Салли прикрыла за собой дверь.
– Извини, что ушла, пока ты спал. Но мне надо было пораньше прийти на работу.
– Да о чем ты говоришь! – беззаботно ответил Джек, а сам подумал: «Лучше бы ты вообще об этом не вспоминала».
Она с улыбкой подошла к нему. Положила руки на стол и наклонилась вперед. Он увидел под блузкой краешек ее кружевного лифчика.
– Ни за что не отгадаешь, кто звонил сегодня утром, – сказала она.
– Кто?
Джек старался не отводить глаз от ее лица. «Ни за что не буду смотреть ниже воротничка, разве что до первой пуговицы», – поклялся себе он.
– Твой издатель. Он попросил меня передать тебе предложение от редакции журнала «Пипл».
– «Пипл»? – Он встал со стула. – И чего они хотят? Салли присела на краешек стола:
– Они хотят написать о тебе в специальном номере, посвященном пятидесяти самым красивым людям.
Джек и сам не понял, как она очутилась в его объятиях. Он посмотрел на ее очаровательное лицо и почувствовал, что его снова охватывает желание.
Элизабет проворочалась всю ночь. На рассвете она оделась, осторожно прокралась по коридору и заглянула в спальню Аниты. Та еще спала.
Она быстро написала ей записку: «Ушла на пляж» – и вышла на улицу.
Держа под мышкой сумку со всем необходимым, она спустилась по лестнице. Океан сегодня был неспокойным, волны то и дело набегали на берег.
Она оставила сумку у своего камня и пошла по берегу, все ускоряя шаг, а потом вообще перешла на бег. Волны наполняли ее энергией, она чувствовала себя сильной и свободной. На какое-то время Элизабет даже забыла про Аниту, про то, что та приехала с таким огромным чемоданом, что, глядя на него, можно было подумать, что она собирается прожить здесь месяца два.
Наконец, тяжело дыша, она повернула назад, к своему камню. Села на него и принялась смотреть на океан.
– Птичка, дорогая, это ты?
Элизабет обернулась на голос. В нескольких шагах от нее стояла Анита. На ней была длинная цветастая юбка и белый свитер.
Элизабет неохотно подвинулась и сказала:
– Иди сюда, места хватит.
Анита уселась рядом:
– Ну и лестница у вас! Неудивительно, что ты так похудела. Элизабет удивленно посмотрела на нее:
– Разве?
– Самое меньшее килограммов на пять. Ты что, не замечаешь, что на тебе все висит?
– Я делаю упражнения.
– Я тоже занимаюсь – йогой.
Элизабет об этом не знала. Если подумать, она вообще мало что знала о жизни мачехи.
– А чем еще ты занимаешься?
– Ну, обычными вещами. Раз в месяц я хожу в группу любителей книги. По четвергам утром играю с приятельницами в бридж. Конечно, когда был жив папа, вся моя жизнь была сосредоточена только на нем. – Анита немного помолчала. – Знаешь, он мне почему-то не снится. Каждую ночь я ложусь спать в надежде увидеть его лицо, но он не приходит.
Элизабет было знакомо это чувство.
– Я всю жизнь мечтала увидеть во сне маму, но она мне так ни разу и не приснилась.
– Я всегда знала, что переживу его, и думала, что готова к этому. Какой же я была глупой! Нельзя приготовиться к тому, что потеряешь самого близкого тебе человека.
Элизабет знала, что словами тут не поможешь. А может, все-таки Анита приехала к ней, чтобы было с кем-то поговорить об отце?
– Как вы с ним познакомились? Анита улыбнулась:
– Я работала в салоне красоты. Боже, я до сих пор помню тот день, когда в первый раз его увидела – как будто это было только вчера. Он был таким красавчиком! Он тогда носил усы, а глаза у него были темные, как ночь. Думаю, я в него влюбилась в первую же минуту.
Элизабет нахмурилась. Отец сбрил усы сразу после смерти мамы. И никогда их больше не отращивал.
– Значит, ты знала мою маму, – вдруг вырвалось у нее. Наверняка будет это отрицать, подумала Элизабет. Но когда их взгляды встретились, Анита тяжело вздохнула:
– Нет, хотя она и была с ним в тот день. Она пришла постричься.
– Расскажи мне о ней.
– Я мало что знаю. В основном из рассказов. Все сходились в том, что она была самой красивой и самой смелой женщиной в Спрингдейле – ей хотелось приключений.
– Об этом я слышала уже не раз. Расскажи мне наконец, как все было на самом деле. Почему отец никогда не говорил о ней? – Она пытливо посмотрела Аните в глаза. – Ну пожалуйста, я тебя очень прошу.
– Еще до того, как ты родилась, твоя мама сбежала из дома.
– Она ушла от отца?
– Посреди ночи. Он не сразу ее нашел. Она к тому времени уже была в Северной Каролине. Он поехал туда и привез ее обратно домой. После этого, как все говорили, она очень изменилась. Стала грустной и молчаливой.
Элизабет представить себе не могла, чтобы ее мать, такая энергичная и жизнелюбивая, по рассказам, вдруг впала в депрессию. Эта новая информация не укладывалась у нее в голове.
– Она любила тебя. Просто она никак не могла избавиться от тоски. Она совсем перестала улыбаться. Вот в основном и все, что говорили о ней люди. Она оставила свою улыбку в Северной Каролине.
– Я умоляла отца рассказать мне о ней хоть что-нибудь, но он так и не сказал ни слова.
– Может быть, в его душе не осталось ничего, о чем ему хотелось бы рассказать тебе. Ничего не осталось. Только грусть и тоска.
Элизабет знала, как это бывает.
– Знаешь, так произошло и у нас с Джеком.
– Иногда бывает трудно вспомнить, почему ты влюбилась в человека, – задумчиво проговорила Анита, глядя на океан. – Я ведь тоже уходила от твоего отца.
– Я об этом не знала. И куда, к кому?
– Это не важно, это и тогда было не важно. – Анита немного помолчала. – Он меня иногда подавлял. И я была такой молодой, когда мы поженились. Я сама порой не знала, чего хочу. Поэтому и жила его жизнью. Долгие годы мне ничего другого и не было нужно.
Элизабет было знакомо и это.
– Но мне очень хотелось ребенка, – продолжала Анита. – И когда мы с Эдвардом снова стали жить вместе, мы старались его завести. У меня было три выкидыша. С каждым разом это становилось все более невыносимым, пока я наконец не решила: хватит. Господь Бог знает, что делает.
Перед Элизабет предстала женщина, о которой она, в сущности, раньше ничего не знала.
– Я привезла тебе кое-что, – сказала Анита.
Элизабет протянула руку и помогла Аните встать с камня. Они поднялись по крутой деревянной лестнице и очутились на мокрой лужайке.
Когда они дошли до крыльца, Элизабет заметила у стены большую картонную коробку.
Анита сходила в дом за ножом.
– Открой ее, – сказала она.
Внутри Элизабет увидела какие-то блестящие зеленые палки и белую сетку.
– Это папин гамак.
– Вы лежали в нем часами.
– Мы наблюдали за светлячками, – мечтательно прошептала Элизабет.
– Ему наверняка захотелось бы, чтобы он был у тебя, – сказала Анита. – Гамак можно повесить в конце участка, рядом с лестницей, чтобы в хорошую погоду ты спала на свежем воздухе, слушала океан и вспоминала, как он тебя любил.
Элизабет посмотрела на Аниту и чуть не прослезилась. Она не могла вымолвить ни слова, не могла даже сказать спасибо.
Анита улыбнулась:
– Пожалуйста.
Март пришел в Нью-Йорк с арктическими ветрами. Ночью, когда стало так холодно, что даже Таймс-сквер опустела, пошел снег. К утру он превратился в настоящую пургу, так что Джек едва различал из окна силуэты зданий.
Он уже собирался пойти принять душ, когда зазвонил телефон.
– Здравствуйте, мистер Шор. Как хорошо, что мы вас застали. Это страховое агентство. Нам нужно ваше разрешение на то, чтобы распорядиться вашим имуществом, поскольку вы, очевидно, вообще исчезли с лица земли или собираетесь это сделать.
Джек рассмеялся.
– Виноват, – сказал он.
Да, Джеми палец в рот не клади.
– Это само собой. Сейчас ты начнешь говорить, что был так занят, что даже не смог перезвонить и поговорить о моих планах уйти из команды по плаванию.
– Детка, прости меня. Я собирался это сделать. Но здесь просто какой-то сумасшедший дом. Я работаю по пятнадцать часов в сутки.
– Поэтому-то тебя, наверное, и не было дома, когда я звонила вчера в два часа ночи. Ты, очевидно, был на работе.
Слава богу, что он разговаривал с ней по телефону. Джек почувствовал, как его лицо заливает краска стыда.
– Я принял снотворное. Понимаешь, в последнее время я плохо сплю без мамы.
– А я даже и не знала, что ты по ней скучаешь. Ты никогда об этом не говорил.
– Я... я действительно скучаю по ней.
– Ну так вот, мы со Стефани придумали такой план. В пятницу утром мы прилетаем в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди. Ты нас встречаешь, и мы все вместе на три дня летим к маме в Орегон.
– Что?
– У мамы ведь день рождения. Надеюсь, ты об этом не забыл?
Черт побери!
– Нет, конечно. Я как раз собирался лететь к ней на выходные, но тут на работе возникло срочное дело...
– Даже не продолжай. Никто не умрет, если на пятницу ты возьмешь выходной. Ты же, папочка, не кардиохирург, ты всего-навсего работаешь на телевидении.
Вот влип, подумал Джек.
– Ты права, – сказал он потускневшим голосом.
– Ты ведь сможешь встретить нас в аэропорту? А билеты мы сами купим и расплатимся за них твоей карточкой.
– Да, конечно.
– И еще, папа, это должно быть для мамы сюрпризом. Так что ничего ей не говори, договорились?
Джек закрыл глаза.
Да, это уж точно будет для нее сюрпризом.
Элизабет с Анитой не спали допоздна, все никак не могли наговориться. Эти женщины прожили бок о бок практически всю жизнь, а оказалось, что они совсем не знают друг друга. К своему изумлению, они обнаружили, что у них много общего.
Утром, после завтрака, они пошли погулять по пляжу и продолжили разговор. Стоял чудесный весенний день, ярко светило солнце.
Позже, когда Анита прилегла отдохнуть, Элизабет съездила в город за продуктами и вернулась после обеда.
Анита стояла на крыльце, любуясь океаном. На ней было длинное белое развевающееся платье и чудесной вязки коралловый свитер.
Элизабет почувствовала вдохновение:
– Можно я напишу твой портрет?
– Ты хочешь меня рисовать?
– Я недавно снова занялась живописью. И если ты согласишься...
– Я могла бы сесть вон на то бревно, рядом со скалой. Элизабет обернулась. Бревно, лежавшее в конце участка, подходило просто идеально: за ним, насколько хватало глаз, открывались бескрайние океанские просторы. Она взглянула на Аниту:
– Оставайся здесь. Я сейчас вернусь.
Она поспешила в дом и подготовила все свои принадлежности. Через пять минут она уже была на улице.
Элизабет поставила мольберт и оглянулась в поисках Аниты. Та стояла рядом с бревном, спиной к Элизабет. Предзакатное небо над серебристой гладью океана было расцвечено всеми цветами радуги.
– Не двигайся! – воскликнула Элизабет.
Она действовала инстинктивно. Казалось, она никогда не писала с таким увлечением – смешивала краски, наносила мазки, пытаясь схватить всю красоту этой сцены.
Элизабет работала как одержимая до тех пор, пока последний луч солнца не скрылся в океане.
– Ну все, Анита, – сказала она. – На сегодня хватит.
В сумерках казалось, что Анита стала меньше ростом. И тут только до Элизабет дошло, как много она требовала от этой хрупкой пожилой женщины.
– Извини меня. Ты, наверное, страшно устала стоять.
– Я наслаждалась каждой минутой, закат был просто великолепен.
– Ты, должно быть, умираешь от голода. Лично я – да. Пошли в дом.
Анита взглянула в сторону мольберта:
– Можно посмотреть, что получилось?
– Нет, – тут же резко ответила Элизабет, а потом поправилась: – Извини, я имела в виду, пока еще рано смотреть. Ты не обиделась?
– Конечно, нет, дорогая.
Элизабет отнесла холст в дом и поставила его в кладовку, чтобы высохла краска.
– Ужин скоро будет готов, а пока пойди-ка наверх, прими горячую ванну.
– Ты читаешь мои мысли.
Элизабет накрыла на стол, быстро сделала салат с курицей и позвала Аниту. Когда ответа не последовало, она поднялась на второй этаж и увидела, что Анита сидит на краешке кровати с маленькой подушкой, по краям украшенной кружевами, в руках.
– Анита, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?
– Не беспокойся, со мной все в порядке. Просто вспомнила, как твой папа уговаривал меня научиться вязать крючком, а я вот так и не научилась. Жаль, ведь вязание такое женственное занятие.
Подушка была одной из тех немногих вещей, которые остались от матери Элизабет. Она часто пыталась представить себе, как мать сидит в кресле и вяжет что-то из ярких ниток, НО перед глазами всегда возникала черно-белая фотография молодой женщины, строго, без улыбки глядящей прямо в объектив.
Анита подняла голову. Ее лицо было бледным, в глазах стоили слезы.
– Эту подушку сделала твоя мама, – сказала она. – Я помню, как в тот день, придя постричься, она сидела и все время вязала.
– Я иногда пытаюсь представить, какой она была.
Анита положила подушку на кровать, встала, взяла Элизабет за руку и подвела ее к зеркалу.
– Когда я в первый раз увидела ее, я подумала, что это самая красивая женщина на свете.
Анита убрала волосы Элизабет со лба и сказала:
– Ты – ее копия.
Еще девочкой Элизабет часами разыскивала среди семейных фотографий мамины, но нашла всего несколько штук.
Оказывается, она не там искала. И никто ей об этом не сказал. Надо было просто посмотреть в зеркало.
– Спасибо тебе, Анита, – сказала Элизабет дрогнувшим голосом.
Страдая от похмелья, Джек с трудом разлепил глаза и заставил себя дойти до душа. К сожалению, горячая вода не могла избавить его от мук совести. Эту ночь он опять провел с Салли.
Ему бы очень хотелось думать, что ничего особенного не происходит, что это так, ерунда. Но в глубине души он знал, что это неправда. Разлука с Элизабет не давала ему права спать с кем угодно. Если бы Джек узнал, что его Птичка изменила ему, он бы убил того наглеца.
Она уже прощала его раньше, но это было много лет назад, они оба с тех пор сильно изменились. Джек совсем не знал, как бы она прореагировала на этот раз. Она стала такой независимой и непредсказуемой.
Джек только начал бриться, когда зазвонил телефон. Все еще голый, он пошел в спальню и снял трубку:
– Алло.
– Ал-ло, папочка, – с возмущением выдохнула Джеми. – Говорила же я тебе, что он еще дома. Он забыл про нас, – продолжала она, обращаясь уже к сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18