– А что бы ты хотела?
– Я не хотела бы причинять вам неудобства. Ее колебания, казалось, сведут его с ума. Он взял ее за плечи и сильно поцеловал. Напряжение ее спало. Она склонила голову ему на грудь. Движение его губ стало более нежным.
– Скажи мне, что ты хочешь? – спросил Сэмьюэл.
– Может быть, ты просто будешь рядом? В нашей кровати. А я – может быть, тебе это понравится, сделаю тебе массаж спины.
– Нет, – он отстранился. Она опустила голову. – Ну хорошо, хорошо, если ты этого хочешь, Леда.
Он почувствовал, что внутри него закипает нервная 'дрожь, но постарался подавить ее в зародыше. Она посмотрела на него. Взяла за руку.
– Если ты этого не хочешь, то я не хочу тоже. Облегчение обрушилось на него. Он испытал необъяснимое желание поблагодарить ее.
– Только дай мне обнять тебя. И все. Обнять. И ты расскажешь мне все о новых тарелках.
Она помолчала минуту, глядя на свои опущенные руки.
– И тебе хотелось бы узнать о кувшинах и столовых приборах?
– Конечно, и о столовых приборах.
– И тебе, конечно, хочется уснуть, как только я стану рассказывать? И ты быстро захрапишь.
– Боже, я храплю?
– Прошлой ночью ты захрапел, стоило мне только начать описывать мебельный гарнитур для столовой. Я большой знаток подобных гарнитуров, но боюсь, что не каждый разделяет мой энтузиазм.
Он поцеловал ей нос, рука скользнула по бедру.
– Ты уверена, что больна?
– Убеждена.
– Черт возьми! – и он закрыл ей рот поцелуем прежде, чем она успела его открыть.
30
Ему хотелось бы показать Леде Америку во всем естественном блеске ее диких гор и небес, но вместо этого она увидела нечто хоть и естественное, но весьма бесславное.
Соединенные Штаты представились мрачным прибежищем дождя и снега, а в небольшом поселке на берегу единственными местными жителями, которых довелось разглядеть, оказались две лошади да желтоватая безобразная собака.
На борту парохода у них даже не было общей каюты. На зимний период количество судов сильно сокращено. На тех же, которые продолжали свои рейсы, не было приличной каюты на двоих. Потому Сэмьюэл заказал Леде каюту на женской половине парохода в экстра классе. Он в глубине души гордился ею: она не жаловалась на качку. К счастью, Леда оказалась невосприимчива к морской болезни, держалась бодро. Но погода была столь неважной, что Сэмьюэл в конце концов посоветовал ей не покидать женской половины корабля даже во время обеда, на который она приходила в столовую.
Он мало видел ее во время путешествия. Когда они достигли Нью-Йорка, то жены и дочери его корабельных попутчиков, с которыми он посиживал за столом красного дерева, беседуя о золоте и процентах, нефти и лесе, увели ее в женские, магазины Бродвея. Он мало принимал участия в беседе, только иногда вставлял несущественные замечания. Он, например, ничего не сказал об инженере Парсонсе из Нью-Кастла, который должен поставить ему паровые турбины, кто разработал проект корабля со скоростью в тридцать узлов.
Он без усилий улыбался, заходя с каким-нибудь бизнесменом в кафе на Пятой Авеню, ему было приятно слышать мягкий акцент вспыльчивых американских леди. Голос Леды не грассировал, не дрожал от восторга. Под этот голос было приятно засыпать – и эта мысль тоже заставляла его улыбаться.
Вечерами он выслушивал от Леды отчеты о вульгарных французских товарах, позолоченных, с наивными завитушками, которые ее новые друзья рекламировали ей. Нет, эти люди очень милые, но ценят вещь только по тому, сколько она стоит, словно забывая о качестве и вкусе. А вещи в Нью-Йорке не дешевые. Даже этот отель, наверное, сжигает сотни тонн угля, чтобы обогреть все комнаты. А еще теплая вода в ванне!
А самое ужасное – эти, как их называют, плевательницы. Такое неприятное слово. Леда надеялась, что Сэмьюэл не будет пользоваться ими, табак – вещь, которая противоречит привычкам истинного джентльмена.
О плевательницах она впервые упомянула в Денвере. Леда глянула на Сэмьюэла несколько озабоченно, чуть повернув голову на подушке. Он вертел в пальцах ее локон и пообещал, что никогда не будет жевать табак. Не такая уж большая жертва, но тоже требующая награды…
В Сан-Франциско он повел ее в Китай-город – они как раз попали на встречу китайского Нового года. Когда, выйдя из тумана, они очутились в блеске красных и золотых огней, на ее лицо стоило взглянуть! Он специально не предупредил ее ни о чем заранее. Они шли рядом сквозь толпу китайцев, закутанных в аляповатый шелк, держась за руки.
Повсюду – красные, оранжевые бумажные ленты, терпкие кухонные запахи. Ряды резных фонариков свешиваются с балконов. Лавки светятся розоватыми огнями, повсюду – китайские иероглифы.
Сэмьюэл остановился у прилавка с лентами, вазами и разукрашенными тарелками. Рядом – корзины с фруктами. Продавец в черной шапочке, с которой ленты спускались вплоть до ремня вдоль спины, приветливо закивал головой. Сэмьюэл поздравил его с Новым Годом на китайском: «Пиджин!», отчего приветливость продавца перешла в полный восторг.
Он быстро вскочил на табуретку и снял одну из гирлянд, на которую указал Сэмьюэл. На ней были какие-то буквы.
– Мы повесим ее над нашей дверью, – Сэмьюэл осветил гирлянду, подставив ее под фонарь. – Здесь текст пожеланий – здоровья, богатства, долголетия, светлой любви и естественной смерти.
– Ты умеешь читать это? – она глянула на него с изумлением.
Продавец протянул ей апельсины:
– Кун Хи Фэт Чой!
Сэмьюэл увидел, что ее брови удивленно изогнулись:
– Это подарок. Тебе. К Новому Году. Апельсин означает – удача!
– О, – со смущенной улыбкой она поблагодарила продавца. Тот сложил ладони и низко поклонился. – Счастливого вам Нового года, сэр!
Продавец протянул Сэмыоэлу несколько красных пакетиков.
– Хлопушки, мистер? Доллар – пять пакетиков. Тот покачал головой.
– Нет. Идем смотреть.
– Ах, смотреть! Хорошо! Ах, шум! Миссис понравится!
– А о чем вот эта надпись? – Леда указала на другую гирлянду.
Сэмьюэл поколебался, внезапно ощутив желание сказать ей. Она смотрела на него с ожиданием, ее рот был чуть приоткрыт. Продавец прочитал надпись по-китайски. Сэмьюэл прочел ее еще раньше, но просто считал глупым ей об этом сказать вслух. Он с удовольствием повесил бы эту гирлянду где-нибудь за дверью в их доме, где только он сам мог бы ее видеть.
– Ты не можешь это прочесть?
– Просто пожелание, в честь Нового Года.
– Какая красивая гирлянда! Я бы хотела знать, что там написано.
Он не стал сдерживаться:
– Люби самого себя. Ее ресницы дрогнули.
– Это всего лишь изречение, – он взглянул на остальные гирлянды. – Вот пожелания счастья, мира, наград, долголетия. Или: пусть у вас будут богатые посетители. И подобные.
– Да, да, понятно, – она уткнулась носом в искусственные цветы.
Ему показалось, что он идет по веревке с завязанными глазами. Впереди скала… Под ним – воздух. И пропасть.
«Погода не улучшилась, – писала Леда на Южную улицу. – Но я особенно не жалею. Скоро отправимся на Песчаные Острова. Мы отплываем на этот раз на лучшем корабле моего мужа – „Кэйси“. На этом огромном судне, – здесь она заглянула в записи Сэмьюэла, которые он набросал для нее, – размещен мотор в 17000 лошадиных сил, тоннаж – 8600 тонн, стальные пропеллеры, и вообще – все самого высшего класса. Вам будет приятно узнать, что достоинство этого парохода в том, что он развивает скорость 21 узел, что превышает скорость корабля „Орегон“, который завоевал награду в скоростном соревновании „Голубая Атлантика“ между Ливерпулем и Нью-Йорком. В Тихом океане не проводилось пока подобных соревнований, но я уверена, что „Кейси“ выиграла бы подобные гонки.
Я могла бы еще очень много написать об этом пароходе, но мистер Джерард советует мне не перегружать письмо техническими деталями».
Леда оторвалась от письменного стола и огляделась. Потом продолжала: «Мы занимаем аппартаменты владельца корабля – это три просторные комнаты: столовая, гостиная и спальня, к которой примыкают ванная и туалет. Для отделки использованы дорогие породы деревьев. На стенах – обои с китайскими птицами и цветами, а фон – розовый, говорят, этот цвет оберегает от злых духов. Изящные вазы полны цветов – они приклеены к полу или к полкам. Но это незаметно. Трудно даже представить, что это – на корабле. У нас с мистером Джерардом есть стюард, который к нашим услугам, стоит только нажать кнопку электрического звонка.
Я заканчиваю писать, поскольку лодка, которая должна доставить это письмо в Сан-Франциско, скоро покидает нас. А скоро мы проплывем через знаменитые Золотые Ворота, думаю, даже погода не убавит торжественности зрелища. По моему почерку вы можете заметить, что наша каюта каким-то способом (который мне не совсем понятен) оберегается от качки. Верно и то, что ужасная погода как-то мало ощущается здесь.
Остаюсь искренне ваша, Леда Джерард.»
Она с удовольствием посмотрела на свое новое имя, написанное на бумаге, затем сложила и запечатала письмо, добавив его к записочкам в ответ на письма от леди Тэсс и от Кэй. Последнее, только что законченное, было ответом на письмо мисс Ловат, которое она написала от лица всех трех дам.
Леда позвонила стюарду, который появился мгновенно – высокий человек по имени Видал, очень приличный и обходительный. Он взял ее письмо и помог ей надеть прорезиненный плащ и огромную шляпу с полями, которые были приняты на «Кейси» для прогулок по палубе.
Одна из двух их кают выходила на своего рода балкон, с которого был Хорошо виден мыс корабля. Но поскольку там не было крыши, то мистер Видал, перекрикивая шум дождя, предложил ей спуститься на капитанский мостик. Она была рада, что стюард помог ей преодолеть спуск, который вел в командирскую рубку и на нижние этажи.
Дождь не утихал, и Золотые ворота казались только смутными очертаниями. Она чувствовала себя в безопасности на борту корабля, который строил ее муж. Не исключено, что ее однажды назовут «бывалой морячкой».
Ей очень пришлось по душе сидеть на «юго-востоке» – в углу командирской рубки, окна которой были из плотного стекла, потягивать теплое какао из маленького кувшинчика, в то время как капитан корабля отдает приказы, бортинженер кричит что-то в какую-то трубку, а корабль несется по волнам Тихого океана. Само название «Тихий» как-то внушало оптимизм, о чем она решилась сказать Сэмьюэлу в тот самый момент, когда сильный толчок сбросил ее со стула.
Сэмьюэл успел подхватить ее и усмехнуться, прижав к какому-то ящику. Леда не считала подобную позу в данный момент самой подходящей, но все были заняты своими делами и не обращали на нее внимания.
Лодка с письмами отчалила, курс был отлажен. У Сэмьюэла были дела с капитаном, и Леда решила воспользоваться сопровождением Видала и погулять по палубе первого класса. Сэмьюэл все еще держал ее за плечи, когда она пожала руку капитану, пожелала удачи, на что он ответил:
– Вы – морячка, мадам. Настоящая морячка.
Покраснев от удовольствия, Леда спустилась по предательски скользкой лестнице. Все – более ста пассажиров парохода – попрятались в свои каюты. В салоне тоже никого не было, за исключением парнишки, который тяжело дыша, откинулся на бархатном кресле, а рот его исказила болезненная гримаса.
Мистер Видал осведомился, не хочет ли мальчик присоединиться к своим родителям, но тот прошептал, что путешествует один, что в его каюте ему невыносимо. Затем он разрыдался.
Леда взяла его за руку.
– Пойдем со мной наверх. Там не очень качает. Ты полежишь и почувствуешь себя лучше.
Его пальцы благодарно сжали ей руку. Втроем они начали подниматься в каюту Леды. Лицо мальчика, который цепко держался за руку миссис Джерард, бледнело все больше и больше. В гостиной Леда усадила его на софу, но он наклонился, и его стошнило прямо на брюки.
– О, дорогой! – Леда потерла нос. – Снимай все это быстро! И ложись!
Но мальчик, даже всхлипывая, оттолкнул ее руку.
– Я не могу в вашем присутствии. Вы – леди!
– Ну, хорошо! Мистер Видал, помогите, пожалуйста, ребенку раздеться, я подожду в коридоре. Повесьте потом брюки на дверь.
– Да, мадам, оставьте его вещи на лестнице, а я дам ему одеяло.
Леда взяла пострадавшие брюки и пошла к лестнице, держась за перила, затем свернула их и положила на верхнюю ступеньку.
Услышав резкий голос Сэмьюэла, в котором звучала непривычная злоба, она замерла за дверью, возвращаясь в каюту. От резкого толчка изнутри дверь распахнулась, ударив Леду. Мистер Видал всем телом вывалился за порог. Сэмьюэл стоял в плаще посреди комнаты и смотрел на стюарда с ненавистью.
– Убери свои грязные руки, – в его голосе прозвучала угроза. Холод, казалось, исходил из глубины его души. – Убирайся? А то я убью тебя!
Леда уставилась на мистера Видала. Синий пиджак его был порван вдоль воротника.
Мальчик лежал на кушетке с широко открытыми глазами. Его голые ноги были укрыты одеялом. Он смотрел на Сэмьюэла, как будто тот был чудовищем из преисподней.
– Сэмьюэл! Да что же это… – Леда уцепилась за косяк. Разорванный пиджак слуги и злобное выражение лица мужа испугали ее.
– Что я сделал? – мистер Видал казался изумленным. – Сэр, что?
Сэмьюэл не шелохнулся.
И тут она начала понимать… Разрозненные мысли стали складываться в единую догадку – раздетый мальчик, плачущий от боли, мужчина рядом, злобное лицо Сэмьюэла…
– О, Сэмьюэл, ты неправильно понял! – воскликнула Леда. – Я попросила его. Я попросила их обоих. Мальчику было плохо. Его стошнило на брюки. Видал помогал мне.
Напуганный ребенок натянул на себя одеяло.
Леда увидела, что приступ ярости Сэмьюэла проходил, краска бросилась ему в лицо. Он посмотрел на мальчика, мистера Видала, на Леду. Затем все чувства словно покинули его.
Спокойно, точно рассчитанными движениями он стал снимать мокрый плащ. Как будто ничего не случилось, он протянул его мистеру Видалу. Тот заколебался.
– Вам больно? – тихо спросил Сэмьюэл. Лицо стюарда вздрогнуло.
– Нет, сэр.
– Вы принимаете мои извинения?
– Сэр, – мистер Видал выпрямился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49