Лулу я нашел на приличном расстоянии от отеля. Она развлекалась в компании долговязых юнцов рядом с клеткой с попугаями и другими пернатыми, которые пели, чирикали, кричали – словом, всячески веселились. Эта клетка находилась примерно в ста ярдах от отеля. На огромной территории «Кублай-хана» было полным-полно укромных местечек, извилистых дорожек и тихих закоулков, и я поинтересовался, почему Лула и ее мальчики остановили свой выбор на птичьей клетке. Хотите верьте, хотите нет, но они не смогли мне объяснить. Просто так, и все.
Во всяком случае, я отправился в отель кратчайшей дорогой, которая вела по извилистым тропинкам и глухим закоулкам. Понимаю – увы, задним умом я крепок, – что мне не следовало идти этим путем. Нужно было шагать по ярко освещенному пространству, подпрыгивая на ходу и обозначая свое присутствие громким криком. Но с тех пор, как в меня стреляли, прошло уже несколько часов. Кроме того, я даже не был уверен, что он брал на мушку именно меня, Шелла Скотта; я считал, что убийца нервничал и торопился скрыться с места преступления, а я, неожиданно оказавшись в роли свидетеля, невольно стал естественной мишенью.
Я во всем ошибался.
Мне кажется, я почти знал, что должно произойти секунд за пять до того, как это действительно случилось.
Но «почти» – не совсем точное слово. «Почти» – значит недостаточно хорошо ориентироваться в ситуации.
Еще раньше я заметил, что ландшафт «Кублай-хана» позаимствован у джунглей. Здесь росло много ветвистых деревьев, дорогу мне загораживали кусты, покрытые густой зеленой листвой. Несколько пальм поднимались высоко в ночное небо, а иногда я задевал рукой или ногой широкие листья банановых деревьев.
Я прошел уже половину расстояния до отеля, и мне казалось, что я один в буйном оазисе среди пустыни и больше никого нет вокруг. Сюда не проникал свет от бассейна; правда, я слышал крики птиц у себя за спиной: «чирик-чирик» и еще какой-то звук. Может быть, на меня подействовали все эти заросли и шорохи джунглей, но мне показалось, будто за мной, мягко ступая, крадется дикая кошка.
Так вот, за пять секунд до того, как я услышал звук, я «почти» понял, что сейчас произойдет. Я ничего не видел и не слышал, кроме сумасшедших птиц, но что-то почувствовал. Может, это была мысль; может, какой-то сигнал, воспринимаемый на уровне подсознания; может, едва заметное колебание воздуха.
Что бы это ни было, по моей спине пробежал холодок. Волосы зашевелились, словно в них запустил свои лапы гигантский паук. Все мои мышцы напряглись. Я не был встревожен: мои ощущения пока не вызывали тревоги. И все же я невольно потянулся к своему кольту, просто чтобы придать себе уверенности, – вот так же хозяин машинально протягивает руку, чтобы погладить свою собаку.
Рука метнулась к заплечной кобуре; увы, я ведь оставил ее в номере. Тогда я нащупал револьвер в кармане брюк и сжал его холодную, успокаивающую рукоятку.
И тут-то я совершенно отчетливо расслышал тихие, мягкие шаги за спиной.
Помню, мне пришла в голову совершенно идиотская мысль: «Тигр? Черт, не может быть, но и не птица, это уж точно».
Шаги стихли, и я явственно услышал, как позади меня кто-то тяжело ступил на землю и крякнул, – это характерный звук, который издает человек, когда напрягает все свои мускулы и умственную энергию, чтобы занести над тобой палку, дубину или приклад пистолета и опустить тебе на голову.
Прямо перед самым кряканьем я инстинктивно попытался увернуться, и мне это почти удалось. Я рывком вытащил кольт из кармана и повернулся – и вдруг сокрушительный удар, искры из глаз, внезапная жгучая боль и страшный треск р черепе, не похожий ни на один другой. Я начал падать.
Я не только понял, что меня ударили, я совершенно ясно осознал, что, если не остановлю убийцу, удары будут сыпаться на меня снова и снова, пока он не размозжит мне голову и не прикончит, – но остановить его я не мог. Мои руки и ноги меня не слушались, я не имел сил перевернуться или откатиться в сторону. Я упал на колени, потом завалился на правое плечо и так и застыл, словно время для меня остановилось. Правая рука вытянулась вдоль тела, пальцы все еще сжимали кольт. Но я не мог поднять пистолет. Рука не действовала.
Казалось, я лежу так не несколько коротких мгновений, а долгие-долгие минуты. Время тянулось, как ириска, – тик, – и тысяча мыслей в голове, ощущение земли подо мной, медленно расцветает боль, и наконец так: течение времени замедлилось и тянулось не только для меня, но и для него тоже. Краем глаза я увидел, как его нога повисла в воздухе, потом начала медленно, очень медленно опускаться и приземлилась в нескольких дюймах от моего лица.
Он занес надо мной свое оружие, и я знал, что через какие-то доли секунды, тянущиеся в другом измерении, он опустит его на мою голову. Я пытался пошевелить руками, ногами, пальцами, хоть чем-нибудь; бесполезно, и в этот момент я прекратил свои попытки. Огромным усилием воли я заставил себя сосредоточить всю свою физическую и умственную энергию лишь на одном-единственном пальце.
Как ни странно, я еще способен был думать и понимал, что, даже если мне удастся выпустить пулю, я попаду лишь в землю; но я также понимал, что грохот выстрела – мой единственный шанс остановить его, хотя бы задержать ненадолго. Кстати, это был мужчина.
Я даже не заметил, как спустил курок. Но услышал выстрел и почувствовал, как мой тридцать восьмой дернулся в ладони. И я увидел, что нога у моего лица стремительно приподнялась и развернулась в сторону дорожки.
Наконец мне удалось пошевелить не только пальцем. Я медленно перекатился с плеча на спину – и в этот момент нависавшая надо мной темная фигура исчезла. Слышен был только тяжелый топот ног по дорожке. Я попытался повернуться, направить на убегающего револьвер и не смог этого сделать. Должен сказать, мне и сесть-то удалось с превеликим трудом. А далее я просто сидел в оцепенении.
Не знаю, если бы я попробовал, может быть, сумел бы встать на ноги. Только меня это в сию минуту не слишком заботило. Меня тошнило. Я подумал: неужели придется расстаться с изумительным ужином и щедро принятой великолепной выпивкой? Хотя и это меня не особенно беспокоило. Я заметил, что мой пышный белый тюрбан валяется на дорожке, и догадался, что он смягчил нанесенный удар. Благодаря ему я не отключился – конечно, не настолько, как мне бы хотелось, но все-таки сумел его спугнуть. Если вас никогда не били по голове по-настоящему, изо всей силы, вам ни за что не понять, насколько это болезненно-неприятное ощущение.
Так что я посидел неподвижно какое-то время, прислушиваясь к себе, понял, что мой ужин останется со мной, а возможно, и завтрак с обедом, и наконец осторожно поднялся на ноги. Мой противник давно исчез, минут пять назад, но никто не прибежал разузнать, кто и почему стрелял. Наверное, за царящим гвалтом мало кто слышал, а те, кто слышал, решили, что выстрелила пробка из очередной – какой уже по счету? – бутылки шампанского.
Какая, собственно, разница. Сейчас меня беспокоила набатным колоколом гудевшая голова. Еще сидя на земле, я осторожно ощупал ее и обнаружил кровоточащую рану; я приложил к ней платок и держал, пока кровь не остановилась. Если бы меня не переполняло огромное и жгучее Желание, я бы так и остался безучастно сидеть там, пока не заживет рана, но меня гнало, подстегивало Желание: добраться до того, кто на меня напал.
Теперь мне нужно было срочно разыскать трех человек – хотя бы трех – и поговорить с ними.
Я начал медленно ходить кругами, как собака, подыскивающая место для сна, собрал свои вещи и направился к «Кублай-хану».
Глава 14
Если бы я вскочил на ноги секунд через десять после удара и пулей промчался по территории и по номерам отеля, может быть, и разыскал бы своего обидчика. Но когда я наконец доковылял до «Кублай-хана», было уже слишком поздно. Мне оставалось лишь принять три таблетки аспирина, что я и сделал.
Помимо всего прочего, я совершенно запутался. Голова глухо звенела. Мозги пенились, словно огромный котел с «алказельтцер». Я чувствовал себя умственным гигантом – потому, наверное, что явственно ОЩУЩАЛ свой мозг. В этом-то и заключается главная проблема, когда тебе вышибают мозги: любая глупость кажется гениальным озарением. К сожалению, в тот момент я не понимал столь очевидной истины.
Первую «блестящую победу» в своем расследовании я одержал в Оружейной комнате, которую нашел с большим трудом. Я помнил, что Орманд Монако встречается здесь с гостями, но у меня в потрясенных мозгах все перепуталось, и я забрел в Пушечную комнату. Оружейная, Пушечная – какая, к черту, разница?
Наконец я все же нашел Оружейную комнату, с шумом распахнул дверь и сразу увидел Орманда Монако. Он сидел за столом вместе с дюжиной мужчин и женщин, некоторые из них были в костюмах, другие – в вечерних платьях. Сначала я увидел худого, угловатого Монако, все остальные казались сплошным расплывчатым пятном. Монако был в своем жемчужно-сером смокинге с яркими фуляровыми лацканами, которые так гармонировали с сединой в его волосах.
Я, громко топая, подошел к нему и пронзил его испепеляющим взглядом.
– Так вот вы где! – гневно заявил я. – И где же вы были?
Все, как один, повернули головы в мою сторону, но Орманд Монако среагировал быстрее остальных.
– Что такое? – удивился он. – В чем дело?
– Не надо спрашивать меня, в чем дело, – сказал я. – Из этого вам точно не распутаться. Спутаться... Выпутаться? Послушайте, я вас видел.
Его лицо выражало ужас. Это хорошо: значит, я его напугал. Он обвел взглядом всех сидевших за столом.
– Губернатор, – обратился он к кому-то, – господин мэр, мистер Лиф. Я должен извиниться за мистера Скотта. Прошу прощения, миссис Шмил, – добавил он.
«Миссис Флиб». Я плохо различал имена, которые он называл. «Генерал Стонк». Боже, как болит голова. Наверное, трех таблеток аспирина было мало.
Монако тревожно, изучающе смотрел на меня.
– Мистер Скотт, – заговорил он успокаивающим тоном – таким голосом разговаривают дрессировщики с молодыми клыкастыми львами, – вы немного выпили, так ведь? У вас глаза покраснели.
– Выпил-шмипил, – передразнил его я. – О, простите, если я назвал чье-то имя. Я как раз перехожу к делу. Насчет... хм... Я думал об этом еще минуту назад.
Монако встал и увел меня от стола.
– Может, вы оставите меня и моих гостей и позволите нам закончить важный деловой разговор без посторонних?
– Вы выходили из этой комнаты в течение последних десяти минут? Или около того? Ну, скажем, в течение часа.
Монако искоса глянул на меня, бросил взгляд на стол, потом опять уставился мне в зрачки. Он выглядел обеспокоенным.
– Я действительно выходил один раз. Искал мистера Вэйла, – виновато произнес он. – Вообще-то я вернулся всего несколько минут назад. Хотя я совершенно не понимаю, какое дело...
– Так и не нашли его?
– Нет, действительно не нашел, – подтвердил Монако. – Однако...
– А как насчет Булла Харпера?
– А что насчет Булла Харпера?
– Вот об этом я и спрашиваю.
– Ну так что там насчет его?
– Его вы тоже не видели, да?
– Нет, а почему я должен был...
– Мне это кажется очень подозрительным, а вы как думаете?
– Мистер Скотт, я не понимаю, повторяю, не понимаю, о чем вы говорите.
Я задумался, а потом признался:
– И я тоже.
– Предлагаю перенести нашу беседу на другое время.
– Ага, – согласился я – похоже, аспирин начинал действовать, – например, на следующий ноябрь?
С этими загадочными словами я удалился.
Мне так и не удалось найти Булла Харпера. Я постучал в дверь комнаты Лиссы, номер 218, но либо никого не было дома, либо не хотели открывать. Зато я нашел Джерри Вэйла; у него я тоже ничего не выяснил.
Я знал только, что кто-то ударил меня по голове и этот кто-то хотел меня убить. Уже где-то около полуночи я понял, что ничего не добьюсь, бесцельно шляясь по отелю. И решил выпить в одном из баров.
К этому времени я более или менее пришел в норму, правда, в голове засела тупая, ноющая боль. Зато предметы перед глазами перестали кружиться, и я вдруг понял, что мне стоит сесть и спокойно подумать за прохладным коктейлем, – наверняка это принесет больше пользы, чем мои последние маломотивированные действия. И я направился в «Сераль».
И столкнулся с Мисти Ломбард.
На этот раз встреча не была физическим столкновением, я просто заметил ее, когда вошел в вестибюль, и подождал, пока она подойдет.
– Привет, привет. Ты как раз искала меня. Тебе меня не хватало, и ты отправилась на поиски...
– Я иду в «Сераль».
– Где мистер Лиф?
– Все еще на совещании.
– Вот дурак.
– Он говорил со мной и сказал, что, вероятно, не освободится до утра. Поэтому я решила сбежать от всей этой толпы – ты не находишь, что они начинают понемногу сходить с ума?
– Это точно.
– Я решила выпить в тишине перед тем, как отправиться спать.
– Наши желания совпадают, Мисти. Давай выпьем вместе.
Она слегка прикусила губу и, прикрыв глаза, склонила голову набок. Потом улыбнулась и задорно сказала:
– А почему бы нет?
Мы сели у стойки и пропустили по паре коктейлей; я почти не помню, о чем мы говорили. Кажется, я рассказал ей, что меня стукнули по голове, а она мне сочувствовала; еще я попросил ее поподробнее припомнить ее разговор с Джин Джакс, и она очень старалась. К сожалению, ничего нового я не узнал. Так что мы просто сидели и болтали с Мисти; я слушал ее тихий, завораживающий голос и любовался ею.
Наконец она сказала:
– Мне пора спать. Завтра я должна быть с ясными глазами.
– Твои глаза всегда будут ясными. Я провожу тебя домой, то есть до твоего номера, хорошо? Тебе опасно ходить тут одной.
– Даже когда вокруг полно людей?
– Тем более. Среди них ведь попадаются мужчины.
– А ты собираешься защищать меня от мужчин, да?
– От всех, кроме одного, – заверил я пылко.
Мы пересекли вестибюль, вышли через главный вход на улицу и по усыпанной гравием дорожке направились к южному крылу, в котором находился ее номер. У двери она остановилась, хотела что-то сказать и вроде как бы засмущалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22