Этот ублюдок стрелял не по ней, а по ее оптическому изображению, проделывая дырки всего лишь в лазерно-голографической картинке, воссозданной гением Эмбера.
Прежде чем я настиг его, он успел выстрелить еще пару раз все с тем же нулевым результатом.
Теперь даже для меня реальность начала переходить в ирреальность, поскольку даже мне, знающему секрет, трудно было свыкнуться с мыслью о невозможности пожать руку фантому, погладить его или же обнять, не говоря уже о том, чтобы попытаться его убить. Подобное было из области фантастики и легко могло «сдвинуть» кого угодно.
Именно эта мысль подготовила меня к встрече с парнем с винтовкой. Подготовила скорее меня, нежели его и, возможно, помогла мне лучше понять ход его мыслей в тот момент.
Я уже перешел на шаг и старался ступать как можно осторожнее, чтобы не спугнуть его, хотя теперь это не имело особого значения. Подойдя к дереву, я раздвинул ветки и увидел его лежащим на животе за шероховатым стволом в типичной позе для стрельбы из положения лежа: локти уперты в землю, пятки вместе, носки врозь. Лямка карабина на плече для лучшего упора. Глаз – у оптического прицела.
Когда я его обнаружил, он уже не целился. В крайнем изумлении он оторвался от окуляра и озадаченно посмотрел на карабин в его руках.
Я подошел к нему поближе, коснулся шершавого ствола дерева, готовый, если потребуется, разнести вдребезги его голову. Я старался не шуметь, не зная, есть ли у него тут сообщники, но и на цыпочках не крался, так что он наверняка слышал мои шаги или похрустывание ветвей у меня под ногами.
Казалось, он не заметил ничего странного в происходящем.
– Что за чертовщина? – спросил он. – Скажи, ты это видел?
Но он не взглянул в мою сторону, а обалдело таращился на винтовку. Мне показалось, что он разговаривает со своим карабином.
И я не ошибся, потому что в следующую минуту он тряхнул его левой рукой и требовательно проговорил:
– Ты, старая железяка, в это невозможно поверить!
Глава 19
Мной овладело какое-то странное чувство.
То я мчался со всей возможной скоростью по открытому, легко простреливаемому пространству, словно летел по воздуху; потом умерил бег, видя, что стрелок практически ничего не может сделать. Затем, по мере замедления шага, я постепенно перешел от состояния крайней агрессивности и желания разорвать убийцу на части к готовности отказаться от преследования.
Желание размозжить ему голову у меня, однако, не прошло, хотя гнев существенно поугас, и я подошел к нему почти спокойно.
Я опустился рядом с ним на одно колено и уже занес свой могучий кулак, но почему-то не обрушил его на седую, с редкими волосами голову печального, явно расстроенною и уже далеко не молодого человека – на мой взгляд, ему было под шестьдесят. Казалось, он вот-вот заплачет, во всяком случае, его вылинявшие глаза на синюшном лице подернулись влагой. И тем не менее я все-таки решил его стукнуть, но в этот момент он повернул ко мне головенку и с неподдельной горечью произнес:
– Знаешь, Том, по-моему, я вышел в тираж.
Это был не вопрос, а унылая констатация факта.
Трудно сказать заранее, как тот или иной человек станет реагировать на нештатную ситуацию. Скажем, как вы себя поведете, если в ветровое стекло мчащегося на приличной скорости автомобиля вдруг ударятся одновременно два здоровенных жука или на дорогу вдруг перед самым вашим носом выскочит лосиха? Какова самая естественная реакция в данном случае?
Так или иначе... я разжал кулак, тряхнул пальцами и, уперев руку в землю, опустился на бедро. Незадачливый стрелок тем временем медленно перекатился на бок и сел. При этом у него был такой вид, словно его бренное тело рвет на части свора собак.
Я посмотрел на него с состраданием.
– Вышел в тираж, говоришь?
– Да. Это уж точно. Больше я ни на что не гожусь. А ведь в этом деле мне не было равных, Том. Ха! Как горько это сознавать. Но, видно, всему приходит конец.
– Конец, говоришь?
– Да. Тридцать лет первый в списке. Если требовалось кого-нибудь убить, достаточно было обратиться к Одному Выстрелу. Да... теперь меня будут называть стариной Мелвином. А бывало, говорили: Один Выстрел бьет наверняка. Качество гарантировано. Никогда не мажет, никогда не мажет... ни-ког-да!
– Так ты что, промазал, что ли?
Он уронил голову на плечо, тупо глядя влажными глазами мне в ухо.
– Выходит, что так... Промазал... с одной стороны... Но в то же время и не промазал...
– Что ты хочешь этим сказать, Мелвин? Или Элвин? Элберт? Как там тебя зовут?
– Ты что, не знаешь меня, Том?
– Конечно знаю, старый охотник за черепами. Продолжай. Ты сказал, что промазал и в то же время попал. Как это понимать?
– Это необъяснимо, непостижимо! Смотри, вон она. Так и просится на мушку. Обзор великолепный, угол для стрельбы отличный. Н-да... Так вот, я всадил первую пулю точно в десятку, как всегда. Прямо между ее великолепными титьками. А они даже не шелохнулись! Представляешь? И она тоже стояла как ни в чем не бывало, как будто ровным счетом ничего не произошло. Стоит себе голая, и все! И по-прежнему живая!
– И это тебя удивило и расстроило?
– Не то слово. Я был убит, а не она. О Том, я упал мордой в грязь, а ты говоришь расстроило, удивило... Эх, Том, Том...
– Да, да... я тебя слушаю, слушаю...
– Том... я не мог понять, что произошло. Я настолько обалдел, что начисто утратил присущую мне живую реакцию. Хотя вру. Раньше мне вообще не нужно было реагировать. Старина Один Выстрел не зря получил свою кличку, потому что никогда не промахивался. Ни разу в жизни! За исключением вот этой красотки, которую не берут пули. В общем, она повернулась, прежде чем я пришел в себя. Я прицелился и... бац! Прямо ей в висок. И представляешь?
– Представляю. Она продолжала идти как ни в чем не бывало, целая и невредимая!
– Не знаю как, но ты правильно угадал. Я могу сказать в свое оправдание только одно – слава Богу, что в последние два дня я не злоупотреблял едой и питьем. Во всяком случае, она преспокойно уходила, а я смотрел на нее и повторял про себя: «Умри, стерва! Умри! Упади или хотя бы согнись, проклятая девка!» А она... все шла и шла. Потом я действовал уже чисто механически. Снова взял ее на мушку, думая, что мне, может, повезет, если я выстрелю в ее колышущуюся задницу, и выстрелил дважды, сначала в правую булку, потом„в левую. А после оставил эту затею.
– Неудивительно.
– Больше всего я страдаю оттого, что моя мама, наверное, перевернулась в гробу, упокой, Господь, ее душу. Я всегда постулат так, как она учила меня в детстве. Это благодаря ей я стал профессионалом экстра7 класса.
– Ну и чему же она тебя учила?
– Основным житейским мудростям. Если уж берешься за что-то стоящее, делай это хорошо и доводи до конца. Найди свободную жизненную нишу и займи ее. Добросовестно выполненная работа заслуживает соответствующего вознаграждения. Ежедневная практика – путь к совершенству. Уж моя-то мамочка хорошо знала жизнь. Недаром же она целых двадцать лет содержала публичный дом. – Он горестно вздохнул. – Все эти жизненные принципы, усвоенные мною вместе с ее молоком, никогда меня не подводили и помогли мне достигнуть совершенства в своем деле. Стал лучшим из лучших. Но теперь все пошло прахом... Они, мамины принципы, всегда помогали мне двигаться вперед, Том. Так было до сегодняшнего дня. Теперь же я лишился моральной опоры...
– Ну, а как насчет того, чтобы попытаться еще раз и еще, если не получилось сразу?
– Это бесполезно.
– Думаю, ты прав. Извини за глупый вопрос.
– Да уж не самый умный. – Он обреченно помотал головой. – Нет, теперь я конченый человек, Том.
– Скорее всего так оно и есть. Кстати, кто такой Том?
– Ну ты, однако, и шутник, парень. У тебя что, тоже крыша поехала, Том? Том – это, конечно же... О Боже!
* * *
Когда мы возвращались с Аралией в Голливуд, она прильнула ко мне, обхватив мою правую руку, и с чувством произнесла:
– Позволь, Шелл, еще раз поблагодарить тебя за все. За все, за все! И особенно за то, что ты познакомил меня с Гарри Фелдспейном.
– Ну, если быть до конца честным, я не больно-то старался разыскать его. Мне попросту было не до этого. Все вышло само собой. После твоей яркой речи и впечатляющей демонстрации Гарри сам разыскал меня и настоятельно просил, чтобы я устроил ему встречу с тобой... словом, чтобы я представил его тебе. Он даже грозился...
– Как мило с его стороны. Так он действительно заинтересовался мной?
– Думаю, что да, – криво усмехнулся я.
– Как ты думаешь, он даст мне роль в своей следующей картине?
– Я думаю, что в следующем его фильме ты получишь возможность сыграть все свои роли. Во всяком случае, он это обещал, а, насколько я знаю, он слов на ветер не бросает. Я чувствую, ты далеко пойдешь, Аралия, если только кто-нибудь не остановит тебя на этой благородной стезе.
– Я как раз хотела тебя об этом спросить, Шелл. Не кажется ли тебе странным, что так никто и не заметил, что в меня стреляли?
– Вообще-то нет, особенно теперь, когда я хорошенько все продумал. Вопли твоих поклонников были громко слышны и на вершине холма, где прятался снайпер. Это во-первых. И во-вторых, когда человек орет во всю силу своих легких, он ничего не слышит, кроме самого себя. Да и не видит тоже. Пули не оставляют следов в... пустоте. Хотя следы от них остались в «Великой Японской стене». Но кто будет с ними разбираться? Вот и выходит, что никто ничего не слышал, не видел, не почувствовал...
– А может быть, все-таки, Шелл...
– Аралия, не пори чепухи. У меня есть живой свидетель. К сожалению, он же подозреваемый.
– И кто же это?
– Я же сказал, подозреваемый.
– А, это тот тип, про которого ты мне рассказывал? Этот Один Выстрел?
– Да, именно он. Я не помню, как он себя назвал там, на холме.
– И что же с ним случилось? Куда он подевался?
– Никуда. Я связал его призовым бюстгальтером.
– Чем-чем? Ты связал ему руки... бюстгальтером?
– И ноги тоже. Сейчас он пребывает у меня в багажнике. Вот, дорогая, где он находится, совсем рядом с нами.
– В багажнике? Но ему же там, наверное, неудобно.
– Я так не думаю. Он, наверное, все еще не понял, где он и что с ним произошло.
Помолчав немного, Аралия спросила:
– А... понимаю. Ты побил его в отместку за меня?
– Нет.
– Нет?
– Ну, так, слегка, перед тем как связать, я таки стукнул его разок. Ты не поверишь, но после разговора с ним я начал испытывать к нему почти нежные чувства.
– И все-таки ты его стукнул?
– О Боже! Ну, стукнул разок...
– Но если тебе не хотелось его бить, зачем же ты все-таки стукнул его?
– Ну ладно, так и быть, скажу. Потому что он сдвинулся и психанул, почему-то решив, что я его предал.
– Не понимаю...
– Думаю, на фоне всего случившегося его окончательно доконало мое признание, что я вовсе не Том. – Я помолчал немного, а потом мысленно подвел черту под разговором, сказав: – Послушай, дорогая! Можно, я больше не буду ничего объяснять?
* * *
Мелвин Войстер Один Выстрел сидел напротив меня по другую сторону длинного стола в комнате для допросов ЛАОП. Лейтенант Билл Роулинс стоял в небрежной позе, прислонившись спиной к стене. На сей раз он любезно предоставил мне возможность вести допрос.
– Итак, давайте пройдемся еще разок с самого начала, – дружелюбно предложил я понуро уставившемуся в стол Войстеру.
Он поднял на меня блеклые глаза и выпустил воздух, слегка раздув свои пергаментные щеки, поросшие редкой седоватой щетиной.
– О'кей, Скотт. Но только в последний раз. Мне наплевать на то, что ты со мной сделаешь.
– Мы не собираемся ничего с тобой делать. Лейтенант уже трижды сказал тебе, что ты можешь вызвать своего адвоката.
– Э... давай побыстрее. Так что, опять с самого начала?
– Да, вернемся к ключевым моментам этой истории. Возможно, всплывут какие-либо новые детали.
Роулинс подал мне знак последовать за ним и направился к двери. Я приказал Войстеру сидеть тихо и вышел вслед за ним, плотно прикрыв за собой дверь.
– Если ты хочешь еще крутить его, то делай это быстрее, – сказал Роулинс. – У нас нет ни малейших оснований задерживать его дальше. Тебе знакома процедура. И потом, даже в той невероятнейшей истории, которую он нам рассказал, начисто отсутствует состав преступления. Его можно привлечь разве что за стрельбу на территории частного владения.
– Слушай, старик, я же тебе говорил...
– Я прекрасно помню все, что ты мне говорил, но этого недостаточно. Ты – лицо заинтересованное, и у тебя всего-навсего один психически неуравновешенный очевидец-свидетель. Я опросил нескольких участников этого барбекю, и все, как один, клялись, что не произошло ничего необычного. Лишь одному из них – только одному – показалось, будто что-то просвистело в воздухе раз-другой. Но и он не берется утверждать это. И как ты мне прикажешь доказывать, что имела место попытка покушения на твою знаменитость, с которой ты меня, кстати, так до сих пор и не познакомил, со стороны самого хладнокровного профессионального убийцы в стране?
Действительно, ситуация была довольно щекотливая. Для того чтобы обвинить человека в попытке предумышленного убийства другого человека, не хватало самой малости – потенциальной жертвы. Преступный замысел и попытка его осуществления не могут считаться преступлением. Получалось, и я был вынужден это признать, что Войстер фактически стрелял не в живого человека.
– Мне известно, – продолжал Роулинс, – что ты получил наводку о прибытии Одного Выстрела в наш штат. Тебе что, удалось заменить боевые патроны в его винтовке холостыми? Или испортить ее прицел?
– Нет, ничего подобного, Билл.
– Ну так какого черта ты тянешь эту волынку? Пытаешься что-то доказать, не имея ни единого реального факта, за который можно было бы уцепиться?
В его словах, конечно, был резон, но от этого мне было не легче. К тому же я не познакомил его с Аралией, как обещал. Правда, я не сказал, когда это сделаю, но его явно задело, что я, так или иначе, пусть косвенно, способствовал ее появлению, причем в голом виде, перед четырьмя сотнями других парней, а его как бы оставил с носом. Однако все еще было поправимо. У нас и прежде случались дружеские размолвки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31