уже говорил вам, что у меня нет времени. — К этому времени у меня в голове все прояснилось, просто все адски болело. — Тем более, что нет никаких внутренних кровоизлияний и повреждений, доктор.— По крайней мере, вам нужно лечь в постель и отдохнуть.Я не мог объяснить ему, что в моих мыслях не было места ни для боли, ни для постели. Жирное лицо Хэммонда, тощее Рата и белое мертвое лицо Пита Рамиреса заполняли мой ум. Я просто не мог думать ни о чем другом, даже если бы захотел. Но я не хотел.Прежде, чем доктор Домингес за меня взялся, я отдал ему резинку, которая все еще была у меня в кармане, и рассказал о своих подозрениях. Ответ был готов через полчаса после того, как он наложил на меня последнюю повязку.— Да, мистер Скотт, — сказал он, — сюда подсыпали наркотик. Именно подсыпали, самым примитивным способом: кто-то проделал маленькое углубление и наполнил его порошком...— Это могло вызвать смерть?Он нахмурился.— Может быть. Трудно сказать. По крайней мере, это могло вызвать сонливость и рассеянность. Но откуда у вас эта резинка?— Артур Хэммонд дал ее жокею, который сегодня погиб.Он даже слегка позеленел.— А-а, нет, вы, должно быть, ошибаетесь. О мистере Хэммонде все самого хорошего мнения.Упоминание имени Хзммонда явно его испугало. Он добавил более спокойным профессиональным тоном:— Это все, что я могу для вас сделать.Так же было ясно, что он хочет избавиться от меня. Я заплатил ему, попросил его вызвать для меня такси и уехал. * * * Я стоял перед ночным клубом «Рио Роза», чувствуя в груди и в животе все ту же боль. Доктор дал мне шприц, наполненный морфием, но я держал его в кармане, позже он может мне понадобиться больше, чем сейчас. От врача я поехал прямо в отель Прадо и захватил свой револьвер, а потом отправился на поиски хотя бы одного из четырех подонков. И вот теперь, три часа спустя, моей единственной слабой надеждой был этот ночной клуб — это все, что мне удалось узнать. Я сверился с телефонной книгой, никакого Хэммонда. Человек, несомненно имеющий много врагов, не станет публично рекламировать свой адрес. Я попробовал все возможности, какие у меня были в Мехико-Сити, но это мне мало помогло. Его адрес оставался для меня тайной. Почти все, что я узнал о нем, сводилось к одному: множество людей боялись Хэммонда и его бандитов, а также его приятеля Вальдеса. Но я узнал, что Джимми Рат два месяца тому назад снимал квартиру для девушки, которую звали Хатита и которая теперь танцевала здесь. Я вошел в клуб.За 50 песо метрдотель разрешил мне постучать в уборную Хатиты. Когда она открыла дверь, глаза ее стали круглыми от удивления. Думаю, я выглядел далеко не красавчиком — челюсть у меня распухла, а кожа на щеке была в порезах и ссадинах.Я сказал:— Не могли бы вы уделить мне одну минутку?Она посмотрела на мое изувеченное лицо и нахмурилась.— Простите, мне нужно одеться.Только сейчас, присмотревшись, я подумал, что она права. На ней был легкий шелковый халатик, такой прозрачный, что сквозь него просвечивала ее полная грудь. Она уже хотела закрыть дверь, но я рискнул.— Я насчет Джимми Рата.Эффект был сильнее, чем я ожидал.— Джимми! — произнесла она с ненавистью. Она распахнула дверь и снова взглянула на мое лицо. — Это он вас так?Я кивнул, и она сказала: — Входите.Она закрыла за мной дверь, заперла ее на ключ и повернулась ко мне.— Садитесь, — сказала она, указывая на стул. — Вы... вам не нравится Джимми?— Я его ненавижу, — сказал я. — Я хочу найти его и сказать ему об этом.Она улыбнулась. Это была не очень приятная улыбка.— Надеюсь, вы его найдете, — сказала она. — Надеюсь, вы изобьете его до смерти.Эта Хатита была высокая, почти шесть футов на каблуках, наверное, выше ростом, чем Рат. У нее было чувственное, гладкое лицо, какие вы часто видите у прелестных мексиканских женщин, большие темные глаза и пышные черные волосы. В ее лице была страстная красота, которая гармонировала с гибкими линиями ее тела.— Где же я могу найти его? — спросил я.— Хотела бы я знать! Но откуда вам известно, что я его знала?— Я слышал, что вы дружили. Теперь уже нет, а?Она подошла и остановилась против стула, на котором я сидел.— Я — экзотика, — сказала она. — Танцовщица. — Она хотела сказать, насколько я понял, что она исполняет стриптиз. Она продолжала: — Мое тело, оно дает мне работу, заработок.Я не понимал еще, куда она клонит, но на всякий случай кивнул.— Мое тело, — сказала она, — оно хорошее. Им можно гордиться. — До сих пор она придерживала полы своего халата, теперь она распахнула его и движением плеч сбросила его с себя на пол.Под халатиком на ней были только короткие панталончики, ничего более. И у нее действительно было прелестное тело, полное, с чувственными изгибами линий. У нее была полная, высокая, упругая грудь. Я не знал, зачем она вдруг сбросила с себя халат, но в следующий миг я все понял.На ее плоском животе перекрещивалось множество царапин, как будто кто-то чертил по нему острым ножом.— Видите, — сказала она. — Это Джимми. Я надеюсь, вы его найдете. — Она закусила губы. — Мое тело — он его изуродовал. Изуродовал! — Она снова надела свой халатик.Она села в кресло перед туалетным столиком, и несколько минут мы разговаривали. Когда она встречалась с Ратом, он жил у Артура Хэммонда, но где находится дом Хэммонда, она не знала. По-видимому, никто не знал, где живет этот жирный мерзавец. Вот и все, чем она могла помочь мне. Правда, она дала мне более полное представление о самом Рате.— Он — злой, — сказала она. — Ненормально злой. Он покупал мне дорогие вещи, но я не выдержала. Через месяц я от него ушла. Эти шрамы от ножа, с которым он не расстается. — Она поколебалась, затем продолжала: — Даже лежа в постели. Он держал его вот здесь, — она указала на свое горло, — даже, когда он... в тот момент, когда... — Она не кончила, но я понял, что она имеет в виду. После паузы она заговорила, как будто ей хотелось поделиться с кем-нибудь тем, что она пережила. — Он хотел, чтобы я причиняла ему боль. Он любил делать другим больно и чтобы другие делали ему больно. Дважды он давал мне этот нож и просил, чтобы я колола его. Осторожно, говорил он, осторожно. Но я не могла, и он сердился, он становился страшен. Потом однажды ночью он это сделал. — Она прикоснулась к своему животу.С минуту она помолчала. Я уже успел сказать ей, что если я найду Рата, я переломаю ему кости, и она сказала:— Если вы действительно его найдете, напомните ему об этом. Сделаете это для меня? — Ее пальцы медленно поглаживали под шелковым халатиком покрытый шрамами живот. — Мне бы это помогло, — добавила она, — потому что внутри у меня такая ненависть к нему!— Я напомню ему, Хатита. Если успею.Я хотел встать, забыв про свои раны, но тотчас снова упал на стул. На второй раз я действовал более осторожно и медленно. Хатита подошла ко мне и взяла меня за руку. Ее лицо впервые смягчилось.— Я не знала, что он вас так изранил. Вы ненавидите его так же сильно, как и я, да?— Может быть, сильнее, детка. — Ее халатик раскрылся, обнажив ее грудь. Я положил руки ей на плечи, погладил их с нежной лаской и сказал: — Вероятно, в вашем воображении мои раны выглядят хуже, чем они есть на самом деле, Хатита. Для мужчин это ничего. Поверьте мне: вы прекрасная, обворожительная женщина.Я почувствовал, что ее дыхание участилось от моих ласковых прикосновений. Она провела языком по нижней губке.— Спасибо, — сказала она. — Это хорошо с вашей стороны, только неправда.— Это правда.При других обстоятельствах я бы, возможно, не ушел бы от нее раньше утра. Но я ушел. Прежде, чем закрыть дверь, она улыбнулась мне и сказала:— Спасибо. Может быть... может быть, это и правда.Я усмехнулся и сказал:— Держу пари, что да, — и нетвердыми шагами вышел из клуба.В два часа ночи я сдался и вернулся в свой номер в Дель Прадо. Я не узнал ничего нового сверх того, что рассказала мне Хатита, и к двум часам я чувствовал себя как вареная сосиска. Я лег в постель. * * * Наутро встать с постели и одеться означало полчаса невыносимой боли. Если вчера мне было достаточно плохо, то теперь мышцы как будто окостенели, и каждое движение было пыткой. Казалось, к моим двумстам фунтов прибавилось еще столько же фунтов боли к ненависти. Но ненависть была сильнее боли.Еще полчаса я ходил по комнате, разрабатывая руки, сгибаясь и осторожно выпрямляясь, пока не почувствовал себя лучше. Потом я позавтракал и вновь вышел на охоту. Я знал, что если уж ничего не выйдет, я смогу выследить тех, кто мне нужен, на ипподроме, но до субботы там ничего не будет. Я снова пролистал все телефонные книги — никакой Хэммонд в них не значился.В пять часов дня я вышел из бара на улице Букарели. Этот бар, как я слышал, был излюбленным местом для Келли, и я надеялся получить какую-нибудь информацию. Все, что я получил в ответ, были только пустые, непонимающие взгляды. И все же я нашел Келли — и Рата тоже.Когда я вышел из бара, они поджидали меня в своей большой машине, двузначный номер которой недвусмысленно предупреждал, что этот автомобиль — особо важного назначения, и ему должка быть обеспечена зеленая улица. За рулем сидел Келли, а Рат стоял возле машины, прислонясь к дверце. Увидев меня, он пошел мне навстречу.На улице было людно, но гнев, ярость и ненависть так кипели во мне, что я готов был броситься на него.Он резко сказал:— Стойте. Хотите, чтобы девушкам досталось?Это меня остановило.— Что вы хотите этим сказать, вы, грязная...— Осторожнее, — произнес он. Мне не нравился его небрежный, самоуверенный тон. Я знал, что способен переломить ему хребет, но он сказал: — Мы же говорили, Скотт, убирайтесь отсюда. У вас просто никакого соображения! Так вот, слушайте. В семь часов вылетает самолет. Вы на него сядете. Вы же не хотите, чтобы с девочками что-то случилось?— С какими девочками?— С Вирой. И с Еленой Эйджен. Вам вроде как нравится лицо Елены и все прочее. Ведь так, Скотт? Она ведь настоящая девушка. Стыд и срам, если с ней что-нибудь случится! А ведь случится, Скотт, если вы не исчезнете, да побыстрее.Мне так хотелось наложить руки на этого гада, что я ни о чем больше не мог думать, но тут до меня вдруг дошел смысл его слов. А когда понял, я стал остывать. Сердце тяжело билось у меня в груди, но я отчетливо понял, что прижат к стенке. Если я стану продолжать свои розыски, Вире и Елене грозит опасность, даже смерть. От мысли, что хотя бы к одной из них могут прикоснуться грязные руки Рата, меня замутило.Рат продолжал:— Улетите сегодня вечером, и мы их не тронем. — Он покрутил головой. — Жаль, конечно, что не придется пообщаться с этой Еленой.Я схватил его и рывком притянул к себе.— Ты, мерзкий негодяй!Он сглотнул, но сказал:— Ей-богу, они получат! Отпустите! Отпустите меня. Наверняка они получат!— Ладно, я улечу. Но если вы коснетесь хоть пальцем одной из них, я вас убью.Он усмехнулся.— Только в семь. Кто-то будет в аэропорту, чтобы убедиться, что вы улетучились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23