На секунду я даже забыл, зачем я здесь. Но, услышав голос Эдди Лэша, не только вспомнил о своих намерениях, но и приступил к их осуществлению.
Сжимая кольт правой рукой, левой я распахнул дверь ванной и не колеблясь, одним прыжком вылетел на середину комнаты. Второй раз такой трюк я бы не повторил.
Остановившись, я услышал, как слева громко хлопнула дверь. Меня ослепил яркий свет, но я все-таки разглядел напротив стол с тяжелой настольной лампой, за ним – широкую кровать и не далее чем в пятнадцати футах от себя – Эдди Лэша. Он стоял, вытаращив глаза, решив, видно, что окончательно спятил.
Да, передо мной был Эдди Лэш, хозяин этих воздушных хором. Значит, я не ошибся и действительно, как и планировал, попал в главную спальню апартаментов.
Но отвлекаться, подвергать себя опасности было нельзя. Как и мечтать о туалетных комнатах в такой напряженной ситуации. Я отчетливо осознавал две вещи: Лэш окликнул Ладди, а значит, тот где-то поблизости, и Эдди полез в карман пиджака, чтобы достать, как подсказывала простейшая логика, пистолет. Может, тот самый «магнум», из которого он уже стрелял в меня.
Я сжимал в правой руке кольт, но честно говоря, мне не хотелось стрелять в Лэша. То есть не хотелось его убивать, стрелять-то как раз хотелось. Ведь я планировал – и сейчас еще надеялся, – что просто смогу держать Эдди, а также Ладди и любого, кто бы здесь ни оказался, под прицелом и заставлю их вернуть украденную рукопись и документы, а то и сам найду ее, и все закончится тихо и мирно.
Но почему-то мои планы редко реализовывались. Итак, у меня было две возможности: получить пулю от Эдди или послать пулю ему. Я выбрал второй вариант и, подняв кольт, прицелился.
Лэш все копался в кармане и пялился на меня. Казалось, его ледяные глаза способны заморозить несколько квадратных ярдов раскаленной пустыни. Глаза выглядели так же, как при нашей встрече в коридоре клиники «Уэстон-Мейси». Глаза – да, но не рот...
На верхнюю губу наверняка пришлось накладывать швы, и теперь на ней, будто обесцвеченные усы, белела повязка. Рот Лэша был приоткрыт, и мне был виден промежуток в передних зубах.
Несмотря на направленный на него ствол моего кольта, он никак не мог вытащить свой пистолет. Видно, ему мешала душившая его ненависть.
Я услышал где-то слева топот ног. Ладди? Вик? Или кто-то еще? По тяжести шагов я понял, что это Кларенс Ладлоу.
События, разумеется, заняли более короткое время, чем мой пересказ их. Я пришел сюда потому, что был уверен, Виктор Пайн принесет рукопись и документы Лэшу, поскольку в них упомянуто его имя. Поэтому, что бы ни случилось и как бы ни пострадал Лэш от моей руки, документы послужат доказательством вины Лэша в многочисленных преступлениях, и меня, следовательно, не смогут осудить только за то, что я борюсь с преступностью, – ведь в наши дни это занятие весьма актуально.
Но на мгновенье я все же почувствовал холодок в груди и заколебался. Господи, а вдруг я ошибся и у Лэша нет документов? А я пристрелю этого гада? Тогда уж наверняка я попаду в переделку.
Естественно, размышления отняли у меня время, хотя напряженность момента обострила мои мыслительные способности до предела.
Лэш тем временем успел вытащить пистолет и выстрелить в меня.
Топот ног стал еще быстрее и громче.
Но думая о карах, которые могут свалиться на мою голову, я подумал и о карах, которые ждут весь этот алфавит – А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, – и понял, что поступаю правильно.
Все эти мысли пронеслись у меня в голове еще до того, как Лэш, несколько замешкавшись, сумел вытащить свой пистолет и выстрелить в меня. Но... он промахнулся. Я, правда, не сразу это понял.
Зато хорошо понимал, что какие бы блестящие мысли ни приходили мне в голову, но если я буду стоять как истукан, второй раз Лэш не промахнется.
Но и я не имел права промахнуться. Ни единого раза. И я не промахнулся. Всадил в него три пули: одну в голову, и две – на всякий случай – в грудь. Лэш скончался сразу, как только первая пуля проникла ему в мозг.
В такие моменты все внимание приходится концентрировать только на одном объекте. Так что, хотя я и слышал топот ног совсем уже рядом, я не отрывал взгляд от Эдди.
Едва грянул мой третий выстрел, как что-то огромное и тяжелое сильно меня толкнуло, будто на меня навалился мастодонт или обрушилось здание, и я буквально полетел через комнату.
Не знаю, как долго я летел. По пути я ударился о какой-то стол и остановился только, влетев со всего размаха головой в стену. И этот удар оглушил меня сильнее, чем удар, нанесенный Ладди, вбежавшим в комнату во время нашей с Эдди перестрелки.
Но я чувствовал, если быстро не изменю позу, в какой оказался после падения – на правом боку, с прижатой к полу и открытыми грудью и головой, – то буду представлять отличную мишень для Ладди, который не преминет со мной покончить.
Толкнув меня, он бросился вслед, готовясь нанести правой ногой удар мне в лицо. Фактически он уже занес ногу.
Я бросился ничком на пол, прижав лицо и ладони к ковру. Огромная ножища Ладди пронеслась в воздухе, лишь слегка коснувшись моих коротко остриженных волос, и врезалась в стену.
Я напряг мышцы ног, вскочил и выпрямился. Поймав его ногу, я дернул ее вверх, так что он зашатался и вынужден был повернуться ко мне спиной. Однако он устоял и не упал.
А когда он развернулся, я уже был в боевой готовности, насколько это было возможно в тот момент. Ведь я сильно ударился головой о стену и был еще как в тумане, утратив быстроту реакции. К тому же и пистолета со мной теперь не было.
Но и у Ладди его не было. Может быть, в таком надежном убежище, как пентхаус, он его не держал при себе, а услышав выстрелы, сразу бросился в эту комнату и сшиб меня с ног. Но судя по его виду, пистолет ему сейчас был и не нужен.
В этом громиле, более шести футов ростом и весом в двести восемьдесят фунтов, так любившем изображать клоуна, не осталось ничего клоунского. Лицо, казавшееся ранее комическим, внушало далеко не веселые чувства. Стиснув мощные челюсти, сжав губы и прищурив глаза, он шагнул ко мне, отвлекающе поигрывая левой рукой, и вдруг с силой выкинул правую, целясь мне в голову.
Если бы этот кулак размером со средней величины окорок обрушился на мою голову, пользы от нее мне уже не было бы никакой. Но я поднырнул под его руку и нанес Ладди сокрушительный удар в живот.
Он крякнул. Отступил на шаг. И снова выбросил правую руку. Удар просвистел мимо левой скулы и чуть не оторвал мне ухо.
«Жирок ему помешал», – подумал я. Когда его мощный свинг заставил его потерять равновесие и Ладди оказался ко мне вполоборота, я размахнулся и нанес ему удар в шею под нижней челюстью.
На этот раз не кулаком, а ребром ладони, отогнув в сторону большой палец. Ладди стоял слишком близко, и размаха мне не хватило, чтобы вложить в удар максимум силы. Но я попал ему как раз туда, куда целился, и Ладди зашатался. Согнувшись, он отступил на полшага назад, придерживаясь правой рукой за стену. Он не упал, но на пару секунд вышел из строя.
Я воспользовался моментом и схватил валявшуюся на полу керамическую лампу. Наверное, я сбил ее, когда летел через комнату. Она оказалась цела, и, подняв ее, я со всего размаху обрушил лампу на голову Ладди.
Наконец он рухнул на колени. Голова его бессильно повисла. Однако в следующий миг, напрягши мускулы шеи, он попытался ее поднять. Я подскочил и пнул ногой его в скулу. Удар пришелся в левую бровь. Ладди окончательно свалился на пол.
Мне показалось, что он еще шевелится. Я нашел свой кольт и засунул его в кобуру. Потом поднял «магнум» Эдди Лэша и ударил Ладди рукояткой по голове. После этого он больше не шевелился.
Я постоял, глядя на два распростертых тела: одно мертвое, другое, наверное, живое, хотя и неподвижное. На душе было тревожно.
Где же Вик? Где рукопись Чейма с так называемыми фактическими материалами? Если Вик не принес сюда кейс, меня ждут крупные неприятности. И еще эта неясная тревога, которая по-прежнему меня мучила. Иногда вспоминая о Сильвии и Вике, мне казалось, я вот-вот поймаю разгадку, но она каждый раз ускользала.
Быстро осмотрев спальню Эдди, я с пистолетом в руке прошел в апартаменты Вика. Его самого я там не обнаружил, но увидел на кровати открытый металлический кейс. По постели были разбросаны бумаги.
Я замер. Просто стоял и смотрел на них. Вот она, рукопись автобиографии Гидеона Чейма и документы, о которых я в общем имел представление. Некоторое время я просто смотрел на металлический ящик, своего рода ящик Пандоры, размышляя о том, сколько бедствий и смертей вырвались из него, как только он был открыт. Я с горечью думал, что Уилфред Джефферсон Джелликоу, залезая в него, не представлял, что его ждет.
Потом подошел к кровати и стал просматривать бумаги. Здесь было все, что я надеялся увидеть, и даже больше. Написанное от руки признание Хенни Огреста в том виде, как мне описывал его Маккиффер: с отпечатками пальцев и жирной подписью Хенни. Я его прочел. Ничего неожиданного, весь «алфавит» я уже и так вычислил. В других документах, в том числе в донесениях детективного агентства и частных сыщиков, кое-что новое для меня было.
Мелькали крупные имена, имена помельче, пикантные подробности, скандальные истории, свидетельства серьезных преступлений и преступных действий. В основном это были сведения компрометирующего характера. То же представляла и рукопись Чейма, судя по тем страницам, что я наспех пролистал.
Подробное изучение было еще впереди. Я засунул бумаги обратно в кейс. Но где же Вик? Почему его не оказалось здесь, вместе с Эдди и Ладди? Ведь он же приходил, это очевидно. Принес кейс, рукопись.
Я вернулся в спальню Лэша, поставил кейс на пол и связал руки и ноги Ладди шнуром от лампы, которой я его стукнул.
Покончив с этим, я бодро направился в ванную комнату. «Наконец-то!» – подумал я. Однако в голове у меня все крутились мысли о Викторе Пайне и о Сильвии, с помощью которой Вик пытался создать себе алиби. Но Сильвия теперь была в безопасности. Полиция будет охранять ее дом и...
Тут меня осенило. Наконец-то я понял причину моей тревоги.
Я беспокоился о Сильвии, потому что для Вика она представляла опасность. Этот бандюга, на три четверти психопат, мог убить ее из страха, что она лишит его алиби.
Но выдать его могла и другая женщина. Зина Табур.
Вот, оказывается, что меня мучило, что было причиной непонятного беспокойства, сверлившего мозг. В то время, когда Вик якобы был с Сильвией, у нее находилась Зина Табур.
Я отыскал телефон и позвонил Сильвии. Голос у нее был бодрый. Видно, она не спала.
– Это Шелл Скотт, Сильвия. Очень важный вопрос. Когда вам звонил Вик... Виктор Пайн, вы ему сказали, что почти весь вечер у вас была Зина?
– Не помню. Я как-то не придала этому значения...
– Черт возьми, вспоминайте! Он спрашивал, есть ли у вас кто-нибудь? Или вы сами сказали ему о Зине?
– Ну... Минутку... кажется, вспомнила. Да, спросил. Он хотел, чтобы я сказала, что он пробыл у меня с девяти вечера до начала двенадцатого. Ну я и сказала, что с восьми вечера у меня была подруга и ушла с полчаса назад.
У меня вырвался стон:
– Сильвия, вы назвали ее имя?
– Да-а. Он как-то между прочим спросил, кто эта подруга. Мне казалось, что в этом нет ничего особенного...
– Все, разговор окончен. Кладите трубку! – не очень любезно рявкнул я.
Сильвия поспешно положила трубку. Раздался щелчок. Я нажал на рычаг и, когда появился гудок, набрал номер Зины. Выслушав десять гудков, бросил трубку и выскочил из апартаментов Эдди Лэша, прихватив по пути кейс.
Пока я гнал на недозволенной скорости в Бель-Эйр, к дому Зины, я дважды звонил ей из машины, и дважды она не ответила.
Я весь похолодел. Остановив машину у края тротуара перед домом Зины, я почувствовал, что на лбу и верхней губе у меня выступил холодный пот. Дом был погружен во мрак.
Я побежал по узкой дорожке к двери. Она была заперта, и я ее просто вышиб, ударив ногой с такой силой, какой и не подозревал в себе. Дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену.
Я влетел в дом и бросился к спальне. В голове были только две мысли. Или Вик еще не приходил, – а может, и не собирался приходить, – или я опоздал. И тогда нет смысла бежать.
Тем не менее я несся, не разбирая дороги. Налетал на стулья, опрокидывал что-то в темноте, ронял, поднимая грохот. И... врезался в стену. Пошатнувшись, я побежал дальше и наконец увидел открытую дверь, которая, как мне казалось, должна была вести в спальню. Зажав в правой руке кольт, левой я шарил по стене, нащупывая выключатель и сожалея, что не воспользовался роскошной мраморной ванной Лэша, прежде чем устраивать гонки, а потом носиться тут в темноте, налетая на мебель и сшибая все по пути. Я был готов ко всему и старался сдерживать эмоции и... все остальное. Мне удалось немного успокоиться и взять себя в руки. Тут внезапно вспыхнул свет, и я обнаружил, что судорожно шарю по совершенно голой стене.
Я завертелся на месте, размахивая пистолетом то в одну, то в другую сторону, но никакой опасности не обнаружил. Разве только сама Зина Табур представляла опасность. Что в некотором смысле и было. Она сидела в постели. На шее у нее болталась черная маска, которой она закрывала глаза. В ушах торчали затычки. Больше на ней практически ничего не было. Я упоминаю об этом исключительно ради точности описания, ибо в тот момент у меня не было ни времени, ни желания думать о подобных вещах. К счастью для Зины, уши у нее были заткнуты, и только поэтому она не оглохла от собственного пронзительного вопля. Он длился недолго. Три, может, четыре секунды. Но мне показалось, что такого продолжительного, чудовищного, оглушительного визга я не слышал никогда.
Даже когда она умолкла, я, все еще опасаясь, что у меня лопнули барабанные перепонки, засунул большие пальцы обеих рук в свои истерзанные уши и осторожно их потер. При этом дуло кольта в правой руке царапало мне голову. Это тоже было больно, потому что именно правой стороной я врезался в стену, когда Ладди не то толкнул, не то швырнул меня.
Прекратив визжать, Зина вытащила из ушей затычки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26