Так и липла к Алисдеру, терлась о него, как мурлыкающая кошка.
Даже сейчас, когда Алисдер уехал в Инвернесс, она перед приходом в замок вырядилась в свободную алую блузу с широкими присборенными рукавами и глубоким вырезом, открывающим взору пышную, не затянутую корсетом грудь. Шерстяная юбка не прикрывала лодыжек, ноги ее были босы. Черные вьющиеся волосы взбиты, словно она только что проснулась. От нее исходили тепло и зов женской плоти.
На руках она держала Дугласа, который радостно шлепал крошечной ручкой по щеке матери. Фиона не остановила его, только с любовью улыбнулась малышу. Глядя на Дугласа, трудно было сомневаться в отцовстве: сходство с Алисдером бросалось в глаза.
– Дуглас пришел поздороваться со своим лордом, – усмехнулась Фиона.
– Алисдера нет, – отозвалась Джудит, подражая выговору Фионы.
Одной рукой Джудит сжимала большую луковицу, другой – нож. Любая другая женщина на месте Фионы поспешила бы ретироваться, однако Фиона подошла ближе. На ее губах играла улыбка. Она опустила Дугласа на пол, взяла со стола кусок хлеба и дала его малышу.
– Придет день, и лордом станет мой Дуглас.
Джудит не затруднила себя ответом, только с утроенной яростью взялась за несчастного цыпленка.
– Алисдер говорит, что Дуглас не его сын.
Фиона в ответ лишь пожала плечами и многозначительно посмотрела на прикрытый фартуком живот Джудит.
– Других у него никогда не будет, или я ошибаюсь? Ты-то пустоцвет. Два мужа до Алисдера – и ничего?
Это было уже слишком. Джудит схватила цыпленка за шею, которую еще не успела отрезать, и с силой швырнула его в Фиону.
Цыпленок угодил точно в цель. Фиона завопила во все горло, ее лучшая блуза была безнадежно испорчена кровью и жиром. Шум разбудил Софи, дремавшую в кресле у камина. Дуглас, услышав вопли матери, тоже заорал во всю мощь своих легких, вторя ей.
Джудит окончательно потеряла самообладание. Фиона кричала, а Джудит швыряла и швыряла в нее все, что попадало под руку. Какая дрянь! У нее хватило наглости хвастаться перед ней своей связью с Алисдером! Вслед за порезанным луком в Фиону полетела зелень, потом остатки утренней овсянки и черствый хлеб. С каждым попаданием Джудит улыбалась все шире и шире. Лицо Фионы покрылось пятнами куриной крови, по волосам стекала овсянка, а к груди прилипли кольца лука.
Фиона вцепилась Джудит в горло. Та не осталась в долгу.
Маленький Дуглас орал все громче и громче.
Софи начала смеяться, издавая странные скрипучие звуки, и вдруг остановилась от неожиданности.
В дверях стояли Алисдер и Малкольм.
Алисдер быстро поднял с пола Дугласа и посадил его на колени к Софи. Потом подошел к женщинам, ни одна из которых, как он сокрушенно заметил, не собиралась отпускать горло другой. Фиона была ростом поменьше, но плотнее и тяжелее, зато ярость придала Джудит силы.
– Хватит! – закричал Алисдер, но даже это не остановило соперниц.
Пришлось вмешаться и разнять их силой. Малкольм старался утихомирить свою дочь, а Маклеод крепко прижал Джудит к себе.
– Надо вернуть ее англичанам! – кричала Фиона. – Она чужая, ей нет места в Тайнане, она не для тебя!
Она улыбнулась пухлыми губами и опустила ресницы, изображая глубокую обиду. Конечно, она бы выглядела куда более соблазнительно, если бы у нее в волосах не застряли куриные потроха и остатки овсянки с луком.
Увы, все ухищрения Фионы были тщетны. Алисдер никогда не обращал на нее внимания.
– С каких это пор ты знаешь, что для меня лучше, а что нет, Фиона? – грозно спросил он.
– Еще с тех пор, когда ты был мальчишкой, Алисдер, – отозвалась она грудным голосом, который навевал приятные мысли о теплом женском теле и прохладных ночах. – Я всегда знала, чего ты хочешь.
Алисдер признал, что в этом она, пожалуй, права. Когда-то он неизменно краснел при ее появлении. Ее пышногрудая красота разжигала его юношеские фантазии. Он мечтал увидеть ее тело, начинал тяжело дышать, когда она жеманно потягивалась или обнажала ногу. Рядом с ней он всегда думал об одном: поместится ли ее грудь у него в руках и какова эта грудь на вкус.
Впрочем, это было давным-давно, когда он был еще подростком и жаждал прикоснуться к женщине, все равно какой.
С годами он стал разборчивее. Теперь в женщине ему была важна не только грудь, но и ум, который светился в темно-синих глазах, длинные стройные ноги и улыбка, таящая молчаливый вызов. Он жаждал услышать грудной смех, приветствовал несгибаемое мужество, не уступающее мужскому. Он хотел верности, страсти, любви. И подозревал, что только одна женщина способна дать ему все это…
Алисдер посмотрел на Фиону не так сердито, как следовало бы, и не так осуждающе, как хотелось бы его жене. Фиона не просто одна из женщин клана, она – друг юности. Однако взгляд Алисдера оказался настолько равнодушен, что даже Фиона почувствовала это.
– Вот уж не думала, что доживу до того дня, милорд, – произнесла она с видом оскорбленной гордыни, – когда вы предпочтете, чтобы вашу постель согревала английская сучка. Интересно, англичанки делают это по-другому?
– Не злоупотребляй нашим родством, Фиона, – ответил Алисдер, его голос был спокоен и бесцветен, как хмурый день, и не выражал никаких эмоций. Именно это спокойствие заставило Фиону остановиться.
– Так вот, значит, как, – проговорила она, вглядываясь в его янтарные глаза.
– Да, значит, так, – согласился Алисдер.
С сегодняшнего дня между ними все будет уже не так, как раньше. Оба прекрасно поняли это. Он уже не сможет принимать ее заигрывания, как прежде, ибо заигрывание это далеко не невинно. А она, находясь рядом с ним, всегда будет помнить, что Алисдер отверг ее, променял узы, связывающие их, на более сильные чувства: любовь, гордость, желание.
Алисдер сожалел, что все сложилось именно так.
Фиона высвободилась из отцовских рук.
– А жаль, – сказала она, поправляя блузку на груди. – Просто стыд, какая она страшная.
Красота Фионы никогда не подвергалась сомнению. Она выросла с сознанием, что именно она – первая красавица в клане. Для нее это было так же естественно, как для другого – цвет глаз.
Алисдер встретился взглядом с Малкольмом, тот кивнул в знак понимания и силком вытащил Фиону из кухни. Вскоре он вернулся за внуком, который все еще хныкал.
Только после этого кухня снова стала напоминать оазис мира и спокойствия, каким она была всегда, если, правда, не считать цыпленка и овощей, разбросанных по всему полу.
Алисдер повернул Джудит к себе лицом. Она раскраснелась, влажные пряди волос прилипли к груди.
В глазах Алисдера загорелись золотистые огоньки, хитрая улыбка заиграла на губах. Он не отрывал взгляда от лица Джудит. Заметив щетину у него на подбородке, она невольно подняла руку и кончиками пальцев провела по ней.
– Фиона – своя, она просто родня, – тихо проговорил он.
Прикосновение Джудит сразу разожгло в нем желания, которые никогда не угасали, когда она была рядом. Достаточно было вдохнуть ее запах…
Джудит высвободилась из его рук, повернулась спиной и часто-часто заморгала, ощутив резь в глазах. От лука, разумеется, а вовсе не оттого, что Алисдер заступился за нее в присутствии Фионы.
– Родня не родня, а только пусть убирается отсюда! Это моя кухня, Маклеод. – Джудит наклонилась, подобрала цыпленка, собрала зелень и лук с пола. – И только мне решать, кому можно сюда входить. – Джудит намочила тряпку и принялась сосредоточенно протирать забрызганный кровью пол.
Алисдер долго ждал этого дня, ждал, когда Джудит наконец почувствует себя в безопасности настолько, что не побоится выразить свою злость. Алисдер знал, что рано или поздно это должно произойти, и он терпеливо дожидался этого дня. В разбушевавшейся мегере, которую он увидел, войдя на кухню, было трудно признать молчаливую замкнутую женщину, какой он знал Джудит.
Алисдер издал какой-то неопределенный звук, с большим трудом сдерживая внезапно накативший на него смех, и потянулся к Джудит, но та ловко увернулась.
Ей не понравился подозрительный блеск в глазах мужа. Ничего смешного нет. Фиона для нее как заноза.
– Подойди ко мне, жена, – произнес Алисдер, не переставая улыбаться. В его голосе появились совсем новые нотки. Он уже не дразнил, а обещал.
Джудит медленно начала пятиться от него назад к двери, ставя ноги точно по прямой, так что мысок одной стопы касался пятки другой. Она пыталась улизнуть, однако Алисдер разгадал ее замысел.
– Подойди ко мне, Джудит, – повторил он, все тем же ровным, рассудительным голосом.
Только Джудит ему уже не доверяла. Каждый раз, когда Алисдер говорил так, он замышлял нечто из ряда вон выходящее. Она невольно сжалась, когда он хотел положить руки ей на плечи. Алисдер не отрываясь смотрел на нее, и Джудит медленно подняла на него глаза.
За эти нескончаемо длинные секунды они, не произнося ни слова, сказали друг другу много. «Верь мне, – говорил его взгляд, – я не сделаю тебе больно». «Я знаю, – отвечала она, – но иногда просто забываю». Ей страшно хотелось закрыть глаза и спрятаться, но она пересилила себя и позволила Алисдеру заглянуть к себе в душу, обнажив ее как никогда прежде.
«Понимает ли она, что глаза с головой выдают ее?» – подумал он. Сейчас Алисдер мог измерить глубину ее чувства по выражению синих глаз. В их глубине читалась неуверенность, прикрытая чем-то похожим на браваду. Он улыбнулся, кончиком указательного пальца приподнял лицо жены за подбородок и, быстро наклонившись к губам, крепко и горячо поцеловал ее.
– Иди наверх, Джудит, жди меня.
Она слышала эти слова много раз в жизни, но никогда прежде они не вызывали у нее радостного нетерпения, только страх. Алисдер прижал к ее губам палец, не давая ничего сказать.
– Я жду послушания, моя упрямая жена. – Глаза его блестели, он еще раз ласково поцеловал Джудит.
Джудит попыталась сдержать улыбку, но не сумела и улыбнулась – робко и счастливо.
– Хорошо, Маклеод, на этот раз я подчинюсь.
Софи решила, что у ее внука бесподобный смех. Она сидела в кресле, откинувшись на спинку, и думала, что для такой старухи, как она, вечер получился уж слишком насыщенный. Смех Алисдера услаждал ее слух: так когда-то смеялся ее Джеральд.
Глава 24
Алисдер притащил из чулана старую ванну, предварительно вытряхнув картошку, которую обычно хранили в ней, и принялся ее нещадно тереть. Эта ванна была одной из экстравагантностей, которые обожала его мать. Зачем ей понадобилась ванна, покрытая бронзой, он так и не узнал. Странные, фривольные покупки Луизы объединяло одно – они все были сделаны исключительно для ее личного удовольствия и удобства. Подсвечники из сандалового дерева для украшения покоев матери изготовили по ее заказу в Эдинбурге. Из Франции ящиками выписывалось виноградное вино для ее нарушенного пищеварения, никто из всей семьи не имел права прикасаться к нему. Из Германии она выписывала нежнейшее мыло для своей чувствительной кожи, которая грубела на воздухе Шотландии. Правда, ее экстравагантные приобретения не превышали доходов Тайнана. Ну а в 1845 году Луиза забрала все имеющиеся наличные деньги и уехала во Францию. Вспоминая прошедшие годы, Алисдер пришел к выводу, что, если бы мать осталась в Тайнане, она бы наверняка не вынесла трудностей нынешней жизни.
Отмыв ванну, Алисдер с величайшим трудом затащил ее наверх по лестнице. Да и наполнить ее горячей водой оказалось не проще. Результат, однако, стоил потраченных усилий.
Не обращая внимания на протесты Джудит, он через голову стянул с нее грязное платье, а затем и нижнее белье. Она, не переставая, возмущалась, но Алисдер словно не слышал.
– Ты собираешься сварить меня, Алисдер? – проворчала она, когда он помог ей залезть в ванну.
– Перестань, Джудит, вода не такая уж и горячая, – мягко успокоил ее Алисдер.
– Это своего рода раскаяние, Маклеод?
Он был поглощен созерцанием ее обнаженной фигуры. Не дождавшись ответа, она медленно уселась в воду и согнула в коленях ноги, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. Конечно, горячая вода очень приятна, но не собирается же она мыться у него на глазах! Если ему доставляет удовольствие ходить голышом, это еще не означает, что она так же бесстыдна.
Алисдер дал ей полотняную салфетку, которой она стала мыть лицо, и поэтому не заметила, как он встал на колени позади нее с такой же салфеткой в руке.
От первого прикосновения Джудит вздрогнула. Алисдер тер ей спину уверенно и твердо. Это совсем не было похоже на прикосновение его нежных губ.
– У тебя болит спина в сырую погоду? – спросил Алисдер, видя, что мышцы ее спины напряжены.
Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза, их разделяли всего несколько дюймов.
– Иногда.
– Ты не лечила эти рубцы?
– Нет, – коротко ответила она. Алисдер подумал, что иногда она ведет себя чересчур по-английски, будто окутывает себя защитным коконом молчания. – Я должна была вести себя так, будто ничего особенного не произошло. Если бы я хоть как-то проявила неудовольствие, мне стало бы только хуже.
В глазах Алисдера промелькнуло выражение, которого она не поняла.
– В Англии все ведут себя с женщинами подобным образом?
– Не знаю, Маклеод. Уверяю тебя, я этим не хвасталась.
– А твоя семья? Разве не могла поддержать тебя?
– Не знаю, я им никогда ничего не рассказывала.
– Ты настоящий стоик, – сказал Алисдер, намыливая салфетку. Он поднял волосы Джудит и принялся тереть ей плечи и шею.
Как странно, он моет свою жену!
Да, надо признать, Маклеод – человек необычный.
Не в первый раз в жизни мужчина говорит с ней ласково и предлагает утешение. Но только Алисдер утешал ее, когда впервые увидел рубцы. Не в первый раз в жизни мужчина с нежностью гладит ее, но только Алисдер делает это, не требуя ничего взамен и вызывая у нее странные ощущения. Не в первый раз в жизни мужчина проявляет любопытство относительно ее прошлого. Но только Алисдер с самого начала их знакомства замучил ее вопросами.
Всегда Алисдер, и только он.
Джудит даже не заметила, что стала говорить о своих рубцах без слез на глазах, тоном, в котором хоть и слышались нотки прошлого страдания, но уже не было ужаса и боли, как несколько недель назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36