Всё это было очень отрадно, но… поиски продолжались уже восемь суток. Правда, на шестые сутки был найден мой товарищ, но итог получился неутешительный.
От него пришла такая радиограмма:
«Нарты нас нашли. С помощью товарищей взлетели. Взяли курс на Анадырь. Попали в пургу и сели у левого берега Анадырского залива. Самолёт цел, все здоровы. Вышлите нартами горючее, бак для нагрева воды и дров. Находимся километрах в двадцати пяти от вас».
Таким образом, мой спутник уселся снова. Собачьих нарт в Анадыре больше не оказалось – все были на поисках Масленникова. Пришлось запрячь лошадь в сани с широкими полозьями.
Положение Масленникова и Падалки было значительно хуже.
Они передавали:
«Сидим на голодной норме продуктов. Продержимся ещё дня четыре, а там можно ещё неделю прожить на траве и мху. Однако всё же ищите нас возможно скорее. Мы здоровы. От голода не страдаем, но страдаем от холода и сырой одежды. Привет всем зимовщикам. Пусть не беспокоятся».
Каково было получать такие радиограммы от товарищей, терпящих бедствие, и сидеть на месте!
Наконец погода улучшилась.
Мы с бортмехаником полетели на поиски Масленникова.
Часть Золотого хребта была закрыта туманом. Он закрывал также и горы, расположенные на север от хребта, и пришлось вернуться, ничего не обнаружив.
По дороге я решил проверить, добрела ли до моего товарища лошадка.
Прилетаю к Анадырскому заливу – никакого самолёта там нет! Это меня обрадовало: значит, он улетел.
Я направился к аэродрому через Нерпичий залив. У левого берега что-то чернеет. Подлетаю ближе – самолёт. Около хвоста стоит палатка. Из палатки вылезают люди, бегут в сторону от самолёта и ложатся на снег, изображая своими фигурами посадочное «Т».
Я сел… и встретился со своим потерянным попутчиком.
– Ты что же? – сказал я ему вместо приветствия. – Почему неправильный адрес даёшь? Я тебе послал всё, как ты просил, в Анадырский залив!
– Разве тут разберёшься! – махнул он рукой. – Снегопад… Ничего толком не видно – ну, малость и попутали.
Я слил запасной бензин в баки самолёта товарища, а сам полетел в Анадырь за горячей водой. Там быстро установили в задней кабине моей машины большой бак, налили в него семь вёдер горячей воды и укутали чехлами. Через двенадцать минут горячая вода была доставлена к самолёту, а через полчаса обе наши машины стояли на аэродроме.
Звено опять вместо, самолёты исправлены. Можно продолжать наш перелёт. Но разве улетишь, когда экипаж Масленникова ещё не найден, когда люди сидят где-то в снежной берлоге и ждут помощи!
Мы решили не улетать до тех пор, пока не найдём товарищей.
А погода побаловала нас недолго. Снова всё закрыло, замело, и вылететь на поиски всё не удавалось.
Масленников и Падалка оказались мужественными людьми. Они держались стойко, но тем не менее всё время настаивали, чтобы поиски проводились возможно активнее. В своих радиограммах они сообщали:
«О полёте Водопьянова знаем, но его не видели. Сидим недалеко от реки. Предполагаем, что это начало реки Волчьей. Вчера Падалка ещё раз поднимался на сопку. На юго-запад и запад – равнина с незначительными холмами. Познакомьтесь с описанием местности, поговорите со старожилами».
Мы давно со всеми переговорили, все карты изучили, но шли уже двенадцатые сутки со дня их вынужденной посадки.
На тринадцатый день мы наконец смогли подняться. Летим и не знаем, застанем ли в живых наших товарищей: ведь уже несколько дней они питаются мхом и травой. Расчёт у нас как будто правильный: курс взяли на реку Волчью. По ней дошли до гор Ушканье и там, за невысокими горами, увидели самолёт.
Я делаю круг, другой. Людей не видно. Неужели мы опоздали?
Снизился метров до ста. Сделал ещё круг. Смотрю – из-под хвоста самолёта вылезает человек, за ним другой. Лениво пошли в разные стороны. «Знаки, наверное, выкладывать будут», – подумал я. Но они отошли метров двести от самолёта и упали на снег. Получились две чёрные, ни о чём не говорящие точки. Между тем они должны были показать направление ветра, чтобы лётчик мог сесть по всем правилам.
Я понял – люди просто не в состоянии двигаться. Я не стал больше кружить – пошёл скорее на посадку. Сел хорошо. Мы быстро выскочили и подошли к людям. Перед нами были два жгучих брюнета, странно выглядевших на белой поверхности снега. Они были словно загримированы: на каждом наросло копоти не меньше чем на миллиметр.
– Кто из вас Падалка? – спросил мой бортмеханик. – Мы ему привезли из Москвы посылку и письма.
– Поесть что-нибудь привезли? – вместо ответа спросили в один голос оба.
Мы достали мешок с продуктами. Откуда только у них силы взялись! Схватили они его и моментально исчезли в своей снежной берлоге.
Мы принялись откапывать их самолёт и греть мотор, а «чёрные медведи» сидели в своей берлоге, уписывая галеты с чаем.
Я заглянул к ним. Яма была очень глубокая, в ней свободно можно было стоять. Пол ровный, покрытый густой травой. С правой стороны на примусе в большом бензиновом баке греется вода. Шум примуса заглушал шум нашего мотора, поэтому они его не сразу услышали.
– Вы что это, греете воду? – спросил я. – Знали, что мы прилетим?
– Нет, – отвечает Падалка, – это на всякий случай. Мы хотели сами попытаться запустить мотор.
«Молодцы! – подумал я. – Еле на ногах стоят, а не сдаются!»
Через два с половиной часа мы запустили мотор. Товарищи поели, пришли в себя. Они крепко жали нам руки, полезли было целоваться.
– Что вы! – отмахивался мой бортмеханик. – Посмотрите на себя: на кого вы похожи? Только после бани здороваться будем…
После бани в Анадыре все собрались на товарищеский ужин.
– Кто этот рыжий сидит за столом? – спросил я тихонько у соседа.
– Что с вами, Михаил Васильевич? – ответил мне тревожным вопросом сосед. – Ведь это же Падалка!
И под общий хохот он принялся нас знакомить.
«Хозяин» Арктики
Однажды к нам на зимовку пришёл огромный белый медведь. Первыми медведя заметили собаки и с громким лаем окружили его.
Услышав шум, мы схватили винтовки и выбежали из дома. Бедный мишка, как ни пытался, не мог уйти от собак. Одна схватила его за заднюю лапу, и только он хотел ударить её, как вторая схватила за другую. Они так завертели его, что он наконец сел и стал озираться.
Собаки, усевшись в кружок, ожидали удобного момента, чтобы снова напасть.
Мы подошли совсем близко. Радист Иванов вскинул винтовку. Лётчик Мазурук остановил его:
– Давайте сначала сфотографируем его, а потом уж убьём.
Мне стало жаль мишку, и я попросил товарищей не убивать его. Все со мной согласились.
Теперь надо было набавить «пленника» от собак. Мы начали стрелять вверх.
Эх, как он сорвался и, не обращая внимания на укусы собак, дал тягу в торосы! Там он бросился в первое попавшееся разводье и ушёл от собак.
Зимовщики не очень любили медведей. Встреч с «хозяином» северных пустынь у каждого из них было немало. Чаще всего медведи убегают от человека. Но не всегда. Это зависит от того, голоден медведь или сыт. Сытый он не нападает, но если ему хочется есть, то всё живое он считает для себя подходящей пищей. Не раз приходилось встречать склады, разграбленные этими «коренными жителями». Они могут съесть буквально всё, что удастся стащить. Один раз мы нашли в желудке убитого мишки бинты, аэродромные флажки и другие не имеющие отношения к еде предметы, которые он почему-то принял за съедобные. Поэтому капитан «Челюскина» Воронин, последним оставляя льдину, задержал на несколько минут самолёт. Когда его спросили, почему он так долго возится, уж не жалко ли ему расставаться с лагерем, он ответил:
– Я очень не люблю беспорядка, а как только мы улетим, тут же появятся мишки и начнут всем распоряжаться. Я решил свою палатку заколотить, но забыл в ней шапку. Потом взял шапку – забыл рукавицы. И так три раза. Но зато я её как следует законопатил, и мишкам всё-таки ничего не достанется!
Наш брат лётчик медведей жалел, и зря их мы не били.
Мы не охотники, и если кто-нибудь из наших убивал медведя, то либо по необходимости, либо просто со страху. Я знаю случай, когда человек убил медведя «ни за что ни про что» и потом очень жалел об этом.
Дело было так. На одну зимовку приехал новый метеоролог. С «хозяином» Арктики он был ещё не знаком. Вот выходит как-то рано утром, когда все спали, снять показания со своих приборов. Погода была тихая. Освещенные солнцем торосы играли разными цветами. Сняв показания приборов, метеоролог стоял, опершись на винтовку.
Вдруг перед ним возникло какое-то видение. Словно торос сошёл с места и направился ему навстречу… Что такое? Медведь! Не задумываясь, он вскинул винтовку и выстрелил.
Медведь, очевидно не ожидавший такой встречи, кинулся прочь. Метеоролог, не теряя ни минуты, дал ещё два выстрела и бросился вслед. Медведь, ковыляя, скрылся среди торосов.
Тогда человек осторожно пошёл по следу. Он двигался среди торосов по пути, указанному пятнами крови. Этот путь привёл его к разводью. На краю льдины были те же пятна – очевидно, медведь бросился в воду.
Для метеоролога это было неожиданно, но старые зимовщики знают, что раненый медведь всегда бросается в воду. Рана горит, он пытается успокоить её холодной водой, но солёная вода ещё сильнее разъедает рану, и медведь с рёвом выскакивает обратно на берег.
Только на этот раз так не случилось: очевидно, зверь был сильно ранен и утонул.
Метеоролог пошёл обратно и решил проверить по следам, откуда появился медведь. Оказалось, что, пока метеоролог стоял в задумчивости, медведь мирно топтался за его спиной. Следы точно удостоверяли это. Затем мишка обошёл торосы и показался уже с другой стороны. Тут он в него и выстрелил.
Метеоролог пришёл к завтраку расстроенный. Он прекрасно понял, что медведь не тронул бы его и он зря загубил зверя. На новичка эта история произвела сильное впечатление. Разговорились. Я рассказал о случае, происшедшем с экипажем моего самолёта.
Нам дали задание установить на одном из островов Арктики радиопередатчик. Радиопередатчик должен был через каждые три часа автоматически передавать данные погоды.
Когда мы прибыли на место, радисты пошли устанавливать свои приборы, а экипаж самолёта занялся устройством жилья. Мы установили палатку на девять человек, расстелили оленьи шкуры, спальные мешки, приготовили еду.
К вечеру радисты вернулись. Мы поужинали, назначили дежурного и легли спать. Обязанностью дежурного было встать утром раньше всех, развести примус, чтобы согреть остывшую за ночь палатку, приготовить завтрак. Все остальные вылезали из своих мешков, когда уже было тепло. Спали мы хорошо. Утром слышим – кто-то ходит около палатки, загремела лестница у самолёта. Мы все на местах. Кто же это?
– Медведь! – закричал радист.
Все мы, как один, несмотря на холод, выскочили из спальных мешков. Радист схватил винтовку. Ждём, что будет дальше. Судя по скрипу снега, медведь приближается к нам. Да, кажется, их несколько… Радист приготовился выстрелить.
Я его остановил и напомнил о нашем уговоре: медведей зря не стрелять.
– Да он продукты поест! – не успокаивался радист. – Ведь около двери всё лежит: и масло, и мясо, и рыба, и консервы.
Вдруг в окно показалась морда медведицы.
– Стреляй! – кричу я радисту. – Только не в неё, а мимо. Она испугается и убежит.
Увидел бы нас кто-нибудь в это время – вот посмеялся бы! На улице мороз тридцать пять градусов, да и в палатке не многим меньше, а мы все в нижнем белье, и нам жарко!
Раздался выстрел, потом второй. Медведица, озираясь, пошла прочь. И тут мы увидели, что с ней было ещё двое совсем маленьких медвежат. Они бежали за матерью. Один ловко вскарабкался ей на плечи, устроился поперёк могучей спины и смотрит по сторонам. А другой прыгает на шею матери, играет с ней… Такие бойкие медвежата!
Тут мы успокоились и были очень рады, что не поторопились убить медведицу – маленьких было жалко.
Разожгли примус, паяльную лампу. В палатке стало тепло. Потом позавтракали и пошли проверить, в порядке ли наши продукты. Не хватало одной рыбины и порядочно масла. Остальное было не тронуто.
Сидим покуриваем, обсуждаем наши дела. Снова появляется «хозяйка». Видно, ей понравились наши продукты. Мы выскочили из палатки, стали кричать, чтобы отогнать её, но она продолжала приближаться. Малыши семенили за ней.
Я выстрелил в неё из ракетницы. Убить таким выстрелом нельзя, зато напугать можно сильно. Попал ей в заднюю ногу, но медведица оказалась хитрой: когда задымилась шерсть, она языком погасила её. Всё же это, видно, пришлось ей не по вкусу, и она повернула обратно.
Радист побежал за ней, продолжая отпугивать. Мы стали звать его:
– Довольно! Теперь не придёт! Пошли домой…
Он повернулся, чтобы присоединиться к нам, – медведица бросилась за ним. В несколько прыжков она догнала человека. Радист упал. Медведица, не рассчитав, перескочила через него. Это его спасло. Только огромный зверь поднялся на задние лапы, чтобы расправиться с жертвой, как первый выстрел механика сразил его.
Медведица грузно повалилась рядом с человеком.
Когда мы подбежали, радист был бледен как снег. Рядом с ним возились два медвежонка, которые не очень-то соображали, что произошло.
Медвежат мы решили взять с собой в Москву. День они прожили вместе с нами. Одного мы назвали Мишкой, другого – Машкой. Вели они себя довольно тихо. Им нравилось есть и спать в тепле.
В день отъезда Машка очень нас насмешила и доказала, что у неё характер не хуже, чем был у мамаши: лапу поднять на человека ей недолго…
В палатке царила предотъездная суета, и малыши ужасно нам мешали. Мишку выставили на улицу, да и Машку тоже. Но она быстро втёрлась обратно. Вертится под ногами, всюду нос сует. Наш механик в сердцах ударил её по уху, чтобы прогнать прочь. Машка взвизгнула, откатилась немного в сторону.
У выхода из палатки сидел на корточках, собирая что-то, Александров. Машка подскочила к нему, и не успел радист оглянуться, как она огрела его лапой по уху.
Мы потом долго донимали Александрова вопросом, за что его так не любят белые медведи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47