– Монтфорд, – отчетливо ответила она.
– Так вот, миссис Монтфорд, – ехидно повторил он, – сколько лет вам, черт побери?
– Двадцать восемь, – солгала Обри.
– О, сомневаюсь, – рассмеялся он, но его тон был уже не таким раздраженным. – А этот мальчик, которого вы притащили с собой, чей он? Вашего последнего работодателя?
– Моего покойного мужа. – Эту ложь трудно было произнести, и краска залила лицо Обри.
Почувствовав ее растерянность, майор взял ее другую руку, и обручальное кольцо, которое носила Обри, блеснуло в свете огня.
– Он был служащим на шахте, мы из Нортумберленда, – пояснила она.
– Вы сильно смахиваете на шотландку. – Взглянув на Обри, майор выпустил ее руку.
– Я... да, возможно, – согласилась она. – Моя бабушка была из Стерлинга.
– Не важно, – буркнул он, – место занято.
– Вы обещали место мне, майор Лоример. – Упрямо тряхнув головой, Обри полезла в карман и достала оттуда свою фальшивую рекомендацию. – Вы написали, что я должна привезти письмо от моего последнего хозяина. И если оно вас устроит, сказали вы, то работа будет моей.
– Ну и держите его при себе! – оборвал ее майор. – Оно меня не устраивает!
– Но вы не соизволили даже взглянуть на него! – возмутилась Обри, ткнув письмо ему в лицо. – Я проделала путь из Бирмингема, чтобы работать на вас.
– Не на меня! – рявкнул он и, выхватив письмо, захромал к письменному столу у окна. – На моего проклятого... я хочу сказать – на моего окаянного племянника, на Джайлза. Это его дом, а не мой. – Лоример бросил письмо на стол.
– Все знают, кто граф Уолрейфен, – сказала Обри, – но мне говорили, что его сиятельство редко посещает Кардоу. А теперь вы, может быть, объясните мне, как вам удалось взять кого-то на место, которое предложили мне не более чем три дня назад?
– У вас острый язычок, миссис Монтфорд, – усмехнулся майор.
– Мне не нравится быть предметом шуток, майор Лоример, – твердо заявила Обри, стоя на своем. – Кроме того, совершенно очевидно, что Кардоу необходима экономка. Имеет ли представление его сиятельство о том, в каком состоянии находится его родовое имение?
– Ничего не изменилось бы, если бы он и знал, – разразился смехом майор. – Джайлзу наплевать, если оно завтра превратится в руины. А теперь, деточка, давайте уходите. На сегодняшнюю ночь Бетси найдет место для вас и вашего мальчика. Мои мысли по поводу экономки изменились. Мне не нужны здесь еще слуги, которые пьют мое виски и вмешиваются в мои дела.
Обри поняла, что он говорит серьезно. Лоример был старше ее отца, но у него еще осталась военная выправка. Правда, он был пьян и весь пропитан стойким запахом спиртного, его шейный платок съехал набок, лицо заросло щетиной, и, тем не менее, чувствовалось, что в нем еще сохранилось понятие о чести. Его вид производил отталкивающее впечатление, и все же Обри ощущала его властность.
Ничего другого не оставалось, и она, глубоко вздохнув, открыла сумочку, достала оттуда другое письмо, края которого завернулись от времени, и без слов протянула его майору.
– Что это? – удивленно посмотрел на нее Лоример.
– Еще одно письмо, сэр.
– Хм... – Он неохотно взял его. – И от кого оно?
– От вас, сэр. Это ваше слово чести, как офицера и джентльмена. Вы написали его моей матери, когда умер мой отец, и предложили нам свою помощь, как только мы будем в ней нуждаться.
С непроницаемым видом майор сел в кресло у стола и, развернув письмо, повернулся к свету камина. Обри подошла к нему, и он, вложив письма одно в другое, бросил оба в ящик стола.
– Ах, Боже, бедная Дженет, – прошептал он после долгого молчания. – Значит, она умерла?
– Да, сэр.
– А старшая девочка? – проворчал он. – Она замужем, да? Она не может помочь вам?
– Мюриел всегда была болезненной, она умерла вскоре после мамы, – ответила Обри.
– О Боже, – прошептал майор, не глядя на нее и прижав руку ко лбу, – я чувствовал, что вы похожи на шотландку. У вас глаза и волосы вашей матери.
– Да, – тихо подтвердила Обри.
– И теперь, значит, у вас неприятности? – засопел майор. – И вы ожидаете, что я вытащу вас из них? Что ж, вы явились не по адресу. Я всего лишь сломленный жизнью старый солдат без всякого влияния. У меня едва хватает денег на виски и проституток.
– Сэр, – с мольбой заговорила Обри, – мне нужна только работа, только возможность заработать себе на жизнь.
– Знаете, – снова усмехнувшись, он уставился в темноту, – это дело рук Айана, из-за него я приобрел эту отвратительную привычку, – полным раскаяния голосом признался он. – Не проститутки, нет. Виски. «Золото Глазго» называл он его.
– Папа ценил хорошее виски.
– У вашего отца было достаточно денег, детка. – Прищурив единственный глаз, майор с подозрением внимательно посмотрел на Обри. – Почему вам нужна работа?
– Нужна, – не сразу ответила она. – Пожалуйста, не спрашивайте меня больше о жизни моего отца. И прошу вас, не говорите никому, что знаете меня.
– Господи, я вовсе не знаю вас!
– Конечно, – обрадовалась Обри. – Я просто миссис Монтфорд, ваша экономка.
В ответ майор нагнулся, поднял полупустую бутылку и медленно наполнил грязный стакан, стоявший на столе у его локтя.
– За жизнь вашего отца, а? – буркнул он. – Думаю, она была зря потрачена на меня.
– Сэр, вы в это не верите.
– Вы ничего не знаете о том, во что я верю! – воскликнул майор. – И прекратите приставать ко мне, черт побери! Подождите же, ей-богу! У меня в голове какая-то мешанина.
– Сэр... – Обри тяжело перевела дыхание.
– Прошлой весной газеты писали о каком-то скандале. – Он наклонил голову набок и поскреб ее. – Или это было год назад? «Знакомое имя», – помню, подумал я. Я не такой пропойца, чтобы забыть это. Ха, осел я! Миссис Монтфорд. Могу поставить десять гиней, что это тоже ложь.
– Прошу вас, сэр, не спрашивайте меня больше ни о чем. – Обри закрыла глаза.
– О, не буду! – успокоил ее майор. – Я ничего больше не хочу знать ни о вас, ни о тех неприятностях, в которых вы оказались. Я выполню свой долг перед вашим отцом, но это все. Вы поняли меня?
– Да, сэр.
– Девушке вашего происхождения не подобает быть служанкой. – Теперь он смотрел не на Обри, а в огонь.
– Это честная работа, сэр. У меня есть опыт управления большим хозяйством.
– Меня ничуть не волнует, умеете ли вы отличить каток для белья от бутылки, – фыркнул майор. – Я бы уволил большинство из слуг, если бы Джайлз позволил. Но он не позволит. А теперь мне придется терпеть еще и вас, верно?
Обри промолчала, и майор, тихо выругавшись, неуклюже поставил бутылку, словно не мог правильно оценить расстояние до стола.
– Ладно, теперь давайте договоримся, детка. – Он замолчал, чтобы вытереть рот рукавом рубашки, и продолжил: – Я хочу, чтобы мое виски было холодным, а вода в ванне горячей. Я хочу, чтобы мне подавали чай в четыре часа, а обед в шесть. Здесь. На подносе.
– Да, сэр, – с облегчением вздохнула Обри.
– И я не желаю ни видеть, ни слышать никого из вас, если только того не требуют дела замка или французы не входят в залив. Не спрашивайте у меня, как управлять этим домом, потому что я не имею никакого представления об этом. И не спрашивайте, как управлять этим имением, потому что я не знаю этих чертовых вещей и не собираюсь изучать их.
– Да, сэр, – кивнула Обри.
– Я не завтракаю, – глубоко вздохнув, продолжил Лоример, – и не принимаю посетителей. Почту вскрывайте сами, и если это счет, оплатите его; если речь идет о делах имения, обсудите их с Джайлзом; если это что-то еще – сожгите. Если я иду в деревню и возвращаюсь с проституткой, это мое дело. Если я напьюсь до бесчувствия и обгажусь, это мое дело. Если я решу раздеться донага и с голой задницей бегать по парапету – что это будет, миссис Монтфорд?
– В-ваше дело, сэр?
– Вы чертовски правы. А если это кому-то не нравится, он может отправляться ко всем чертям. Вы согласны на это, миссис Монтфорд?
– Да, сэр.
– И еще одно, миссис Монтфорд, – саркастически усмехнулся Лоример. – Я ненавижу детей. Чтобы этот ваш сопливый щенок не попадался мне на глаза, поняли? Если вы позволите мальчишке приблизиться ко мне, я, клянусь Богом, научу его всему, что знаю, начиная со слов «черт побери».
– Да, сэр, – ответила Обри, чувствуя, что ноги отказываются служить ей. – Обещаю, что буду держать его в стороне. Есть... что-нибудь еще?
– Я скажу! – хрипло расхохотался майор. – Через два дня вся проклятая деревня будет шептаться, что вы очередной мой лакомый кусочек из Лондона. Так говорят всякий раз, когда сюда нанимается хорошенькая женщина.
Обри почувствовала приступ тошноты.
– Вот так! – прогремел он, опрокидывая в себя полный стакан виски. – Теперь у вас есть великолепная работа, миссис Монтфорд. Она может доставить вам много радости.
– Б-благодарю вас, сэр.
Майор Лоример икнул, и Обри, неловко присев в реверансе, поспешно ушла.
Глава 1,
в которой лорд де Венденхайм не шутит
Сентябрь 1829 года
В Мейфэре стоял чудесный день. Окна магазинов и домов были распахнуты навстречу осеннему ветерку; служанки на всей Хилл-стрит пользовались случаем подмести парадные лестницы, пока еще пригревало солнце; проезжавшие кучера охотно снимали шляпы, а вдоль тротуара выстроилось полдюжины лакеев, вышедших подышать свежим воздухом и ожидавших какого-нибудь – или никакого – поручения.
Библиотека графа Уолрейфена, расположенная в углу на третьем этаже, великолепно подходила для того, чтобы наслаждаться таким днем. Все четыре оконные рамы были подняты, а за спиной графа раздавалось воркование голубей, чистивших перышки. Но в отличие от служанок Уолрейфен не испытывал удовольствия – он вообще редко бывал доволен – и поэтому, бросив на стол письмо, которое читал, сердито взглянул через комнату на своего секретаря.
– Огилви! – громко сказал он. – Голуби! Голуби! Прогоните их с этого подоконника!
Огилви побледнел, но, к своей чести, быстро поднялся из-за письменного стола с линейкой в руке.
– Кыш, кыш! – закричал он среди хлопанья и взмахов крыльев. – Пошли вон, чертенята!
Коротко поклонившись, он снова занялся своей работой, а Уолрейфен, почувствовав себя дураком, тихо кашлянул. Возможно, молодой Огилви не был еще всезнайкой в делах, но разве это обязанность парня гонять голубей? Уолрейфен уже собирался извиниться, но в этот момент порыв ветра открыл папку у него на столе, корреспонденция за два года разлетелась по комнате – небольшой торнадо из листов писчей бумаги, – и граф громко выругался.
– Огилви, разве не достаточно того, что эта женщина досаждает мне каждую неделю своими разглагольствованиями? – ворчал Уолрейфен, пока они вдвоем собирали бумаги. – Так теперь, видимо, послания миссис Монтфорд достались и дьяволу.
Но конечно, этого не произошло, потому что порыв ветра уже стих.
– Ничего не пропало, сэр. – Огилви легонько постучал стопкой бумаг о стол, выравнивая ее, и протянул папку Уолрейфену. – Все здесь.
– Этого я и боялся, – криво усмехнулся граф. Молодой человек с улыбкой вернулся к своей работе, а Уолрейфен открыл папку и начал снова читать лежавшее сверху письмо.
«Замок Кардоу
21 сентября
Милорд,
как я объясняла в своих четырех последних письмах, необходимо срочно принять решение относительно западной башни. Не получив от Вас ответа, я взяла на себя смелость послать в Бристоль за архитектором. «Симпсон и Верней» сообщили, что во внешней стене существует глубокая трещина, и основание сильно смещено. Прошу Вас, сэр, ответьте, следует ли ее снести или укрепить? Уверяю Вас, я понимаю, что это не мое дело, но я только хочу, чтобы решение было принято, пока она не обрушилась на одного из садовников, когда он будет случайно проходить мимо.
Ваша покорная слуга,
мисс ис Монтфорд ».
Господи, неужели это уже пятое ее письмо по поводу заплесневелой старой башни? Можно подумать, что она помешалась на этой проклятой башне. У Уолрейфена больше не было никакого желания размышлять над этим. Правда, она наняла архитекторов. Да, при умелом управлении миссис Монтфорд можно было спокойно ничего не предпринимать и просто забыть, как ему хотелось, о Кардоу и обо всем, что связано с ним. Это была почти невероятная роскошь!
Он перешел к следующему листу. Ха! Еще одна ее излюбленная жалоба – на дядю Элиаса. Бедный старик, вероятно, не знает ни минуты покоя.
«Милорд,
Вашему дяде становится все хуже; могу предположить, что он страдает от разлит ия желчи. Он не подпускает Крен шоу , и на прошлой неделе запустил доктору в голову пустой бутылкой, когда тот усаживался в экипаж. Но с его зрением происходит то же самое, что и с его печенью, и бутылка не попала в цель. И все же я умоляю Вас обратить на него внимание и убедить его дать согласие ...»
– Мадам, – пробормотал Уолрейфен, обращаясь к листу бумаги, – если ваше постоянное ворчание не убедило его, то у меня нет никакого шанса.
– Прошу прощения, милорд? – Оторвавшись от работы, Огилви взглянул на него.
Уолрейфен двумя пальцами поднял письмо, как будто это был грязный носовой платок.
– Ах, экономка, – понимающе сказал юноша.
Да, экономка. Общеизвестный источник раздражения. Грустно улыбнувшись, Уолрейфен убрал письмо в папку, а затем, непонятно почему, вытащил из стопки другое, отправленное в марте два года назад – раньше оно доставляло ему удовольствие.
«Милорд,
Ваш дядя снова выгнал меня. Прошу Вас, скажите, должна я остаться или уйти? Есл и я должна уйти, то со общаю, что мне должны один фунт восемь шиллингов шесть пенсов, которые я заплатила аптекарю на прошлой неделе, когда Ваш дядя н арочно проглотил ключ от ящика с деньгами. (Мы обменялись бранными словами, когда у него возникло желание купить в деревне незаконное бренди.) Если я должна остаться, то, прошу Вас, незамедлительно напишите ему и скажите, что ключ от ящика с деньгами нужно вернуть и что этот долг, так сказать, остается за ним ...»
Бедный дядя Элиас! Уолрейфен представил себе, как тот склонился над ночным горшком с перочинным ножиком в руке, а миссис Монтфорд стоит позади него, вероятно, с кнутом в руке. Уолрейфен рассмеялся, не обращая внимания на недоуменный взгляд Огилви, и взял другое письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41