Два дня. Неделю.
– Чтобы найти убийцу? – спросила она.
– Это был бы самый разумный ответ, не так ли? Я должен бы пообещать тебе, что именно этим буду заниматься и что именно для этого мне нужно время. Но это не будет правдой. А я понял, что хочу говорить тебе правду.
– Почему? – тихо спросила она.
– Чтобы выбросить тебя из своих мыслей. Чтобы больше не мечтать о тебе.
На ее щеках вновь проступил румянец.
– Я снова очаровываю тебя?
– Ты же знаешь, что да.
Джиллиана поднесла руку к его лицу и нежно коснулась щеки.
– Ты просто не имеешь права быть таким красивым. Несправедливо, что природа даровала тебе и положение, и богатство, и мужскую красоту.
Лицу Гранта стало жарко от этих слов, и он почувствовал себя юношей во власти своей первой любви, неуверенным и отчаянно нетерпеливым.
– А ты можешь обезоружить меня одной своей улыбкой, – мягко сказал он. – Природа одарила тебя красотой, характером, умом, силой духа. Так кто из нас более одарен?
– Боюсь, ты никогда ни от кого не услышишь о положительных свойствах моей натуры.
– Теперь я прошу тебя перестать, – твердо проговорил он. Схватив ее руку, он прижался губами к ладони, затем сложил пальцы, словно хотел сохранить поцелуй внутри, и задержал ее руку в своей ладони. – Я не позволю тебе так говорить о себе. Не позволю произносить такие вещи. С тобой случилось несчастье. Возможно, это вызвало скандал, а для тебя наверняка было трагедией. Но не делай эту историю краеугольным камнем своей жизни, Джиллиана, не оценивай свой характер по этому.
– Тогда по чему оценивается человек?
– По его отношению к другим, – не задумываясь, ответил Грант. – По тому, о ком человек думает в первую очередь – о себе или о других. По тому, как он сопереживает тем, кто даже не знает значения этого слова.
Джиллиана накрыла его руку своей, и несколько мгновений они стояли, соединенные этим соприкосновением. Голова его была опущена, и Грант не мог видеть выражения ее лица.
– Останься со мной, – попросил он снова.
– Это мне следовало бы умолять тебя, – тихо произнесла она. – Умолять не предлагать мне никаких заверений, обещаний или будущего. – Она ненадолго замолчала, а когда подняла голову, Грант был потрясен, увидев у нее на глазах слезы.
Но прежде чем он заговорил или заключил ее в объятия, она отступила назад, высвободив свои руки.
– Пожалуйста, Грант.
– Ты останешься?
Джиллиана вздохнула, не отвечая, но секунду спустя кивнула.
Пока ему было достаточно и этого.
Из окон спальни графини Стрейтерн открывался вид на западную лужайку Роузмура, простирающуюся вдаль и спускающуюся к роще, за которой располагалось болото, куда Грант любил ходить. Покои состояли из трех комнат: гостиной, спальни и гардеробной. Графине не хотелось оставлять их, но она всегда знала, что придет время, когда придется сделать это.
Какая, однако, поразительная ирония в том, что она должна уступить свой дом Арабелле Фентон.
Но вначале ей необходимо убедиться, что она права. Первое потрясение прошло, и теперь она найдет в себе силы взглянуть в лицо правде. Она никогда не была трусихой, хоть все и считают, что она прячется от мира.
Одна из служанок сказала ей, где она может найти девушку. Не в библиотеке, как предполагала Доротея, не у себя в комнате, уткнувшейся в одну из своих неизменных книг. Нет, как ни удивительно, Арабелла Фентон сидела на веранде Роузмура, с которой открывался вид на извивающуюся дорогу, ведущую к дворцу и дальше, на Эдинбург.
Доротея вздохнула и, открыв французские двери, ступила на каменный пол террасы. Оформление террасы было итальянским, это была так называемая лоджия. Цель ее – заполучить побольше тепла погожего дня. Перила, вырезанные из камня, высотой всего около трех футов, окаймляли пространство в форме мальтийского креста. Несколько ящиков и горшков с цветами добавляли цвета, а пара статуй – всегда чуть прикрытые женщины – прибавляли то, что, как полагала графиня, придавало лоджии классический оттенок.
День был ярким, тепло полуденного солнца – приветливым и желанным. Доротея подошла к скамье, на которой сидела Арабелла. На коленях у нее лежала книга, открытая на каком-то отвратительном рисунке, но взгляд был устремлен на дворец.
В этот момент Доротея с удовольствием придушила бы своего сына. Грант должен был бы находиться здесь, дабы разобраться с ситуацией, но ее сын, к несчастью, отсутствует. Он позволяет себе прятаться с женщиной, которую, очевидно, сделал своей любовницей.
– Порой поведение мужчин достойно презрения, – сказала она Арабелле. – Но говорят, что из худших повес выходят лучшие мужья.
Арабелла не произнесла никакого приветствия, только повернула голову и посмотрела на Доротею взглядом, который был едва ли не презрительным. Пораженная выражением лица девушки, графиня передумала садиться рядом с ней на скамью. Она прошла немного вперед и прислонилась к балюстраде.
– Вы находите, что это верно, ваше сиятельство? – спросила Арабелла. В ее голосе были резкие, неприятные нотки.
Доротея отвела взгляд от дворца и снова устремила его на Арабеллу, и несколько долгих мгновений две женщины молча мерили друг друга взглядами.
– Грант говорит, что кто-то пытается отравить его, мисс Фентон, – сказала графиня. – Поэтому он остается во дворце.
– Я уже слышала эту версию, ваше сиятельство. Однако мне не было позволено осмотреть Джиллиану.
– Я не спрашивала его об их отношениях с Джиллианой, мисс Фентон. Да он бы мне и не ответил. Но мисс Камерон осталась с моим сыном по собственной воле. В этом я не сомневаюсь. Я расспросила Майкла, и он заверил меня, что это так.
– Мне нет дела до того, как поступает Грант, – сказала Арабелла. Теперь ее голос был бесстрастным и совершенно лишенным каких бы то ни было эмоций. – Я боюсь, однако, что он обманывает Джиллиану. Она слишком эмоциональна и верит в любовь.
– А вы нет, мисс Фентон?
– Конечно, нет. – Она закрыла книгу и встала. – Я еще в раннем детстве узнала, ваше сиятельство, что любовь – это слово, которое большинство людей используют для оправдания всякого рода ужасного поведения.
– Мой сын всегда старался поступать достойно, мисс Фентон. Зная, как опозорил семью его отец, он всю жизнь пытается исправить это.
– Бесчестье никоим образом не должно затронуть семью Роберсонов, – проговорила Арабелла с улыбкой. – Какая жалость, что это не так.
Между ними было слишком много недосказанного, но Доротея внезапно поняла, что ни за что на свете они с этой девушкой не доверятся друг другу.
Она должна набраться храбрости и попросить доктора Фентона рассказать ей правду.
Глава 23
Джиллиана выстроила эффективную линию обороны, чтобы не подпускать к себе Гранта, но это оказалось ни к чему, поскольку Грант избегал ее так же старательно, как и она его. Она делала это из соображений защиты. А он?
Она ожидала, что доктор Фентон придет навестить ее. Но никто не приходил во дворец, и вначале Джиллиана объясняла это тем, что ее отвергают. Только поговорив с Майклом, она узнала, что во дворец никого не пускают. Грант, очевидно, устроил для них крепость – место, куда никто не допускается и откуда ей не разрешено уйти. Даже Лоренцо редко показывался, а когда приходил, то лишь слегка кланялся ей и бросал хмурые взгляды на Гранта.
Последняя надежда, что ей удастся избежать последствий этой недели, исчезла, когда Джиллиана получила краткую записку от Арабеллы. Состоящая всего из одного предложения, записка умудрилась передать презрение, раздражение и превосходство.
«Не будь так глупа, чтобы забыть о том, что случилось раньше, Джиллиана».
Ирония заключалась в том, что Джиллиана всю неделю не видела Гранта. Первые несколько дней она все больше спала. У нее не было сил, но то ли это от яда, то ли от лечения, трудно сказать.
В последние несколько дней она почувствовала себя лучше, настолько лучше, что начала искать, чем бы заняться. Джиллиана не привыкла к бездействию, и ее нервировало, что у нее нет никакого дела.
Она часами гуляла вокруг дворца. Позади здания находился парк, за которым давно перестали ухаживать, и Джиллиана развлекала себя тем, что пыталась представить себе, каким был первоначальный план декоративных живых изгородей. Иногда по утрам она занималась уборкой опавших листьев. Когда это занятие надоедало, садилась на скамейку в центре лабиринта и просто любовалась окружающей природой.
Сегодня день обещал быть прекрасным. Рассвет уже давно наступил, но воздух был все еще прохладным, а на траве блестели капельки росы. Всюду, куда ни кинь взгляд, можно было увидеть признаки того, что природа полна гордости и веселья. Птицы не просто сидели на ветках, они бочком перебегали с одного конца ветки на другой, словно для того, чтобы поболтать с соседями. Белки, которых здесь было бесчисленное множество, громко стрекотали между собой. Делились ли они секретами, где лучше запасать орехи? Или просто сплетничали о своих сородичах? Бабочки порхали с цветка на цветок, и даже пчелы, казалось, летали группками, словно сад позади дворца – чудесное место для общения.
Но не было никого, за кого Джиллиана была бы ответственна, не было никакой обязанности, которую она должна была выполнять. Никто не отмечал ее отсутствия и не требовал ее присутствия. Впервые в жизни она была полностью предоставлена себе самой.
Всегда ей хотелось, чтобы отец гордился ею, она старалась не опозорить семью. Однако все закончилось тем, что ее изгнали из общества и она теперь больше не связана его одобрением. Невольно оттолкнула она от себя и доктора Фентона с Арабеллой. И вот теперь она осталась одна, во власти прихотей единственного человека, Гранта Роберсона, графа Стрейтерна.
Он один связывает ее с цивилизацией, является для нее источником информации, поверенным тайн, единственным другом. Но даже и Гранта в последнее время она редко видит.
Как, однако, странно, что, несмотря на все это, впервые за очень долгое время она чувствует себя счастливой и спокойной. Не это ли было необходимо ей? Период исцеления, возможность побыть в мире с собой, место, где никто ничего не потребует от нее, где она может быть просто Джиллианой.
Еще недавно ей казалось, что она никогда не сможет выбраться из своего горя, но сейчас Джиллиана была так же далека от печали, как беспечное дитя.
Когда на сад спустилась тишина, она окончательно осознала, что мир может быть абсолютно прекрасен, а она способна испытывать ничем не замутненную радость.
Молитва была скорее мыслью, чем мольбой: «Спасибо за все прекрасные воспоминания. За всю радость, какой бы недолговечной она ни была, спасибо. За способность видеть красоту спасибо. За то, что могу сидеть здесь и любоваться этим маленьким, совершенным кусочком мира, спасибо. Но более всего за способность испытывать другие чувства, а не только отчаяние, Господи, спасибо».
Возможно, это именно то, чему приезд в Роузмур должен был научить ее. Научить начать жить заново.
Что принесет ей жизнь? Этого Джиллиана пока не знала. Выбор? Наверняка. Возможности? Может быть.
Но она не должна бояться. Пора начать жить. Джиллиана встала и решительно зашагала к дворцу.
– Тебе кажется, что ты такой сдержанный и спокойный, мой друг, – сказал Лоренцо, – но это не так. Возможно, годы, проведенные в Италии, наложили отпечаток на твое холодное шотландское сердце.
Грант нахмурился, но выражение его лица вызвало у Лоренцо лишь улыбку.
– Теперь дыши глубже, – приказал он. Грант так и сделал, не сводя глаз с лица друга.
– Думаю, ты не любишь, когда тебе приказывают. – Лоренцо сдвинул в сторону складки рубашки Гранта, чтобы лучше послушать его грудь. Грант промолчал. – В тебе есть страсть, Грант, и огонь.
– Ты узнал это, слушая мое сердце? – спросил Грат, застегивая рубашку.
Лоренцо оставил его сарказм без внимания.
– Я думаю, это маленькая компаньонка так повлияла на тебя. Ты как Везувий – спокойный снаружи, но готовый вот-вот взорваться.
– Как вулкан? Едва ли.
– Покашляй.
Грант покашлял, в то время как Лоренцо с силой прижимал ладонь к его груди.
Наконец, Лоренцо убрал руку и отступил назад, серьезно глядя на Гранта.
– Если ты и умираешь, то тогда ты самый здоровый умирающий человек, которого я когда-либо видел. Всем бы моим пациентам быть такими, как ты.
– Но уж конечно, не из-за отсутствия чьих-то стараний.
– Что ты предпринимаешь в связи с этим?
– Просто не знаю, что еще предпринять, – признался Грант. – Я умею вырабатывать электричество. Могу быть богом в своей лаборатории и воспроизводить молнию. Так почему я не могу защитить тех, кто вверен моим заботам?
– Мне кажется, мой друг, ты слишком многого требуешь от себя.
– Напротив, Лоренцо, – возразил Грант. – Думаю, что требую недостаточно. Если бы я был порядочным человеком, то разом покончил бы со всем этим и женился на Арабелле Фентон. В конце концов, это было мое предложение, по моему желанию она приехала сюда. И я бы удалил Джиллиану из дворца как можно скорее. Но разве я это делаю?
– Мне думается, ты достиг своего предела порядочности, Грант, – заметил Лоренцо с улыбкой. – Ты был чрезмерно порядочным все то время, что я знаю тебя Пора уже тебе получить немного удовольствия от жизни.
– Тебя послушать, так я прямо педант какой-то.
– Вовсе нет, – отозвался Лоренцо. Он взял со стола темно-коричневую бутылку, прочитал этикетку, нахмурился и снова поставил бутылку, отодвинув ее от себя кончиком пальца. – Тебе просто нужно немного любви. Не думаю, однако, что справедливо подвергать мисс Камерон сплетням Роузмура.
– А что говорят?
– Не в моих правилах повторять слова других, Грант.
– Ненавижу это, – пробормотал Грант, проведя рукой по волосам. – Ненавижу всю эту проклятую неразбериху.
– Тогда отошли мисс Камерон.
– Не могу. – Грант посмотрел на друга. – Я не хочу, чтобы она уезжала, но и оставаться ей опасно. Я говорю себе, что защищаю ее, но кто защитит ее от меня?
– Поэтому ты всю неделю сторонишься меня?
Грант повернул голову и увидел Джиллиану, внезапно появившуюся в дверях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38