Когда профессор Сандлер организовывал его, он учитывал все природно-климатические факторы, чтобы обеспечить животным идеальные условия для размножения. Вы наверняка знаете, что многие виды диких существ не размножаются в неволе, и, если не создать им подходящих условий — природных условий, я имею в виду, — они могут вовсе исчезнуть.
— Как это прискорбно, — холодно заметил Сэнтин, глядя на ее раскрасневшееся от волнения лицо, но Жанна так и не сумела ничего прочесть по его глазам. — По-видимому, судьба животных много для вас значит, но, к сожалению, я не разделяю ни вашего пристрастия к диким тварям, ни, увы, вашей озабоченности их судьбой. Я никогда не любил животных, мисс. — Его широкая черная бровь насмешливо изогнулась. — У меня никогда не было ни кошки, ни попугая.
— Вам вовсе не обязательно любить животных, мистер Сэнтин. Просто любой здравомыслящий человек не может не признать, что сохранять природу — наш долг, — парировала Жанна. — Если вы верите в то, что дарвиновская теория естественного отбора соответствует истине, вы не можете не признать, что мы, люди, несем определенную ответственность за существование других видов живых существ. А если вы верите, что Господь Бог расселил всех нас в Эдемском саду, то вы тем более должны знать, что убивать живое — тяжкий грех. Иными словами, каковы бы ни были ваши убеждения, вы должны сознавать, что у человечества есть определенные моральные обязательства перед нашими меньшими братьями. Обязательства, не признавать которые мы не можем. Это было бы… просто недостойно нас.
— Шах и мат… — растягивая слова, пробормотал Сэнтин, но в его глазах впервые проскользнуло нечто похожее на уважение. — Вы обложили меня со всех сторон, и сделали это очень изящно и убедительно. Кажется, этот ваш профессор Сандлер — весьма способный джентльмен.
— Он очень хороший ученый, — просто сказала Жанна. — Он предан своему делу и по праву возглавляет этот проект; во всяком случае, найти человека, который справился бы с этим лучше его, было бы очень и очень непросто. Дэвид… его зовут Дэвид, будет очень рад встретиться с вами и посвятить вас во все детали, чтобы вы лучше представляли, как это все будет…
— В этом нет необходимости, — сухо перебил ее Сэнтин, и на его лбу появилась недовольная морщинка. — Заместитель профессора меня вполне устраивает, хотя сам мистер Сандлер, безусловно, выдающийся человек, если ему удается вызвать в своих подчиненных такую, гм-м… преданность, если не сказать сильнее.
Жанна, не заметившая его недовольного выражения, с жаром тряхнула головой.
— Он действительно настоящий энтузиаст, и предстоящее закрытие заповедника очень его тревожит. Мы остановились в городе, в мотеле. Могу я позвонить ему и сказать, что вы готовы по крайней мере подумать над нашим предложением?
Сэнтин разглядывал ее так долго и пристально, что Жанна почувствовала себя неловко. Наконец его глаза потеряли пронзительность и стали задумчиво туманны.
— Да, вы можете позвонить и сказать, что я обдумываю вашу просьбу, мисс Кеннон, — сказал он.
Пэт Доусон был так поражен, что снова не сдержался и издал какое-то неразборчивое восклицание, за что был удостоен насмешливого взгляда босса.
— Я еще не сошел с ума, Пэт, не беспокойся, — заметил Сэнтин. — Это начинание поможет нам снизить налоги, что далеко не последнее дело при моих доходах. Мой бухгалтер уже давно намекает мне на необходимость предпринять что-то такое… благотворительное.
Доусон продолжал смотреть на него, открыв рот, и Сэнтин сказал уже другим, более резким тоном:
— Отправляйтесь-ка к себе, мистер Доусон. Позвоните этому профессору Сандлеру и скажите ему, что мы с мисс Кеннон как раз обсуждаем условия, на которых я мог бы пойти на известный ему шаг.
Спохватившись, Доусон закрыл рот и поднялся из-за стола. Лицо его приобрело строго нейтральное выражение.
— Хорошо, мистер Сэнтин, я займусь этим прямо сейчас. — Он повернулся к Жанне. — Не будете ли вы так добры сообщить мне номер телефона, мисс Кеннон?
Порывшись в кармане, Жанна достала бумажку с телефонным номером Дэвида и вложила ее в протянутую руку секретаря, продолжая с легким недоумением рассматривать лишенное всякого выражения лицо Сэнтина.
— Комната 26-Б, — машинально подсказала она.
Неужели, размышляла она, после всех тревог и волнений, которые они пережили, решение окажется таким легким и простым? Раф Сэнтин взмахнет своей волшебной палочкой… нет уж, скорее, своим магическим жезлом, и все проблемы будут разрешены?
Секретарь бесшумно вышел из библиотеки и закрыл дверь.
— Вы готовы сделать это для нас? — прошептала Жанна, чувствуя, что от облегчения и радости у нее слегка кружится голова. — Вы действительно сделаете это?
— С чего вы так решили? Я этого не говорил, — невозмутимым тоном ответил Сэнтин. — Я лишь сказал, что согласен подумать.
Сняв ноги со скамеечки, он отодвинул ее ловким движением и сделал приглашающий жест рукой.
— А теперь присядьте-ка и честно объясните мне, с какой стати я должен преподнести вам подарок стоимостью два с половиной миллиона долларов.
Жанна почувствовала, что все ее надежды тают на глазах, исчезают так же быстро, как и появились. Разумеется, это не могло быть просто. Она была глупа, когда позволила себе надеяться на чудо, на волшебство. Ни один бизнесмен — даже такой богатый и могущественный, как Сэнтин, — не выпустит из рук такой лакомый кусочек, не обговорив все детали и не проанализировав возможные последствия.
Она пересекла комнату и грациозным движением опустилась на кожаную оттоманку перед креслом Сэнтина.
— Не знаю, право, что еще вам сказать, — неуверенно начала она, и Сэнтин заметил, что ее большие глаза словно светятся на внезапно побледневшем лице, выдавая ее волнение. — Мне остается только взывать к вашей доброте и щедрости, поскольку без вашей помощи огромное количество редких животных просто погибнет, а остальные потеряют свободу и отправятся за решетки зоопарков…
Когда она говорила это, по ее лицу промелькнула какая-то тень, и Сэнтину показалось, что он видит перед собой неподдельное, глубокое горе, хотя ему было непонятно, как можно так переживать из-за каких-то кроликов или оленей. Впрочем, он постарался отрешиться от всех посторонних мыслей и взглянуть на ситуацию беспристрастно.
— На мой взгляд, это последнее обстоятельство значит для вас гораздо больше всего остального, — небрежно заметил он. — Вам очень не хочется увидеть ваших четвероногих друзей в клетках и вольерах, не так ли?
Жанна кивнула и опустила взгляд.
— Живые существа в клетках… мне это кажется отвратительным, — призналась она тихо, но в ее голосе прозвучало напряжение. — Особенно после того, как они узнали, что такое свобода.
— Понятно, — медленно проговорил Сэнтин, окидывая ее любопытным взглядом. — Готов побиться об заклад, что вы сами любите свободу не меньше ваших диких питомцев. Иными словами, мисс Кеннон, вы и сами чем-то похожи на молодое дикое животное.
Жанна удивленно подняла на него глаза и почувствовала, как сердце ее неожиданно затрепетало, когда она встретилась с пронзительным жгучим взглядом Сэнтина.
— Я думаю, — сказала она, нервно облизнув губы, — что то, какова я на самом деле, или что я думаю по этому поводу, вряд ли имеет какое-то значение. В конце концов, мы обсуждаем не меня, а новый заповедник.
— А вот я вовсе не собираюсь обсуждать с вами вопросы сохранения окружающей среды, — неожиданно резко оборвал ее Сэнтин. — Насколько я знаю Доусона, он вытащит из вашего хваленого профессора всю информацию, которой он владеет, на случай если я действительно захочу что-то предпринять. Пэт — старательный и очень честолюбивый молодой человек, который сделает все, лишь бы вскарабкаться как можно выше.
Его губы презрительно скривились, и Жанна упрямо тряхнула головой.
— Мне он показался очень приятным молодым человеком, — сказала она, стараясь незаметно отодвинуться от Сэнтина, который неожиданно оказался совсем рядом. Эта близость подавляла, подчиняла ее себе, и хотя они даже не касались друг друга, Жанне все равно казалось, что Сэнтин поймал ее и не отпускает. Должно быть, это его властная энергия, его воля и жизненная сила окутывали ее невидимой шелковой паутиной, вырваться из которой было совсем не просто.
— Сидите смирно! — резко бросил Сэнтин, заметивший ее осторожные маневры, и его лицо перекосила откровенно недовольная гримаса. — Я вижу, вы ведь не какая-нибудь нервная молодая особа, которая не в состоянии и минуты усидеть на месте. В вас есть что-то безмятежное, спокойное, а в нашем суетном мире это большая редкость.
Жанна послушно затихла и даже попыталась улыбнуться.
— Просто я никак не могу понять, чего вы от меня хотите, — призналась она с обезоруживающей откровенностью. — И меня это немного… стесняет.
— Я обязательно скажу вам… в свое время, — нетерпеливо бросил Сэнтин. — Сейчас я просто хочу узнать о вас как можно больше. Не забывайте, это вы прибыли ко мне просителем, и я на вашем месте обязательно постарался бы удовлетворить эту мою маленькую прихоть. Как-никак, сейчас я хозяин положения, а не вы.
В его устах это прозвучало как вполне реальная угроза.
Жанне было ясно, что сидевший перед ней человек всегда привык поступать так, как ему хочется. По какой-то причине она его заинтересовала, и он не считал нужным скрывать свое любопытство. Ну что ж, пожалуй, тут он в своем праве. В конце концов, это она тайком пробралась в его сад, а не наоборот, да и обстоятельства ее вторжения были таковы, что демонстрировать свой гонор и противоречить каждому его слову было бы неуместно. Может быть, если она покажет себя достаточно сговорчивой, Сэнтин сумеет обуздать свой крутой нрав?
— Что бы вам хотелось узнать? — смиренно спросила она.
— Все. Абсолютно все, — коротко ответил Сэнтин, откидываясь на спинку кресла и окидывая ее пристальным взглядом прищуренных глаз. — Если вам так будет проще, можете начать с биографических сведений.
Жанна пожала плечами.
— Боюсь, у меня не слишком интересная биография. И достаточно короткая. Я родилась и выросла на ферме в Оклахоме. Моя мама умерла, когда мне было три года, а отец — незадолго до того, как я закончила школу, так что сейчас у меня нет никого, кроме бабушки, которая по-прежнему живет на ферме. Сколько я себя помню, мне всегда хотелось иметь дело с животными, поэтому я поступила на биологический факультет Оклахомского университета, где специализировалась в области зоологии. Правда, чтобы оплатить учебу, мне приходилось подрабатывать, но в конечном итоге даже эти подработки оказались очень кстати. Например, летом я устраивалась в один из зоопарков или заповедников, а в остальное время мне всегда удавалось найти место помощника ветеринарного врача. Благодаря этому к окончанию университета у меня уже был богатый практический опыт, и профессор Сандлер без колебаний взял меня к себе.
— Очень сжато и по существу, — промолвил Сэнтин не то с одобрением, не то с насмешкой. — Голые факты, и ни слова о себе. — Впрочем, чего-то в этом роде я ждал.
Он неожиданно подался вперед, испугав Жанну резким движением.
— Вы скрытничаете потому, что рассказать мне все означало бы для вас потерю личной свободы, так?
Жанна почувствовала страх, пробежавший вдоль спины крошечной холодной змейкой. Как мог Сэнтин догадаться об этом так быстро? Он следил за нею с пристальным вниманием кота, заметившего у забора неосторожно слетевшую на землю пичужку, и у Жанны появилось такое ощущение, что его темные глаза способны заглянуть в самую ее душу даже через воздвигнутые ею барьеры.
— Я не знаю людей, которым понравилось бы, что кто-то вторгается в их частную жизнь, — сказала она, пытаясь защититься. — Я уверена, что и вам это тоже пришлось бы не по душе, мистер Сэнтин.
— Вы совершенно правы, — ответил он ровным голосом. — Я терпеть не могу раскрывать душу перед кем бы то ни было. К счастью, мое положение достаточно надежно защищает меня от всех попыток подобного рода, чего не скажешь о вас. Вы уязвимы, Жанна. Очень уязвимы и беззащитны.
Последние слова он произнес с легкой задумчивостью в голосе, но Жанна угадала за ней удовлетворение от удачно проведенной атаки. И прежде чем она сумела что-то возразить, Сэнтин уже протянул руку и легко провел пальцем по ее скуле.
— У вас удивительно красивые и тонкие линии, эти высокие скулы… — рассеянно заметил он. — Это довольно необычно.
— Моя бабушка — чистокровная индианка из племени чероки, — негромко ответила Жанна, прилагая невероятные усилия, чтобы не отстраниться от протянутой руки Сэнтина. Ведь это совершенно обычный жест, убеждала она себя. Совершенно безличный и равнодушный жест естествоиспытателя, в силки которого попалась редкая птица. Тогда отчего же ей кажется, будто ее кожа горит под его пальцами?
— Любопытно, — негромко проговорил Сэнтин и опустил руку, слегка коснувшись при этом ее волос, заплетенных в толстую косу. Удовлетворенно вздохнув, он снова откинулся на спинку своего кресла.
— Должно быть, это свободолюбие досталось вам от ваших индейских предков, а врожденные инстинкты, как известно, самые сильные, — заключил он. — Что ж, тем ценнее будет моя победа.
— Победа? — с тревогой переспросила Жанна, почувствовав внезапную опасность, и ее большие темно-карие глаза испуганной лани остановились на лице Сэнтина.
— Я чувствую в вас вызов, Жанна, — сказал он. — Даже не припомню, когда в последний раз я был так заинтригован. В вас есть что-то живое, дикое, и эта тончайшая аура, которая от вас исходит, заставляет пробуждаться мои агрессивные охотничьи инстинкты… — Его голос стал совсем тихим и каким-то вкрадчивым. — Вы не можете не видеть, что мы с вами — совсем разные люди. И у меня, в отличие от вас, нет никаких моральных принципов, которые мешали бы мне держать мою добычу в клетке, если мне этого хочется.
Жанна почувствовала, как краска прихлынула к ее щекам. Ей стоило огромного труда не поддаться панике и совладать со своими чувствами, и все-таки голос ее предательски дрожал, когда она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31