Неожиданно Селин открыла глаза. Около минуты она рассматривала потолок, потом удивленно заморгала и медленно повернула голову в его сторону. Необыкновенные, почти фиолетовые глаза, которые он так хорошо помнил со вчерашнего вечера, смотрели прямо на него. Корду показалось, что она способна заглянуть в самые глубины его души.
Словно смущенная его присутствием, девушка нахмурилась.
– Доброе утро, женушка! – Ему с трудом удалось улыбнуться.
Она не отвела взгляд:
– Думаю, вы все еще пьяны.
– Но вы все еще здесь. Это меня удивляет. Он с удовольствием рассматривал свою жену. Она казалась значительно моложе, чем Корд прежде думал, ей было не больше восемнадцати-девятнадцати лет. У нее была чистая, с легким румянцем кожа и густые, черные, блестящие локоны. По ее виду невозможно было догадаться, нервничает ли она, испытывает ли страх оттого, что находится наедине с ним. Ее самообладание сделало бы четь гораздо более зрелой женщине.
Она пальчиком рисовала замысловатый узор на одеяле.
– Я надеялся, что вы найдете мое поведение вчерашним вечером настолько оскорбительным, что откажетесь от этого брака, – холодно заметил Корд, словно пытаясь испытать ее.
Она приподнялась на локте, не сводя с него глаз, и подперла голову рукой.
– Я действительно нашла ваше поведение оскорбительным.
– Но не настолько, чтобы просить у вас прощения. – Поскольку девушка не нашлась, что ответить, он продолжил: – А мы переспали?
Она часто заморгала от возмущения:
– Нет. Вы перестали что-либо соображать вскоре после свадебной церемонии.
– Так она все-таки состоялась?
– Состоялась.
– И мы женаты, мисс О’Харли?
– Мы женаты. Но я не мисс О’Харли.
– Верно. Теперь вы миссис Кордеро Моро.
Она поправила локон, заправив его за ухо:
– Я не Джемма… О’Харли или Моро.
– А кто же вы тогда?
Он с трудом поборол смешное желание протянуть руку и снова коснуться ее, чтобы убедиться, что она – не видение. Девушка смотрела на него своими невероятными глазами. Ее взгляд скользил по его волосам, губам, открытому вороту рубашки.
В дверь быстро постучали. Не сводя с нее глаз, Корд откликнулся:
– Входи. И, ради всего святого, не хлопай дверью.
Он знал: так застенчиво стучит только Эдвард. Без сомнения, слуга пришел, чтобы пригласить их к проклятому свадебному завтраку.
Девушка быстро вскочила и смущенно замерла около кровати. Ему почти захотелось занять место Эдварда, когда он заметил, что она, узнав слугу, смущенно ему улыбается.
Сделав над собой невероятное усилие, Корд повернулся и сел. Боль ударила в виски, заставив его согнуться в три погибели. Он обхватил голову ладонями, ожидая, пока мир вокруг перестанет вращаться.
– Доброе утро, мисс. Доброе утро, сэр, – сказал Эдвард.
Корд даже не нашел в себе сил ответить. Он знал и любил Эдварда всю свою жизнь, но сейчас тихий голос слуги казался ему громоподобным.
– Доброе утро, Эдвард, – сказала девушка. Ее приветливые слова болью отозвались в висках Корда.
– Вам обязательно кричать? – простонал он.
Эдвард продолжал болтать с молодой женой хозяина, словно Корд ничего не говорил:
– Вы хорошо спали, мадам?
– Учитывая все обстоятельства, можно сказать, да, Эдвард.
– Фостер разложил вещи из вашего сундука в соседней комнате. Там же одна из служанок ждет, чтобы помочь вам. Завтрак будет подан в столовой через полчаса.
– Когда мы отплываем?
Корд резко повернул голову и тут же пожалел о своем движении, но с удивлением уставился на девушку.
– Вы собираетесь плыть с нами?
– Конечно.
– Вы действительно этого хотите?
– Я жду этого с нетерпением.
От такого ответа Корд вскочил на ноги:
– Но почему?
– А почему бы и нет? – Она снова взглянула на Эдварда и повернулась к Корду. Видно было, что девушка слегка нервничает. – Вы теперь мой муж. Я поеду туда, куда поедете вы.
Эдвард прищелкнул языком и сделал вид, что ищет что-то в сундуке Корда.
– Ты сказал: соседняя комната, Эдвард? – переспросила Селин.
– Направо, мисс.
Корд наблюдал, как она обошла вокруг кровати, остановилась у кресла и подняла с пола пару испорченных дождем туфель. Из-под кораллового шелкового платья виднелись ее босые ступни. Потом она остановилась прямо перед ним, не уверенная, следует ли ей говорить.
– В чем дело? – спросил он, сам понимая, что вопрос прозвучал слишком грубо.
– Судя по вашему виду, вам потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя перед отъездом. На вашем месте я занялась бы этим немедленно.
Корд не смотрел на Эдварда, пока она не покинула комнату. Слуга смущенно ломал пальцы.
Корд вздохнул:
– Не жизнь, а сплошное проклятье!
– Что вы имеете в виду, сэр? – На лице Эдварда было написано беспокойство. В такие минуты можно было подумать, что он только что съел лимон.
– Похоже, я женился на страшной брюзге.
5
Бальные туфли из черного шелка были слишком широки, зато благодаря этому Селин легко скрывала свое нервное состояние: она просто то и дело поджимала пальцы ног. Только усевшись за изысканно накрытый стол, Селин вспомнила, что за весь предыдущий день у нее и крошки во рту не было.
Домашние рабы, прислуживающие за столом, бесшумно двигались вокруг, привычно подавая приборы для ополаскивания рта и рук, выполняя монотонную работу, которую делали день за днем. В воздухе витал терпкий аромат кофе, разбавленного теплым молоком, и горячего шоколада с корицей.
«Калас» – золотисто-коричневые, сильно обжаренные шарики из риса, муки, мускатного ореха и сахара – пахли настолько вкусно, что удержаться было совершенно невозможно. На глаза Селин навернулись слезы: она вспомнила, как по утрам в воскресенье они с Персой ходили в Старый Двор и покупали эти горячие, дымящиеся сладости у продавца, который нараспев предлагал: «Прекрасные калас! Самые горячие!»
Селин даже почувствовала резкую боль в желудке. Неуверенность заставляла ее нервничать, но искушение перед нежной белой рыбой в томате, слоеными пирожками с телятиной и свежими ананасами оказалось слишком велико!
Некоторое время спустя, когда она стояла рядом со своим новоиспеченным мужем прямо перед Генри Моро, вызвавшим их к себе в кабинет, поздно было раскаиваться в такой неосмотрительности. Селин с трудом справлялась с чувством неловкости и страхом, потому что ей казалось, что содержимое желудка вот-вот окажется прямо на натертой до блеска поверхности письменного стола из вишневого дерева. Чтобы отвлечься, девушка старалась сосредоточиться на том, что сидящий за столом старик выговаривал Кордеро.
– Ты понимаешь, что в ту минуту, когда выйдешь за порог этого дома, я вычеркну тебя из числа членов моей семьи и лишу всего, что ты мог бы унаследовать?
Кордеро ничего не ответил, и Селин краешком глаза постаралась рассмотреть мужа. Весь его облик выражал полное безразличие и отстраненность – точно так же он реагировал на полные горечи взгляды деда за завтраком. И все-таки его поза говорила о том, в каком он находится напряжении.
Наконец Корд нарушил неловкое молчание:
– О какой семье идет речь? О вас? Если вы говорите о Стефене и Антоне, то они недолго здесь пробудут: только до тех пор, пока немного привыкнут к ново-орлеанской жизни, а вы начнете делать все необходимое, чтобы их признали в обществе. Для беспокойства нет причин, дедушка. Покинув ваш дом, я никогда ни о чем вас не попрошу и никогда больше не появлюсь на вашем пороге.
Селин рассматривала профиль Кордеро. Почувствовав ее взгляд, он повернулся, и лицо его неожиданно озарилось улыбкой. Пораженная ее сиянием, она не сразу поняла, что за ней крылось, а Корд уже снова обратился к деду:
– А как насчет ее приданого? Я ведь женился на ней. И сейчас же хочу его забрать.
Генри откинулся на спинку стула:
– Это внушительная сумма.
Он открыл замок одного из ящиков своего стола, снял двойное дно, извлек на свет божий тяжелый мешочек, набитый монетами, и передал его Кордеро.
– Как ты думаешь, на сколько тебе этого хватит, чтобы полностью пропить и проиграть? – спросил Генри.
– Я получаю небольшую ренту с имущества, принадлежавшего моей матери, плюс то, что дает плантация. – Кордеро покачал мешочек с деньгами.
– Тебе от этого будет не много толку. Уже несколько лет урожаи на плантации ничтожны. Ты ничем не отличаешься от отца и так же, как он, никогда не сможешь ни на грош увеличить свое состояние. Ты обречен на разорение.
– Вы не перестаете повторять это последние четырнадцать лет, – огрызнулся Кордеро.
– А почему это ты в одну ночь превратился вдруг в примерного плантатора? Ты ведь никогда не проявлял к этому делу никакого интереса, никогда не просмотрел ни одной колонки цифр в счетах. Ты оказался настолько глуп, что объявил во всеуслышание, что тебе отвратительно рабовладение! Похоже, ты освободишь рабов, но это приведет только к тому, что однажды ночью они перережут тебе горло.
– Вас совершенно не касается, как я распоряжусь моей собственностью или людьми, которые надрываются на моей плантации, не так ли?
– К счастью.
Ненависть деда и внука друг к другу была настолько ощутима, что Селин казалось, она видит ее, витающую между этими двумя мужчинами, молодым и старым, статью напоминающими стройные болотные кипарисы. Совершенно расстроенная резкой словесной перепалкой, она безвольно опустила руки вдоль пышной юбки чужого наряда – изумрудного цвета дорожного костюма. Эдвард и Фостер уверяли, что она в нем неотразима. Когда застегнули пуговицы жакета, оказалось, что одежда ей почти впору.
Ее легкое движение привлекло внимание Генри. Селин с трудом скрыла свое смущение.
– Итак, вы намерены отправиться вместе с Кордеро? – спросил Генри.
– Да. – Ей хотелось уехать как можно скорее, поэтому она ограничилась столь кратким ответом. – Намерена.
Взгляд старика открыто выражал недоверие.
– Вчера вечером вы всеми способами стремились отказаться от свадьбы и вдруг изменили свое решение. Почему так внезапно?
– Я совсем недавно ее об этом спрашивал, – сказал Кордеро. – Думаю, ей просто захотелось переспать со мной.
– Ничего подобного, – возразила Селин.
– Посмотрим. – Кордеро поигрывал тяжелым мешочком с золотом, подкидывая его на ладони. Потом обратился к Генри: – Нам пора отправляться. Что-нибудь еще?
Генри взял со стола какую-то бумагу и передал ее молодым:
– Поскольку вчера вечером вы были неспособны это сделать, подпишите брачное свидетельство сейчас. Свидетели – отец Перес и близнецы – уже поставили свои подписи.
– Как славно! – воскликнул Корд. Генри выставил чернильницу на край стола.
Обмакнув в чернила перо, Кордеро замер на секунду, потом наклонился к Селин:
– Это твой последний шанс к отступлению, – предложил он.
Искушение было велико, но Селин не могла придумать более легкого пути, чтобы сбежать из Луизианы. Ладони ее покрылись холодным, липким потом. Она все еще ощущала в желудке тяжесть от завтрака. Проглотив стоящий в горле ком, девушка тяжело вздохнула и покачала головой:
– Я не изменю своего решения.
– Я не уверен, что мы найдем на Сан-Стефене что-то приличное. Через несколько месяцев я на самом деле могу оказаться нищим, – тихо сказал он.
Впервые Селин заметила в его глазах сострадание, поняла, насколько трудно было Корду признать правду, особенно в присутствии деда.
– Я подпишу, – сказала она.
Кордеро первым подписал свидетельство и передал перо Селин. Она быстрым росчерком поставила свое имя на документе, надеясь, что, даже если кто-нибудь постарается, может быть, расшифровать его, произойдет это далеко не сразу после их отъезда.
Она затаила дыхание, пока Генри, не глядя на них, изучил подписи, потом свернул пергамент в трубочку и перевязал его кроваво-красной ленточкой.
– Экипаж ждет. – Кордеро крепко взял ее за локоть и повел прочь из библиотеки.
Селин остановилась, как только они оказались за дверью, Корд тоже замер и внимательно посмотрел на девушку. Она освободилась от его руки, прежде чем заговорить:
– Он все-таки твой родственник. Может быть, вы видитесь в последний раз. – Она вспомнила Персу и тот внезапный жестокий поступок, который разъединил их навсегда, не дав возможности попрощаться. – Неужели ты даже не скажешь ему «до свидания»?
Подняв глаза, она заметила во взгляде мужа столько ненависти, что невольно вздрогнула. Ей захотелось убежать прочь. С этим человеком, когда он трезв, шутить не следовало! Ей вдруг пришло на ум, что освободиться от него окажется не так просто, как она сначала предполагала.
Кордеро взглянул на дверь библиотеки. Глаза его сузились, губы сжались в узкую жесткую линию.
– Единственное, что я хотел бы ему сказать, это чтобы он шел прямиком к черту.
Они мчались назад к Новому Орлеану, и поездка эта вовсе не походила на предыдущую. «Караван» состоял из двух экипажей:
Фостер и Эдвард ехали в одном, Селин и Кордеро – в другом. Мрачная непогода предыдущей ночи уступила место сияющим голубизной небесам и солнечному свету. Правда, Селин заметила, что улучшение погоды никак не отразилось на настроении Кордеро.
Они ехали молча, сидя лицом к лицу, словно непримиримые противники, старательно избегая любого случайного прикосновения. Кордеро был чем-то озабочен и сосредоточенно смотрел на меняющийся за окошком пейзаж. Селин старалась взять себя в руки и не слишком выдавать беспокойство, которое охватило ее оттого, что они, пусть ненадолго, возвращались в город. Она не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не отплывет их корабль.
– Почему вы это сделали? – спросила она, стараясь занять мысли чем угодно, только не возможностью своего ареста.
Он удивленно уставился на нее, в его взгляде читалось сомнение и даже настороженность.
– Почему я сделал что?
– Согласились на этот брак. Из-за приданого?
– Нет. – В его остановившемся взгляде мелькнула боль. Он отвернулся.
– Тогда почему?
– Я кое-кому очень многим был обязан. А ты, Джемма?
– Я не Джемма О’Харли.
Он наклонился к окошку, внимательно рассматривая груженную овощами телегу, которую они догнали и теперь пытались объехать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46