А может быть, это было продиктовано моим подсознанием. И я стал карабкаться наверх.
Метров через двадцать я остановился. Завеса из ветвей и листьев была довольно плотной, лишь редкие солнечные лучи проникали сквозь нее, расцвечивая землю золотистыми пятнами. Меня окружали лишь гладкие стволы эвкалиптов да бурые стволы изредка встречавшихся среди них перечных деревьев со свисающими до земли ветвями, густо усыпанными крошечными зелеными листочками. Да еще несколько густых кустарников и щедрые россыпи ярких полевых цветов.
И тут мой слух уловил какие-то звуки. Нет, не шелест, щелчок или тяжелую поступь, а голос, доносившийся снизу, усиленный мощными динамиками. Он был похож на голос Сэмми Шапиро. В этот момент он должен был заканчивать краткую речь, предваряющую выход Аралии, однако слов я не мог разобрать. Я устремился вперед, не забывая об осторожности, а потому стараясь одновременно глядеть в три, а то и во все четыре стороны. Склон холма становился все более крутым, а следовательно, и деревья редели, делая меня все более и более уязвимым.
Я внутренне напрягся, как всегда в минуты грозящей опасности, и ощутил знакомый холодок, начавший концентрироваться вокруг солнечного сплетения. Отсюда мне были хорошо видны и пестрая толпа, и декорации, и зеленая лужайка, и неподвижное зеркало бассейна, в котором закончили свои дни злополучные карпы.
Пройдя еще несколько метров, я остановился. Теперь ничто не мешало обзору разворачивавшегося в двухстах метрах от меня действия, но я пока не смотрел туда, а внимательно оглядывался по сторонам. Здесь росло несколько одиноких эвкалиптов и с полдюжины перечных деревьев, длинные тонкие ветки которых, густо покрытые листвой, казалось, волочатся по земле, и потому были похожи на кустарники. И ни малейшего намека на присутствие человека.
Между тем снизу от бассейна отчетливо доносился мужской голос, вещавший в микрофон. Я без труда узнал Сэмми Шапиро.
– ...моя следующая картина, – продолжал распинаться Сэмми, – выйдет на экраны в ноябре, как раз вовремя, чтобы успеть к очередному конкурсу на соискание «Оскара»...
«Бог мой, – в панике подумал я, – этот клоун так и будет живописать достоинства своих фильмов, а Аралия просто проплывет сквозь него, как тогда Линдстром проплыл через меня!»
С трудом сдерживая стон, я вновь вытащил секундомер из кармана. Почти 14.00, но не ровно. Оставалось семь секунд, что, конечно, было на девять с половиной минут меньше, чем требовалось. Управляемый компьютером лазерный луч Линдстрома сканировал рассчитанную на две минуты и пятьдесят три секунды пустоту на маленьком кубике, заполненном бездной голографической информации. Теперь оставалось лишь просчитать от семи до нуля, как это делается при старте космического корабля или перед испытанием бомбы, – и тогда начнется неотвратимый, необратимый процесс, а именно – появится из дверей чайного домика совершенно очаровательная голая Аралия.
Все пропало! Механизм запущен, и его уже не остановить, как и не заткнуть кляпом рот Сэмми.
Так я сокрушался про себя, но, к счастью, мои опасения не оправдались.
Сэмми закруглился как раз вовремя.
Я никак не ожидал этого и просто ума не приложу, как он мог столь точно рассчитать по времени свою речь. Впрочем, за ним прочно закрепилась репутация «точного» человека. И я воздал ему должное. Позже. Спустя семь секунд...
– О моем фильме я упомянул так, мимоходом, потому что...
Пять секунд...
– ...все мы собрались здесь...
Четыре...
– ...чтобы поприветствовать нашу очаровательную...
Две...
– ...живую мечту мужской половины Лос-Анджелеса...
Одна...
– ...непревзойденную Аралию Филдс. Ми-и-ис «Обнаженная Ка-ли-ф-о-о-о-рния»!
Пуск!
Глава 18
«Пуск» означал отсчет в уме последней секунды.
Почти одновременно, или полусекундой позже, четыреста пар глаз, а точнее, четыреста плюс одна, устремились на появившуюся из дверей чайного домика улыбающуюся Аралию, одетую, за исключением туфель на высоком каблуке, только в прохладный воздух и солнечный свет. Что тут началось! Всеобщий восторг, громкие возгласы, свист, улюлюканье, слившиеся в единый гимн мужской похоти или желания. Четыре сотни сластолюбцев разом вскочили на ноги, бешено аплодируя потными руками и подбирая слюни.
Я прильнул к окулярам бинокля, висевшего у меня на шее на кожаном ремешке. Я должен был увидеть все это вблизи.
Дело в том, что издали, с расстояния двухсот метров, открывшаяся мне панорама выглядела совершенно неправдоподобной. Кусты и камни японского садика казались игрушечными, Великая стена – хлипкой конструкцией из наспех сколоченных фанерных щитов. Публика, сосредоточившаяся вокруг бассейна, напоминала заводных кукол, умеющих размахивать руками, издавать возгласы и тому подобное, пока не кончится завод.
Иллюзия, иллюзия, все – сплошная иллюзия, за исключением...
Отсюда, с вершины холма, Аралия выглядела безупречной миниатюрной куколкой, которую нерадивая хозяйка забыла одеть. Она уверенно вышла из своего кукольного домика, гордо неся свои женские прелести, выглядевшие настолько реально... Хотя нет, позже я охарактеризовал это действо как самую великолепную и совершенную иллюзию из всех возможных.
Настраивая бинокль, я вдруг подумал: а что, если Аралия передумала, перевела тумблер в положение «Выкл.» и решила явиться публике собственной персоной? С нее может статься. Вполне вероятно, что она не устояла перед искушением самолично почувствовать, о чем в данный момент думают ее обожатели. Однако рассеять или подтвердить мои опасения могли только какие-то действия или реплики, которых не было в фонограмме фильма.
Я ужасно всполошился, но сумел взять себя в руки. Аралия, конечно, взбалмошная сумасбродка, достаточно легкомысленна и все такое прочее, но она не настолько глупа, чтобы рисковать своей жизнью. Нет, она не допустит подобного безрассудства, тем более что на эту затею мы потратили немало сил и времени.
Прежде чем снова поднести бинокль к глазам, я с удовлетворением отметил, как мисс «Обнаженная Калифорния» проплывает слева направо именно так, как ее запечатлел аппарат в лаборатории Линдстрома. Вот сейчас она дойдет до воображаемой отметки, повернется и шагнет к микрофону.
Сэмми, к моей великой радости, даже не попытался обнять бесплотную Аралию. Он обалдело уставился на нее, сжав микрофон обеими руками, и буквально пожирал глазами по мере ее приближения, а потом, изобразив нечто подобное тому, как дрожит мелкой дрожью чуть было не утонувшая в озере длинношерстная собака, зашагал вдоль бассейна туда, где сидели гости, то и дело поглядывая на Аралию через плечо. Однако, к счастью не только для него, но и для всех присутствующих, он не прикоснулся к ней и даже не попытался. Иначе получил бы такой шок, от которого вряд ли бы оправился.
Приближенный мощным биноклем образ Аралии возник совсем рядом. Я отчетливо увидел ее вспыхнувшее от удовольствия лицо, ее безупречную обнаженную фигуру. Но вот она остановилась, вскинула вверх правую руку и помахала ликующей толпе.
Теперь ей предстояло повторить этот жест левой рукой, что должно было окончательно развеять мои опасения. Точно. Вот она вскинула вверх вторую руку, нацелив на пребывавшую в полном отпаде толпу свои победоносные «бутончики», одно лицезрение которых могло уже считаться призом для любого мужчины. Она помахала обеими руками беснующейся публике и, расточая улыбки направо и налево, взяла в руки микрофон.
Иллюзия присутствия стала еще более убедительной, когда Аралия начала свою маленькую речь:
– Привет, джентльмены! Благодарю достопочтенную публику за столь горячий прием!
Когда мы втроем готовили эту приветственную речь, все сошлись на том, что первыми ее словами должны быть слова благодарности в адрес «достопочтенной публики», которая, по нашим расчетам, вряд ли встретит ее каменными лицами и гробовым молчанием. Мы запрограммировали небольшие паузы перед ее вступительными фразами, чтобы дать публике возможность выразить восторг и выплеснуть эмоции. Пока что это срабатывало отлично.
– У меня нет слов, чтобы выразить переполняющую меня радость от такого радушного приема. Конечно... я бы могла... но... – Небольшой наклон к микрофону и понижение голоса до интимно-сексуального шепота. А улыбка, призывная, дразнящая. – ...Но, думаю, лучше не надо...
Гром аплодисментов, ликующие возгласы. Все же какие мы молодцы, что предусмотрели эти паузы! Я опустил бинокль, решив еще раз осмотреть местность.
Я мысленно представил, что нахожусь внизу, там, где сейчас Аралия и откуда я заметил неожиданно блеснувшего на холме солнечного зайчика. Прикинул угол и решил, что он блеснул чуть правее. Я начал осторожно пробираться влево, не только тщательно озираясь по сторонам но и внимательно глядя под ноги, не упуская из виду ни единого сучка или гальки.
Снизу до меня доносились обрывки записанной речи Аралии:
– Я хочу вам сказать, что мне доставляет удовольствие видеть всех вас, то есть всех вас. О, право же... вас всех?
«Мальчикам» пришелся весьма по душе ее игривый тон. Они опять взвыли от восторга, а я, даже будучи сосредоточен на своем поиске, невольно подивился тому, насколько кокетливее и провоцирующе звучал сегодня ее вчерашний диалог. Несомненно, это потому, что сейчас каждому слогу Аралии внимали четыреста мужиков.
По моим подсчетам, Аралия уже использовала половину отведенного ей времени. Я пробирался вперед чуть ли не ползком, пригнувшись к земле, но вдруг застыл на месте с занесенной для очередного шага ногой. Потом осторожно опустил ее на землю и прислушался.
Нет, пока что я ничего не видел и ничего не слышал, во всяком случае, ничего необычного или интересного. Возможно, я зафиксировал какой-то звук на уровне подсознания... но как бы там ни было, что-то заставило меня замереть на месте, напряженно вслушиваясь в тревожную тишину.
– Не забудьте, мальчики, в следующее воскресенье я выступлю в финальном конкурсе «Мисс Обнаженная Америка», который проводится здесь, в нашей солнечной Калифорнии. Я надеюсь, что все вы придете поболеть за меня... и за сорок Девять других девушек.
Пока все шло нормально.
Аралия заканчивала свою речь, вернее, кончалась приготовленная нами запись. Вот-вот она повернется и направится в свой кукольный чайный домик, следуя точно по воображаемой отметке, только в обратном порядке. Таков был простейший способ съемки, к которому мы вынуждены были прибегнуть из-за недостатка времени.
Я уже не улавливал смысла ее слов, хотя знал их наизусть. Не думаю, чтобы те четыреста разгоряченных мужиков тоже понимали, что она говорит. Их шум перекрывал ее певуче-мелодичный голос. Они чувствовали, что Аралия заканчивает свою речь, после чего сразу уйдет, и не хотели ее отпускать. Но я их в этом не винил.
И тут буквально в каком-то метре впереди меня длинные, достигающие земли ветки перечного дерева колыхнулись. Я, как никогда отчетливо, увидел гроздья маленьких красных стручков, но заглянуть под плотный навес из веток не мог. Здесь, на склоне холма, ветки перечных деревьев были такими густыми, а листва и плоды столь обильными, что способны были укрыть даже лошадь. Поэтому уж человек-то – то есть злоумышленник – совершенно спокойно мог сейчас сидеть где-нибудь совсем рядом со мной под деревом. К тому же меня не покидало какое-то смутное беспокойство, отчего по спине пробегали мурашки и сжимались мышцы на затылке.
– ...при таком количестве необычайно прекрасных претенденток мой шанс одержать победу на конкурсе невелик, тем не менее...
Но мне уже было не до ее речей и не до воплей дикарей, пляшущих вокруг котла с миссионерской похлебкой. Я преодолел последний метр до дерева и раздвинул его шелковистые на ощупь ветви. Ствол как ствол, а под ним масса опавших цветов, стручков и сухих листьев.
Я начал быстро осматривать одно за другим деревья, росшие поблизости от меня, потому что если гипотетический злодей находился где-то здесь – а я опять начал в этом сомневаться, поскольку Аралия являла собой великолепную мишень уже целых шестьдесят секунд и можно было спокойно выстрелить в нее не один раз, – то сейчас он, несомненно, с увлечением смотрит на Аралию и ревущую от восторга толпу мужчин.
– Итак, дорогие, благодарю всех вас еще раз за внимание к моей персоне. Мне было очень весело тут с вами, правда. Не знаю даже, что еще сказать... или сделать для вас... разве что... словом, я посылаю вам всем воздушный поцелуй...
По последовавшему вслед за этим восторженному реву присутствующих нетрудно было догадаться, что сейчас Аралия подносит к губам руки и бросает свои поцелуи в толпу. Однако я этого не видел, поскольку мое внимание было занято другим, но живо представил себе, как она поворачивается на сто восемьдесят градусов и плавно удаляется – зрелище тоже, безусловно, впечатляющее!
Да, Аралия, должно быть, уже уходила, потому что опять грянуло это невыносимое даже на расстоянии, душераздирающее «бла-а-а...», которое джазмены, видимо, считали шедевром музыкального искусства. Вот в этот-то момент и прозвучал выстрел.
Мощно кашлянула винтовка где-то прямо передо мной. Совсем близко. Но не от дерева, к которому я направлялся, а откуда-то выше. Я рванулся туда по мягкому грунту, но никого не обнаружил и побежал дальше к гигантскому перечному дереву – самому могучему и пышному из всех, и именно из гущи его ветвей грянул второй выстрел.
Не замедляя бега, я быстро взглянул вниз, Аралия спокойно удалялась в направлении чайного домика. Потом взглянул еще раз для верности. Она продолжала все так же спокойно идти. Вот сейчас она повернет налево и вскоре окажется в чайном домике.
Я убедился, что с фильмом все в порядке и ринулся прямо к злополучному дереву, готовый, подобно бульдозеру, протаранить его густой зеленый навес и схватить злодея, пытавшегося убить Аралию...
Тут я вдруг задумался.
К чему эта безрассудная спешка и зубной скрежет? Да и дерево тут ни при чем. В конце концов, с Аралией все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31