— Чудесно.— О, прекрати! — недовольно проговорила она. Сейчас я сделаю бифштекс.Теперь ей стало намного легче убираться. По вечерам они уже не зажигали свеч, хотя по-прежнему топили печь, чтобы согреться и приготовить еду.— Ты можешь спать здесь, — осторожно сказала она однажды, когда ремонт во второй комнате был закончен. — Все же тут лучше, чем в фургоне.Лука подумал секунду.— Хорошо.Он съездил в деревню и возвратился с железной кроватью.— Уж очень узкая, — с сомнением сказала она. Не больше двенадцати футов.— Люди живут в маленьких домах. Мебель должна быть узкой.Но матрац к ней совершенно не подходил, и Лука вынужден был купить другой. Он оказался шире, чем кровать.— Видишь, неважно, что кровать узкая, — торжествующе сказал Лука. — Зато я буду спать на широком матраце.— Но он будет свешиваться с каждой стороны.Всякий раз, когда ты захочешь перевернуться, будешь падать.— Ерунда. Я подойду к этому научно.Лука объяснил ей все с научной точки зрения, но Ребекка отнеслась с недоверием и даже презрением ко всем его научным идеям. Ночью он лег в кровать в соответствии с научной точкой зрения и упал три раза. После этого он положил матрац на пол, а на кровать свалил все, чему раньше не мог найти место.Юмор помогал им жить, протягивая между ними хрупкий мостик.Случай, который все разрушил, подкрался к ним без предупреждения. Они сидели на кухне, слушая концерт по радио, и смеялись над попытками Луки восстановить ее «трейлер».— Хорошо, я восстановлю твою коляску с прицепом, — наконец сказал он, — но стоит ли? Ты будешь пользоваться ею?Бекки покачала головой.— То-то и оно. — Он бросил колесо, которое укатилось в угол. — Мой отец хранил ее, — вспоминал Лука. — На тот случай, если родится другой ребенок. Но этого не случилось. Мама умерла, когда мне было десять.— Да, я помню, ты рассказывал мне однажды. Бекки задумалась. — Должно быть, тебе было одиноко без братьев и сестер.— Отец мне их заменял. — Он хмыкнул. — Бернардо Монтезе, местный великан, которого боялись все в округе. Но в душе он был мягким. Сначала о нем заботилась мама, потом я. Отец был словно ребенок.— Ты очень любил его? — спросила она.— Да. Мы были очень похожи. Но теперь я понимаю, что лишь отчасти. Он казался ребенком, который никогда не вырастет. Ты не поверила бы в такое противоречие, но за огромной физической силой скрывалась такая же слабость.Бекки наблюдала за ним, сдерживая дыхание от охватившего ее предчувствия. Что-то невнятное витало в комнате. Если ей хотелось остановить происходящее, то нужно было сделать это сейчас.— Продолжай, — прошептала она.— Отец никак не избавлялся от детской коляски. Он говорил, что моей жене однажды она придется очень кстати. Я не смог сказать ему, что коляска годится лишь для свалки. Мысль о внуке придавала ему силы. Однажды отец напился и упал в каменный карьер. Он умер на следующий день. Мне было шестнадцать.Лука рассказывал о своих родителях не первый раз, но никогда не затрагивал эту тему.Она пробовала найти правильные слова, которые побудили бы его говорить дальше, но прежде чем Бекки произнесла хоть слово, он сказал:— Когда мы встретились в Лондоне… — На мгновение он остановился, словно испугался чего-то.— Продолжай.— Я никогда не спрашивал тебя о родах. Я все думал об этом, но…— Роды были преждевременными.— Тебе трудно говорить об этом. Бекки, ты сильно страдала?— Все произошло очень быстро. Она была маленькая, недоношенная. Мне было плохо после родов. Я очень хотела увидеть тебя и не знала, что ты сидишь в тюрьме.— Твой отец, должно быть, вызвал полицию, пока я вызывал «скорую». Полицейские прибыли быстро и арестовали меня, как сказали, для «исправления поведения». Я умолял разрешить мне поехать с тобой, но они не позволили. Я помню закрытые двери санитарной машины, увозящей тебя, в то время как меня тащила в противоположную сторону полиция.Лука надолго умолк, затем продолжил свой рассказ.— Казалось, я схожу с ума, я начал беситься.Потребовалось четверо полицейских, чтобы справиться со мной, я разбил нос одному из них, так что у полиции нашлось обвинение против меня. В тюрьме я пробыл много дней, не получая никаких новостей о тебе. Потом явился твой отец, сказал, что ребенок родился мертвым и я должен забыть тебя.— Что он сказал? — Она ошеломленно уставилась на него.— Он сказал, что наш ребенок родился мертвым. Бекки, что с тобой? — нервно спросил он, увидев, что она уставилась на него с мертвенно-бледным взглядом.— Она не родилась мертвой, — прошептала Ребекка. — Она жила несколько часов в кувезе. Я видела ее. Она была такая крошечная, подключенная к аппаратам, вся в проводах. Это было ужасно. Доктора и медсестры боролись за ее жизнь.Они старались, но все было бесполезно. Она умерла.— Но она была жива? — хрипло спросил он. Она была живой, хотя бы некоторое время?— Да.— Ты держала ее на руках?— Нет. Она должна была находиться в кувезе.Это был ее единственный шанс. Но когда она умерла, медсестра завернула ее в пеленки и дала мне. Я поцеловала дочку и сказала, что мать и отец любили ее. Потом я попрощалась с ней.— Ты все это помнишь?— Да, тогда я еще находилась в здравом уме.Депрессия началась несколько часов спустя.— Ты спрашивала, где я был?— Да, я продолжала спрашивать папу, он сказал, что полиция все еще пытается найти тебя.— Он сказал так, зная, что меня посадили в тюрьму? — с тихим гневом спросил Лука.— Он продолжал говорить, что ты ушел. Дочь умерла, а потом… — Бекки с трудом удавалось подбирать слова, — все вокруг вдруг стало темным.Черное облако окутало меня. Я чувствовала себя обессиленной, я задыхалась и была испугана.Весь мир, казалось, был полон ужаса, и так продолжалось день за днем. — Бекки провела рукой по глазам. — Возможно, депрессия началась из-за смерти ребенка. Но, возможно, если бы мы были вместе, этого бы не случилось. Или я оправилась бы скорее. Хотя теперь какая разница.— Все было бы хорошо, если бы твой отец не разлучил нас, — сказал Лука. — Неважно, злом или обманом, он причинил нам боль, но и сам получил по заслугам.Она кивнула.— Я думаю, он полагал, что с легкостью вернет меня. Но ситуация вышла из-под контроля, и отцу пришлось нагромождать один обман на другой, лишь бы не признавать, что он был не прав. В конечном счете он терпел фиаско.Лука взглянул на нее.— Ты защищаешь его?— Нет, но я не думаю, что он был плохим изначально. Отец стал таким, потому что не умел просить прощенья. Он разрушил нас, но разрушил и себя. Он знал, что сделал, но не мог в этом признаться. Знал и не мог столкнуться с этим лицом к лицу.— Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?— Да, однажды. Мы ужасно поссорились, и я сказала, что это он убил моего ребенка.— Что он ответил?— Ничего. Только уставился на меня и побелел.И ушел. Позже я нашла его в каком-то оцепенении. Спустя год после этого у отца был обширный инфаркт. Ему было только пятьдесят четыре, но он умер сразу.— Я не сожалею о нем, — ожесточенно сказал Лука. — Я не простил ему и не буду притворяться.— Я знаю. Мне немного жаль его, он навредил не только нам, но и себе. Но пока я также не могу простить его. Кроме того…Бекки притихла на несколько секунд, встав со стула в нерешительности.— Что? — спросил Лука. — Что еще?— Кое-что. Я ждала, когда смогу сказать тебе.Ждала удобного момента. Сейчас, я думаю…Она остановилась в нерешительности, зная, что обратного пути нет. Лука взял ее руки в свои.— Скажи мне, Бекки, — попросил он. — Сейчас самое время. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ — Да, — сказала она. — Ты должен знать. Лука, ты когда-либо возвращался в Каренну?— Нет, — сказал он, подумав.— Я тоже, до недавнего времени. Я была там несколько недель назад и узнала кое-что еще, о чем солгал мой отец.Бекки снова умолкла. Внезапно она спросила себя, разумно ли поступает.— Продолжай, — сказал он.— Я всегда думала, что дочь умерла некрещеной, без имени. Папа никогда не говорил мне, что все иначе.— О чем ты?— Она — там, на кладбище. Ее крестил священник больницы.— Но почему ты не знала?— Врачи поместили ее в кувез. Как только она родилась, а я осталась с медсестрами. Там был священник, который пришел к другому ребенку.Все думали, что наша маленькая девочка проживет только несколько минут, так что священник крестил ее тут же, на случай, если не успеет позже.— И врачи никому не сказали?— Они сказали папе. Я думаю, они решили, что он скажет мне, но он не сделал этого. Она была похоронена в освященной земле. Священник умер в прошлом году, но я говорила с новым. Он нашел запись о нашей дочери. Очевидно, старый священник собирался устроить небольшие похороны и сообщил отцу, когда они состоятся. В общем, на похоронах нашей дочери… — Бекки била дрожь, не было никого.— Даже твоего отца?— Он сделал вид, что ее никогда не существовало. Он хотел, чтобы я забыла о ней. Отец пытался уничтожить ее, уничтожить нас. Он даже сказал священнику, что ее имя — Ребекка Солвей.— Что?— Это имя на ее могиле, — с гневом продолжала она. — Ребекка Солвей. Но она там, Лука. Она не исчезала в пустоту. Он не смог уничтожить нашу дочь.Лука в исступлении вскочил и заходил по комнате. Он мотал головой, как животное от сильной боли, и Бекки поняла, что никогда еще не видела такого опустошенного лица.Наконец он остановился и резко ударил кулаком в стену. Раздался оглушительный звук, Лука бил в стену снова и снова. Старый дом, сделанный из прочного камня, противостоял ему. Или это была его судьба, которую не могли смягчить ни гнев, ни страдание.— Боже! — повторял он. — Боже! Боже!Разрываясь от жалости к нему, Бекки крепко обняла его. Он все еще бил кулаком в стену, но свободной рукой схватился за Ребекку так сильно, что она почувствовала боль.— Лука, Лука, пожалуйста…Она не была уверена, что он слышит ее. Он казался потерянным в своем страдании.Наконец он устал и бессильно уронил голову, все еще дрожа от душевной боли. Ребекка стояла, прислонившись головой к его спине, и плакала.Она могла вынести собственную боль, но его боль разрывала ее на части.Он повернулся к Бекки и прижал ее к свой груди.— Держи меня, — хрипло сказал он. — Или я сойду с ума. Держи меня, Бекки, держи меня.Он почти упал на нее. Вся мощная физическая сила, казалось, покинула Луку, осталась только Бекки, спасающая его.И Ребекка держала его в своих объятиях. Лука погрузился в то же состояние, в каком Бекки пребывала после смерти дочери. И в этот момент она решила, что не оставит его никогда.Опираясь на нее, Лука вернулся к стулу и почти упал на него. Его взгляд остановился, словно он заглянул внутрь себя и увидел только опустошение.Его правая рука была разбита о стену. Бекки мягко взяла ее, ощущая, как легкое прикосновение заставило его вздрогнуть. Она стала промывать рану водой. На ее глаза наворачивались слезы от того, что он сделал с собой, страдая.Бекки опустилась на колено около него так, чтобы ей было удобно промывать кровоточащую рану. Он уставился на свою руку, словно спрашивал, как это случилось.— На что это похоже? — спросил он наконец.— Что, любимый? — Слова сами собой вырвались из уст Ребекки.— Ее могила, как она выглядит?— Небольшая могила, очень простая, с именем и датой ее рождения и смерти.— И никто из родных не был на ее похоронах, пробормотал он. — Бедная маленькая девочка.Спящая глубоко в темноте, в полном одиночестве.Он качал головой, в который раз пытаясь освободиться от страданий.— Я была рада, когда узнала, — сказала Ребекка. Она умерла крещеной, и ее надлежаще похоронили.Я думала, ты будешь доволен.— Я доволен, — быстро сказал он. — Если бы я знал, то часто навещал бы нашу дочь. Она не была бы одна.Мягкий свет озарил душу Бекки. Лука был итальянцем, а у итальянцев особое отношение к смерти. Могила ребенка посещается семьей регулярно, с цветами и подарками ко дню рождения, потому что даже умерший ребенок — член семьи.Для Луки было немыслимо, что к его дочери никто не приходил в течение пятнадцати лет.— Она все еще там, ждет, — сказала Ребекка. Возможно, настало время, чтобы ее родители посетили ее вместе.Он не мог говорить. Только кивнул.— Но тебе нужно сначала показать свою руку доктору.Лука сделал нетерпеливое движение.— Пустяки.— Я только промыла рану водой, но вдруг будет заражение. К тому же ты мог сломать ее.— Ерунда, травмы обходят меня стороной.— Ну разумеется, — сказала она мягко. — Теперь пойдем, тебе надо лечь.Помедлив секунду, он кивнул и позволил ей отвести себя к кровати и помочь раздеться.На следующий день рука распухла, но Лука сказал, что не будет тратить время на доктора.Его поведение было лихорадочным, словно ничто теперь не имело значения, кроме поездки в Каренну.— Мы не можем поехать в фургоне, — заметила Ребекка. — Где твоя машина?— В гараже в деревне, у мужчины, который дал мне фургон.— Ты должен показать мне, как водить фургон.— Я сам поведу.Но он оставил эту идею после первой мили, и Бекки повела дребезжащую машину сама.— Поверни там налево, — велел он, как только они оказались в деревне. — Бекки, я сказал — налево.— Позже. — Она уже сворачивала к приемной хирурга.— Я сказал, что все в порядке, — простонал он.— Прекрасно, пусть доктор сам скажет мне об этом.Но доктор не сказал ничего оптимистичного.Это был пожилой человек с современными взглядами, который оснастил свою операционную большим количеством хорошего оборудования, включая небольшой рентген. Потребовалось совсем мало времени, чтобы установить, что Лука сломал две кости и раздробил третью, и ненамного больше, чтобы наложить гипс.— Хорошо, что вы прибыли прямо ко мне, синьор, — сказал доктор. — Иначе ваша рука так и осталась бы покалеченной. Вы мудрый человек. — Он посмотрел на них оценивающе. — Или вы удачно женились?— Да, — признал Лука.— Возьмите болеутоляющие, и две таблетки помогут вам заснуть ночью. Я надеюсь, что вы не планируете заниматься сегодня тяжелой работой.— Нет, — быстро сказала Ребекка. — Мы думали о поездке, но теперь отложим ее до завтра.Лука лишь кивал. Он выглядел изможденным и даже согласился остаться в приемном покое доктора, пока Бекки возвращала фургон и забирала его машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15