Корду казалось, что он снова слышит голос деда, ругающего Огюста на чем свет стоит, – вечно одна и та же песня.
– Пока он жив, он ни за что не передал бы мне управление семейными плантациями. Я понимал, что, если хочу выжить, должен бежать. И вот наконец я оказался здесь, на Сан-Стефене, и влюбился в твою мать, – проговорил Огюст.
– И убил ее своим пьянством.
– Поверь мне, после того несчастного случая я ненавидел себя не меньше, чем ты.
Корд подошел к кушетке и замер, глядя на отца сверху вниз. Кулаки его сжались, горло напряглось – он пытался высказать то, о чем думал. Наконец Корд глубоко вздохнул и все, что накопилось в его сердце и уме за прошедшие годы, вырвалось наружу. Слова полились – быстрые и гневные. Корду казалось, что душа его вот-вот разлетится на тысячу мелких осколков, но он уже не мог остановиться.
– Тогда я еще не ненавидел тебя. Ты был мне нужен. Я недавно потерял мать, черт тебя возьми, и нуждался в отце – неважно, что ты был пьяницей. Для меня не играло роли, каким ты был. Ты был мне нужен. А ты отослал меня прочь! Ты отправил меня к бессердечному изуверу, которому ничего не стоило пороть меня кнутом за малейшую провинность. Он старался унизить меня, заставляя мальчишку-раба выполнять мои задания…
– Кордеро, я не мог знать…
– Но ты и не пытался узнать! Ты посадил меня на корабль и ни разу не обернулся, уходя.
– Я никогда не забывал тебя. Ни на минуту. – Огюст протянул к Корду обе руки, словно умоляя сына понять его. – Когда я потерял твою маму, я сам хотел умереть. Я пытался убить себя…
– Может, тебе следовало пытаться получше?
– Я дождался твоего отъезда и покинул остров на маленькой лодочке, которую вы с мамой так любили. Я не взял с собой ни пищи, ни воды. Оказавшись в открытом море, я разорвал парус в клочья. Я готов был умереть, и так почти и случилось, но по насмешке судьбы меня спас один старый пират. Я сменил имя и стал называться Роджером Рейнольдсом, капером. С тех пор Огюст Моро перестал существовать. День за днем я рисковал своей жизнью. Во время войны работал на обе стороны. Я не сомневался, что однажды смерть сжалится надо мной и я взлечу на воздух вместе с моим кораблем, но я и тут выжил.
– Я – твой сын, но даже мне ты позволил считать, что тебя нет в живых, – холодно глядя на отца, уколол его Корд. Ребенком он выплакал столько слез, что теперь уже не смог бы пролить ни одной слезинки.
– Я хотел, чтобы ты унаследовал мою часть плантаций Моро. Вместе с доходом от недвижимости, принадлежавшей твоей матери здесь, на острове, это превратило бы тебя в богатого человека.
Корд засмеялся:
– Слишком высока была цена. Боюсь, я оправдал самые худшие ожидания деда. Совсем как ты, я отказался от наследства Моро.
– Значит, сын моего брата, Александр, унаследует все?
– Алекс мертв.
– Мертв? Он был немногим старше тебя! – Огюст не мог скрыть своего потрясения.
– Алекс умер за меня. Вместо меня. – Корд отвернулся, чтобы отец не заметил боли в его глазах. – Я изо всех сил старался поддержать твою репутацию. Однажды вечером я напился так, что не смог явиться на дуэль, хотя принял вызов. Алекс отправился на нее вместо меня. Он стал мне настоящим братом. И умер за меня.
– Я хотел сделать так, чтобы тебе было лучше…
– Но ты не хотел, чтобы я был рядом! – Голос Корда сорвался.
В комнате воцарилась полная тишина, слышно было только, как снаружи льет дождь да шумит ветер, пробираясь сквозь пальмовые кроны. Корд стоял спиной к отцу и не отрываясь смотрел в окно, мечтая, чтобы все поскорее кончилось и он мог вернуться к Селин. Но двинуться с места не мог.
– Кордеро.
В голосе Огюста не было слышно ни приказа, ни требования, и все-таки Корд ощутил необходимость обернуться и посмотреть на отца.
То, что он увидел, не могло повториться больше никогда в жизни: Огюст стоял перед ним, призывая к себе, раскрыв объятия, готовый заключить в них сына, как делал это много лет назад.
Через всю комнату Корд посмотрел на отца. Он не хотел прощать. Не хотел поддаваться острому желанию оказаться в объятиях отца. И все-таки чувство, куда более сильное, чем ненависть, заставило его сделать первый шаг. Нечто большее, чем воспоминание о несправедливостях, которые он претерпел по воле отвратительного старика, заставило сделать второй. Нечто, чему он научился у Селин, повело его через гостиную навстречу отцу.
Огюст прошел свою половину пути, и сын оказался в его объятиях. Корд замер, сжав Руки в кулаки и опустив их вдоль тела, сразу изменившийся и не очень понимающий, действительно ли это происходит с ним. Огюст крепко прижал его к себе.
Корд медленно развел руки, поднял их и обнял отца.
19
– Мне кажется, вырез очень глубокий. Селин стояла посреди хозяйских покоев, примеряя аквамариновое бальное платье с большим вырезом на спине. Ей казалось, что оно слишком открытое, но Фостер утверждал, что все отлично. Высокую грудь Селин подчеркивала завышенная талия и подобранные в тон атласные ленты.
– Я считаю, все великолепно, – высказал свое мнение Эдвард. – Она еще слишком худа, но цвет лица уже намного лучше, правда, Фос?
– Гораздо лучше, – согласился Фостер. – Она больше не напоминает страшную желтую тень.
– Давай не будем об этом говорить. Я не могу это вынести. – Эдвард прижал пальцы ко лбу и заставил Фостера поклясться, что он никогда больше не будет упоминать о болезни Селин.
– Внизу все готово? – Селин ужасно неловко себя чувствовала от такого пристального внимания.
– Полностью, – заверил ее Фостер. – Мисс Ада проследила, чтобы у новой поварихи в кухне все было под рукой.
Эдвард заворчал:
– Я вообще не понимаю, как у мисс Ады на все хватает времени, если этот мистер Уэллс смотрит ей в рот и бегает за ней по пятам, словно беспомощный щенок.
– Это любовная болезнь, только и всего. – Фостер взбил пышные шелковые рукава платья Селин. – Я все-таки считаю, следовало расшить платье жемчугами.
– Доверься моему вкусу, – остановил приятеля Эдвард.
– Когда я смогу спуститься вниз? Мне кажется, несправедливо заставлять меня ждать дольше. – Селин переминалась с ноги на ногу, сгорая от нетерпения.
Ада настояла, чтобы в честь выздоровления Селин и окончания сельскохозяйственного сезона в Данстан-плейс организовали большой праздничный прием. К удивлению Селин, Корд согласился устроить бал с ужином и танцами, при условии, что Селин не будет принимать никакого участия в праздничных приготовлениях.
Итак, Селин не нужно было выслушивать один за другим рецепты тети Ады. Она только согласилась на примерку, чтобы подогнать по фигуре парадное платье Джеммы О’Харли. Все остальное время Селин ничего не делала, только читала, отдыхала и набиралась сил.
Прошло около четырех недель со времени ее похищения, и наконец наступил день праздника.
– Осталось всего несколько минут, да, Эдвард? – Фостер подтолкнул приятеля локтем в бок, и они обменялись понимающими взглядами.
– Вы о чем? – спросила Селин.
Фостер быстро взглянул на Эдварда. Слуги одновременно пожали плечами.
– Вы похожи на принцессу, – сказал Эдвард. – Это все, что вам следует знать.
Поблагодарив обоих слуг, Селин не могла скрыть улыбки, наблюдая за тем, как они выходят из комнаты. Как только дверь за ними закрылась, сгорающая от любопытства Селин подошла к овальному зеркалу, стоящему в углу комнаты. Она смотрела на свое отражение в простом, но элегантном платье такого же цвета, как Карибское море за окном, и ей казалось, что она смотрит на незнакомку.
За прошедшие несколько недель ее жизнь превратилась в исполнение мечты, вернее, так могло показаться любому, кто не знал самых тайных подробностей ее жизни. Корд был внимателен и заботлив все время, пока она выздоравливала, и следил за тем, чтобы все остальные тоже нянчились с ней, так что в конце концов она стала напоминать себе хрупкую фарфоровую куклу.
Корд уступил ей свою спальню, а сам перебрался в ее бывшую комнату по соседству, чтобы она могла – как сказал он, улыбаясь, – выздоравливать без помех с его стороны. Хотя они занимали разные комнаты, каждое утро он садился на краешек ее кровати и рассказывал о своих планах на день. Вечерами они ужинали наедине, и он, не отклоняясь от выбранной темы, докладывал ей обо всем, что успел сделать.
Он рассказывал о вспаханных под пар полях и сахарном тростнике, о расчистке террас на склонах холмов, чтобы в следующем году увеличить посадки тростника. Он сообщал ей о проделках деревенской детворы и хвалил многочисленные навыки и умения Бобо. Теперь ему была известна та роль, которую сыграл этот человек в сохранении Данстан-плейс. Он восхищался его неподкупной преданностью Огюсту Моро.
Корд даже рассказал ей кое-что о своем таком непростом примирении с отцом. Выпивал он весьма умеренно: стаканчик-другой вина за ужином. Корд говорил обо всем и ни о чем – лишь бы развлечь ее. Он улыбался. Иногда даже смеялся. И ни разу не прикоснулся к ней!
Селин вздохнула и отвернулась от женщины в зеркале, женщины, которая, как могло показаться на первый – взгляд, была молода, беззаботна и счастлива замужем. Никто не смог бы догадаться, что за последние несколько недель она истомилась по сильным рукам своего мужа, мечтая, чтобы он обнял ее и снова подарил ей свою любовь.
Тайно и явно она уже не раз намекала, что совершенно выздоровела, но он полностью игнорировал ее намеки. Сегодня вечером она не только намеревалась выступить в роли хозяйки дома перед несколькими плантаторами и их женами, живущими недалеко от Данстан-плейс, /которые приняли приглашение на праздник, но и была полна решимости в корне изменить свои отношения с Кордом.
Легкий стук в дверь отвлек ее от раздумий. Она расправила мягкие складки платья.
– Войдите, – откликнулась Селин, ожидая, что перед ней появится Ада, и очень удивилась, увидев Корда, который вошел и закрыл за собой дверь.
Он был такой высокий, такой красивый и элегантный в черном сюртуке, из-под которого виднелось пышное кружевное жабо! Селин едва не задохнулась, увидев его. У нее даже закружилась голова, а сердце начало бешено стучать.
– У тебя все в порядке? Может, тебе лучше присесть? – Корд взял ее за руку и подвел к окнам, где стояли диванчик и кресла, прежде чем она успела убедить его, что с ней все в порядке.
– В чем же тогда дело? – Его лоб прорезала глубокая морщина.
– Ты выглядишь… потрясающе, – сказала она.
– Потрясающе? – Он не мог найти подходящих слов и удивленно заморгал.
– Да. – Она протянула руку, поправляя кружевные оборки, которые невероятным образом подчеркивали его мужественный вид, и заметила, что он смотрит на нее с улыбкой.
– Потрясающе… – По его тону можно было судить, что эта мысль кажется ему абсурдной.
– Хочешь, я повторю это снова?
– Нет, если только ты не напрашиваешься на комплименты и не хочешь, чтобы я почувствовал себя обязанным начать говорить их прямо сейчас.
Она готова была сказать ему, что он выглядит дразняще-притягательно. Это была совершенно новая сторона характера ее мужа, которая открылась ей совсем недавно.
– Я вовсе не напрашиваюсь на комплименты, и ты прекрасно это знаешь.
– Я забыл: твой конек – занудство.
– Ну, тогда что ты думаешь? – Она закружилась перед ним, чтобы он смог рассмотреть ее со всех сторон.
– Подойдет. – Он сунул руку в карман сюртука.
– Как «подойдет»?
– Очень подойдет. В действительности это тебе не нужно, чтобы сделать тебя еще прекраснее, но мне было сказано отдать тебе его. – Очень медленно, сантиметр за сантиметром, он вытащил из кармана нитку крупного, прекрасно подобранного жемчуга и покачал ею у нее перед глазами.
– Где ты это взял? – Она никогда не видела подобных драгоценностей и уж конечно даже не мечтала обладать чем-то столь изысканным.
– Его прислал мой отец. Он передал все драгоценности матери на хранение стряпчему, а это оставил себе. Он велел сказать тебе, что поскольку не может присутствовать на вечере лично, то хочет, чтобы ты приняла это с наилучшими пожеланиями и извинениями за его отсутствие. Когда выдаешь себя за покойника, приходится кое в чем себя ограничивать.
Он встал у нее за спиной и приложил ожерелье к ее шее. Селин закрыла глаза, борясь с желанием откинуться назад и прислониться к нему, пока он возился с застежкой. Когда Корд уже справился с задачей, она еще несколько секунд ощущала его ладони на своих обнаженных плечах, но он торопливо убрал руки и отошел.
Селин дотронулась до жемчуга. Встретив взгляд мужа, она сразу узнала горящие в его взоре искорки страсти. Уверенная в том, что он хочет ее поцеловать, Селин потянулась к мужу и почувствовала, что он тоже тянется к ней.
Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Эдвард и Фостер кубарем вкатились в комнату, запутавшись в ворохе батиста, размахивая руками и дрыгая ногами.
– Я просил не напирать на меня так сильно, – проворчал Фостер, с трудом поднимаясь и протягивая руку Эдварду.
– А мне казалось, что у тебя хватит здравого смысла убедиться сначала, что дверь заперта, – парировал Эдвард.
Корд откашлялся, и приятели вспомнили вдруг, где они находятся.
– Извините, сэр. Мы только хотели посмотреть понравился ли мисс Селин жемчуг. – Фостер обладал великим даром принимать виноватый вид.
– В следующий раз, пожалуйста, стучите. – Корд повернулся к Селин. – Хорошо бы здесь добиться возможности иногда уединяться.
Слугам не удалось ретироваться достаточно быстро: они натыкались друг на друга, пытаясь одновременно протиснуться в дверь, и в конце концов убежали, оставив ее открытой настежь.
– Думаю, мы должны сойти вниз. Гости вот-вот начнут собираться. – Корд предложил ей руку.
– Я должна поблагодарить твоего отца за жемчуг, – сказала Селин, легко опираясь на согнутый локоть мужа. Слегка пожав его руку, она улыбнулась, зная, что ее глаза говорят о том, что чувствует ее сердце. И она надеялась, что он понял это.
Заглянув в сияющее, обращенное к нему лицо, Корд готов был захлопнуть дверь, запереть ее на все замки и выбросить прочь все ключи. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы он полностью потерял разум и думал только об одном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46