Она взглянула на Джайлза сквозь плотную завесу темных ресниц и быстро опустила взгляд. Она была прекрасна, просто восхитительна, и внезапно в нем загорелось желание погрузить пальцы в ее густые рыжие волосы и коснуться губами ее губ. Рука Джайлза, словно обладая собственной волей, взяла ее за подбородок, и он заставил Обри снова посмотреть ему в глаза.
– Миссис Монтфорд, – тихо заговорил Джайлз, – быть может, пора прекратить эту игру друг с другом?
Обе лопатки Обри уперлись в бельевой шкаф, и она оказалась в ловушке между графом и дверцей шкафа.
– Ч-что вы хотите от меня? – прошептала она, побелев как мел.
– Именно в этот момент? – странно глухим голосом спросил Джайлз, придвинувшись еще на дюйм ближе, так что сквозь куртку почувствовал тепло ее груди. – Не вашего необыкновенного умения управлять домом.
Закрыв глаза, она с трудом сглотнула, и это сделало поцелуй неизбежным. Крепко держа Обри за подбородок, Джайлз склонился к ее губам. Она не оттолкнула его, но и не ответила на его поцелуй, а просто, застыв, стоически терпела, пока его губы прикасались к ее губам, зажимая их, втягивая и основательно пробуя их на вкус.
Джайлзу казалось, что это не он, а какой-то безрассудный, невоспитанный человек, каким он никогда не был. Страстное желание, жгучее и иссушающее, пронзило его. Он всем телом прижался к Обри, и она едва заметно задрожала, но, как он боялся, не от желания. Она вела себя почти как девственница, незнакомая с мужскими прикосновениями.
Джайлз понимал, что следует остановиться, но впервые в жизни самообладание отказало ему, он хотел Обри, хотел откровенно и безумно. Он снова прижался к ее губам и, чтобы не позволить ей уклониться от его прикосновения, скользнул рукой в ее волосы на затылке.
– Откройте рот, – шепнул Джайлз.
Продолжая дрожать, Обри послушно повиновалась, и Джайлз, скользнув ей в рот, стал взад-вперед поглаживать языком ее язык. Она, видимо, не знала, как целоваться, но его это мало беспокоило – ее рот был теплым, и дыхание душистым. Он слышал, как сам стонал, страстно целуя Обри и упиваясь приятным, горячим ощущением ее рядом с собой, однако совсем не заметил, когда Обри начала ему отвечать. Затем он понял, что маленькие нежные пальчики несмело движутся по его талии, своим теплом обжигая его тело. А потом ее язык нашел и коснулся его языка, нерешительно, но безошибочно, и она, все еще дрожа, осторожно поднялась на цыпочки. Это был слабый ответ, но его оказалось достаточно, чтобы кровь застучала у Джайлза в голове. Он почувствовал необузданное желание и свободу, словно сорвавшееся с привязи животное, и его взгляд метнулся к длинному крепкому рабочему столу.
Ему захотелось задрать Обри юбки и овладеть ею прямо здесь при ярком свете дневного солнца, падавшем в комнату. Джайлз представил себе, как свет превратит волосы Обри в горячий красный огонь, когда он вытащит из них шпильки, представил, как будут выглядеть ее оголенные плечи цвета алебастра на фоне дерева, представил ее маленькие обнаженные груди с темными и твердыми сосками и потянулся, чтобы коснуться рукой одного из них.
«Но этого нельзя делать – ничего этого нельзя делать», – сказал он себе, обнаружив, что дверь не заперта.
Ему повезло, что он вовремя остановился, потому что как раз в этот момент позади них раздался стук в дверь.
– Прекратите, – задыхаясь, прошептала Обри и, оторвавшись от его губ, с силой уперлась ему в плечи. – Уйдите!
Они успели отойти друг от друга к тому времени, когда в комнату вошел Дженкс, неся на согнутой в локте руке охапку длинных, похожих на шпаги листьев, поверх которых лежали большие белые цветы, но садовник, сильно покраснев, опустил взгляд.
«О Господи, – подумал Джайлз, – позор обеспечен».
– Прошу прощения, мадам, – пробормотал Дженкс, – вы приказали принести гладиолусы сюда, пока Ида не вымоет вазы.
– Да, конечно. – Обри со смертельно бледным лицом торопливо отошла от шкафа. – Пожалуйста, положите их на рабочий стол, Дженкс. Я просто... просто...
– Старалась вытащить паука из волос, – вмешался Джайлз. – Я увидел, как он спускается с потолка, и решил смахнуть его. – «Паук? Боже, что за бред! – ужаснулся он. – Все равно, Дженкс не поверил ни единому слову». – Мне говорили, что укус паука очень опасен, – запинаясь, добавил он.
– Хм, да, это, пожалуй, верно. – Садовник оторвал взгляд от пола, но не осмеливался взглянуть в глаза хозяина. – Мадам, нужно еще что-нибудь сделать до того, как мы с Фелпсом займемся цветочными клумбами?
– Мне пора идти, миссис Монтфорд, – объявил Джайлз и, схватив свою кожаную папку, направился к двери. – Мои вопросы могут подождать.
– Да, милорд. – Обри не взглянула на него.
– Всего хорошего вам обоим, – попрощался Джайлз.
– Положите цветы, Дженкс. Куда угодно. А потом, прошу вас, уходите, – услышал Джайлз слова Обри после того, как вышел из комнаты.
Джайлз тихо закрыл дверь и в нерешительности замер. К счастью, в коридоре, где находились подсобные помещения, никого не было, и он, закрыв глаза, прислонился спиной к холодному камню и сжал пальцами виски. Господи, во что он впутался!
Во всяком случае, что он пытался сделать? И как можно было быть таким безнадежно глупым? Половина его великосветских знакомых, вероятно, регулярно соблазняют своих служанок, а он попался в первый же раз, когда всего лишь поцеловал свою экономку. Но хуже всего, что это было унизительно для Обри.
Когда снова скрипнула дверь, выпуская Дженкса в коридор, Джайлз отрывисто кашлянул, и садовник быстро повернулся и прищурился.
– Вы не ошиблись, Дженкс, – тихо заговорил с ним граф. – Я не считаю вас настолько глупым, чтобы изображать что-то другое.
– Полагаю, что меня это не касается, милорд, – отозвался Дженкс, но его хмурый взгляд говорил совсем другое.
– Нет, не касается, – холодно согласился граф. – Но это касается миссис Монтфорд.
– Я не разношу сплетни, сэр, если вы намекаете на это, – твердо заявил садовник.
– Я знаю. – Джайлз подошел ближе. – Поэтому мне чертовски повезло, что это оказались вы, а не кто-нибудь из домашних слуг. Я забылся, Дженкс, совершенно забылся. Как вы говорите, вас это не касается, но я хочу, чтобы вы это знали.
– Что ж, вам виднее, милорд, – спокойно сказал Дженкс, пристально глядя на графа. – Обри Монтфорд хорошая женщина, и у нее здесь хватает неприятностей.
С этими словами садовник натянул на голову шляпу и зашагал по коридору, оставив Джайлза барахтаться в болоте вожделения, унижения и, что еще хуже, потрясающего отсутствия угрызений совести. Но Джайлз, очевидно, не обладал достаточным количеством здравого смысла, чтобы понять, когда следует отступить, поэтому, как только Дженкс скрылся в нижнем дворе, он прямиком снова отправился в клетку льва, даже не задержавшись, чтобы постучать.
Обри не могла себе поверить, когда лорд Уолрейфен снова вошел в ее гостиную. Неужели у этого человека нет стыда? Неужели ему не достаточно неприятностей? Очевидно, нет. Граф, этот длинноногий мускулистый красавец, пересекал комнату, словно она принадлежала ему – хотя, собственно, так оно и было.
Обри, сидевшая у рабочего стола, вскочила со стула и с опаской следила за ним.
– Я поговорил с Дженксом, – холодно сообщил Уолрейфен, с аристократической небрежностью бросив свою папку. – С этой стороны у вас не будет неприятностей.
– О, вы поговорили с ним?.. – прошипела она, чувствуя, что внутри у нее что-то оборвалось, и обошла вокруг стола. – Что ж, очень благородно с вашей стороны, сэр. И что именно вы сказали ему? Никогда не отвлекать вас, когда вы соблазняете служанок?
Граф посмотрел на нее с некоторым удивлением, с удивлением, которое быстро превратилось в нечто иное. Он подошел ближе, так близко, что она различила черные крапинки в его серебристых глазах.
– Мадам, если бы я намеревался соблазнить вас, я бы снял с вас панталоны еще несколько дней назад. – Он отвернулся. – Все, что я сделал, – это поцеловал вас... и не совсем без вашего согласия.
– Да как вы смеете! – Обри совершенно забыла о своем намерении держать рот на замке, не возражать и делать все, чтобы сохранить за собой место. – Как вы смеете перекладывать на меня вину за свое поведение!
– Я сожалею, что вы были сконфужены, – пожал плечами граф, – это вовсе не входило в мои намерения.
– О, но вы считаете меня неотразимой, поэтому обо всем можно забыть? – дерзко спросила она. – Полагаю, вас охватило возбуждение при виде моего исключительного искусства вести бухгалтерию. Или это из-за моего редкого способа гладить белье?
– Честно говоря, – перебил ее граф, – это из-за вашего зада, Обри. Ваши юбки очень соблазнительно обтянули его, когда вы потянулись вверх.
– Понятно, – прошептала она, побледнев. – И вы, милорд, должны взять меня себе, как спелое яблоко?
– Простите, дорогая, но вы производите именно такое впечатление. – Приведенное ею сравнение заставило Уолрейфена приподнять бровь. – Но возможно, я все перепутал. Быть может, это не ваш язык был у меня во рту?
Потеряв контроль над собой, Обри замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но граф вскинул руку с быстротой кошки, бросающейся на добычу, поймал Обри за запястье и притянул к себе.
– Даже не помышляйте об этом, дорогая, – тихим угрожающим тоном предупредил он. – Я и так уже вытерпел от вас много дерзостей.
– Что ж, придется вытерпеть и эту, – зловеще прошептала она. – Я сама выбираю, с кем делить постель, и никто этим не распоряжается.
Уолрейфен сжал губы, его глаза потемнели, в нем не осталось ничего от благородного воспитанного человека. Обри прерывисто вздохнула и вместе с воздухом втянула в себя запах разгоряченного, рассерженного мужчины, и запах его дорогого одеколона сейчас показался ей совсем не таким изысканным.
– А что касается вашей постели, Обри, – с жаром прошептал он ей в самое ухо, – то, вероятно, вам лучше вспомнить, кому она принадлежит. Относительно распоряжений, то да, вы свободны в своем выборе и поэтому выбирайте очень, очень благоразумно.
– А я думала, вы джентльмен.
– Политик, – поправил граф и, немного отстранившись, взглянул ей в лицо. – Настоящий джентльмен не знал бы, что с вами делать.
– О, а вы знаете?
– Думаю, догадываюсь. – Его глаза вызывающе сверкнули, Уолрейфен крепко прижал Обри к себе и поцеловал.
Его первый поцелуй Обри считала всепоглощающим, но этот был несдержанным – вспышка горячей, бушующей ярости и ослепляющего света. Открыв рот, Уолрейфен полностью завладел ее губами и теснил Обри к рабочему столу, пока она не уперлась спиной в дерево.
Она сопротивлялась, отворачиваясь и колотя его руками по плечам, а когда это ни к чему не привело, попробовала укусить. Но он схватил ее за кисти рук и положил их на крышку стола, прижав Обри к столу своим телом. Она безошибочно физически ощутила его желание, и на мгновение их взгляды встретились.
– Не сопротивляйтесь, Обри! – прорычал он, стараясь перевести дыхание.
– Отпустите меня, – тоже задыхаясь, потребовала она. Но что-то в его взгляде поразило Обри. Она видела там злость, дикое, опасное безумство, которого никогда не могла даже представить себе, а кроме того, там было страдание – это она причинила ему боль. Однако Уолрейфен производил впечатление человека, который получает то, что хочет. Боже правый, Обри играла с огнем.
– Просто отпустите меня, – шепотом повторила она. Он ослабил хватку, но его губы снова потянулись к ней, и Обри, уступая, медленно закрыла глаза – свои предательские глаза.
– Вы уверены, что на самом деле хотите этого? – Его голос был мягким как шёлк и греховным. – Уверены, Обри?
Она бессильно оперлась о стол. О Боже! Беда заключалась в том, что она не была в этом уверена. Любые человеческие отношения, любые эмоции – да, даже вожделение и гнев – были лучше, чем та пустота, с которой она жила.
Это минутное колебание стало ее погибелью. Граф снова поцеловал ее, его губы, мягкие и теплые, нежно коснулись ее губ – ласка любовника. У Обри закружилась голова, закружилась от смятения и желания. Его губы неторопливо скользили по ее губам, пробуя их на вкус, его дыхание согревало кожу, а пальцы незаметно пробрались ей в волосы на затылке. Обри смутно ощутила, что голова у нее откидывается назад, и, в конце концов, осознала, что Джайлз отпустил ее запястья.
Его рука перебралась с ее затылка к лицу и бережно накрыла одну щеку, как будто Обри была сделана из хрупкого фарфора. Теплым, нежным прикосновением руки Уолрейфен без усилий потянул ее от стола и крепко, уверенно обнял. Необъяснимо почему Обри захотелось переложить свою тяжесть – и тяжесть всего мира – на его крепкое тело.
– Обри, простите, – прошептал он у самых ее губ. – О, Обри...
Его горячие полуоткрытые губы коснулись ее шеи, а одна рука, спустившись на ягодицы, неторопливо поглаживала их. Не встретив возражений, Джайлз, собрав в кулак ее юбки, медленно, осторожно потянул их вверх, и Обри ощутила, как холодный воздух проникает сквозь ее чулки. Чуть согнув длинные теплые пальцы, Джайлз просунул руку под ее округлое бедро и, приподняв Обри, прижал ее к себе. И снова Обри почувствовала жар его тела, ощутила выпуклость, натягивающую его одежду.
Внезапно в нижнем дворе под окном Обри раздался стук копыт и загрохотал экипаж. Шум проник в сознание Уолрейфена, и он, словно пробудившись от сна, поднял голову, посмотрел на Обри, а потом медленно убрал руку, и ее юбки скользнули вниз по ногам.
Обри смотрела на него, ничего не говоря, а потом прошептала:
– Что вы хотите, милорд? Чего именно вы требуете от меня?
– Едва ли я это знаю, – не сводя с нее глаз, ответил он как бы самому себе с видом человека, одновременно смущенного и страдающего. – Простите, Обри. Я... Мне лучше уйти.
Граф повернулся и тяжелой походкой пошел к двери, ссутулившись и опустив по бокам крепко сжатые в кулаки руки. Через мгновение дверь открылась и снова закрылась – он ушел. Обхватив себя руками, Обри подошла к остывшему камину, прижалась лбом к его облицовке, сделала прерывистый вдох, и запах старой золы защекотал ей горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41