Я что, ранен?— Скорее немного оглушены. Но это пройдет.— Который час?— Около полуночи.— А… он?— Тихо. Мы оба пленники. Мы на «Мельнице висельника».Без Козыря понемногу приходил в себя. Он сел. Вот и старый диван, стол, люк в полу — все это он видел через щель в ставне. Комната была очень большой и пыльной. В полу не хватало одной доски. Между двумя окнами на табуретке стоял электрический фонарь. Он был направлен в потолок, и казалось, что свет в этой странной комнате тоже оказался пленником…— Это он меня ударил?— Я не знаю. Вас просто втолкнули в комнату через люк, и все. Это я поднял вас, положил на диван, перевязал голову своим носовым платком. Не волнуйтесь, у вас только шишка на лбу и небольшая царапина. Но как вы сюда добрались?— С помощью Бланшетты.И Без Козыря рассказал хозяину замка обо всем, что случилось после приезда в Ла Шенэ.— Значит, — воскликнул Руайер, — моя бедная кобылка до сих пор на привязи, голодная, уставшая!…Он был потрясен. Похоже, что судьба Бланшетты волновала его больше, чем своя собственная.— Бедное животное, — повторял он. — Бедное животное… Что она должна обо мне думать? Она привыкла, чтобы за ней ухаживали.И Руайер в полном расстройстве рухнул на диван.— Это настоящее чудовище, — прошептал он. — Он не остановится ни перед чем. Ах, зачем вы-то полезли в пасть этому тигру?!— Чего же он хочет?— Чего? Всего! Он хочет уничтожить меня! Он заберет все мое состояние, а если я буду сопротивляться, то и жизнь! Это безжалостный враг, он подстерегал меня уже давно. Если бы я знал, с кем имею дело! Он переоделся в Человека с кинжалом, чтобы помучить меня и чтобы я не увидел его лица. Бывают моменты, когда я совсем теряю голову… Я пришел к выводу, что это кошмарная личность. Как будто бы тот портрет имеет живого двойника… — Руайер помолчал, погрузившись в горькие размышления. — Я должен был послушаться вашего отца, — продолжал он наконец. — Но мне и в голову не приходило, что на меня могут напасть!… Несколько дней назад я возобновил свои прогулки. Мне необходим свежий воздух, а кроме того, я так люблю ездить в коляске! Это пробуждает во мне чудесные воспоминания, А Бланшетта знает мои вкусы. Она выбирает самые уединенные уголки, которые оказываются и самыми прекрасными. Это она открыла эту мельницу. При свете дня это место удивительно живописно! Вчера я сказал ей: «Мы едем на мельницу», — и она привезла меня сюда. Я вышел из коляски и немного побродил, раздумывая, не купить ли мне эту землю. Все равно на нее никто не претендует, а я мог бы отреставрировать мельницу и сделать из нее уютный уголок… И когда я строил эти планы, кто-то вдруг ударил меня по затылку. Не сильно, скажу честно, но и такого удара было достаточно, чтобы я потерял сознание. Пришел в себя я уже здесь, на диване, а Человек с кинжалом стоял передо мной. Я пережил настоящее потрясение! Когда он заметил, что я пришел в сознание, он тут же исчез. Я оставался один больше часа, охваченный ужасом и совершенно не владея собой… Это была нервная реакция. Правда, потом я взял себя в руки и даже осмотрел помещение. Я открыл окно и попробовал, насколько крепки металлические прутья. Тогда этот тип заговорил со мной снизу, и, поверьте, его голос мог напугать даже самого храброго. Это был тот самый голос, который я слышал по телефону. «Закройте окно, — сказал он. — Я слышу ваши шаги. Если вы попытаетесь сбежать, то будете немедленно убиты. Вернитесь на диван». Разумеется, я подчинился. А через несколько минут крышка люка приоткрылась, и оттуда появился листок бумаги…— Письмо?— Да. Скорее, записка. Я запомнил ее содержание: «Вы обманули меня. Теперь я хочу деньги и картину. Отвечайте». Слово «и» было подчеркнуто три раза.Без Козыря внимательно слушал рассказ Руайера. Он даже забыл о том, в каком положении находится сам, — так его увлекла необычность этого приключения.— А потом? — спросил он.— Потом, — отозвался Руайер, — я взял ручку и написал заглавными буквами одно слово «НЕТ». Я постучал, люк чуть-чуть приоткрылся, записка исчезла. Я приготовился к самому худшему. Но ничего не происходило; враг выжидал. Впрочем, возможно, не «враг», а «враги»: сколько их, я пока не выяснил… Я снова попытался встать и на цыпочках подойти к окну, но тут же услышал окрик: «Вернитесь немедленно на диван!» Я снова послушался. Это становилось невыносимым; ведь даже в тюрьме узникам разрешают ходить! И там нет ощущения, что за тобой все время наблюдают… Я был просто прикован к этому дивану — ив конце концов потерял терпение и снова сильно постучал в крышку люка. Появилась другая записка, в которой была та же фраза: «Я хочу деньги и картину». Как в прошлый раз, только еще более крупными буквами, я ответил: «НЕТ». Прошло время обеда. Меня мучила жажда и я был голоден, но люк больше не открывался. Видно, он решил уморить меня голодом… Что я мог сделать? Конечно, можно было бы броситься к окну, чтобы заставить противника появиться и показать свое лицо; но у меня не хватило бы сил выдержать эту схватку. Я стар, слаб, смерть не пугает меня после всего, что я пережил, но я ненавижу жестокость! С другой стороны, продолжая упорствовать, я обрекал себя на ужасный конец. Этот человек спешит, мой милый Франсуа. Он знает, что время работает против него.— Я как раз это и хотел вам сказать! — вскричал Без Козыря. — Наверняка нас уже ищут!— Тише! Он может подслушивать,— Я уверен, папа заявил в полицию. Она прочешет весь район.— Если бы вы лучше знали эти края, вы бы так не говорили. Во время войны здесь прятались партизаны, и немцы так и не смогли их найти. Здесь много укромных мест, и леса очень густые. Конечно, со временем полицейские доберутся до мельницы, но будет уже поздно… Если позволите, я закончу свой рассказ. Так вот, я обдумал, что могу предпринять, и пришел к выводу, что надо начать торговаться. И до вечера я играл с люком в своеобразную игру. «Миллион и картину». — «Нет. Картину и сто тысяч франков». — «Восемьсот тысяч франков и картину». — «Нет. Картина теперь стоит дороже. Сто пятьдесят тысяч франков». — «Последнее слово: семьсот тысяч». По мере того как шла эта торговля, у меня появилась надежда, что с противником можно будет сговориться. Кроме того, признаюсь вам, дала себя знать моя прошлая профессия. Ведь всю свою жизнь я слегка хитрил, покупая и продавая предметы искусства… Я почти забыл, что, торгуясь с негодяем, ставлю на карту свою жизнь. Мой последний ответ был: «Картина и двести тысяч». Новая записка: «Картина и шестьсот тысяч». Я ответил: «Нет». Молчание длилось почти час, а потом поступила записка с угрозой: «Живым вы отсюда не выйдете». Я ответил: «Мне это безразлично». Наступила критическая минута. В переговорах всегда бывает такой момент, когда надо стоять насмерть. И я стал ждать…— А потом?— Наступила ночь. Вдруг люк открылся, и появился Человек с кинжалом. В руке у него был фонарь — вот этот самый, который сейчас перед вами. Я подумал, что настал мой последний час… Мой враг поставил фонарь на табуретку; видели бы вы, как фантастически он выглядел в лучах света, отражаемых потолком! Он сделал все, чтобы ошеломить меня. «Поговорим, сказал он. — Похоже, вы не понимаете, что вы полностью в моей власти». Говорил он по-прежнему с ужасным итальянским акцентом, который при других обстоятельствах вызвал бы смех, но в данной ситуации, наоборот, придавал его словам угрожающее звучание. Я старался держаться изо всех сил. Я сказал ему: «Полагаю все же, что двухсот тысяч вполне достаточно». Сначала он разозлился, даже выругался, но потом внезапно изменил тон. «Господин Руайер, — сказал он, — вы забываете, что в прошлый раз вместе со своим приятелем обманули меня. А ведь я не какой-нибудь авантюрист; я — Человек с кинжалом!» Я пожал плечами. Он подошел ко мне и положил на стол пачку сигарет — видимо, это был своеобразный шаг к примирению. Затем он заговорил снова: «Я Человек с кинжалом. Настоящий. Я прошу у вас не выкуп, а цену моей свободы. Вот почему я повторяю: картина и шестьсот тысяч франков». Я ответил: «Нет», — и в этот момент мы услышали шум за окном.— Это упала лестница, — вздохнул Без Козыря.— Он кинулся к окну. В этот момент он оказался ко мне спиной, и, если бы мне было лет на двадцать меньше, я попытался бы убежать. Но в моем возрасте соображаешь медленно. А может быть, это просто способ оправдать покорность судьбе… В общем, я упустил свой шанс. А продолжение вы уже знаете.У Без Козыря в глазах стояли слезы.— Это моя вина, — прошептал он. — Это из-за меня вы оказались здесь. Если бы я не заменил содержимое чемодана…— Вы же думали, что поступаете правильно, — мягко ответил хозяин Ла Шенэ. — Я не сержусь на вас, Франсуа. К тому же вы ведь тоже здесь. И это решающий фактор.— Что значит — решающий фактор?— Теперь я готов принять условия Человека с кинжалом. Я больше не имею права выбирать.— Из-за меня? Никогда! Руайер обнял Франсуа за плечи.— Вы гордый мальчик, это похвально, — сказал он. — Но не забывайте, что с каждым часом риск для нас возрастает. Вы ведь понимаете, что убежать нам не удастся, помощь придет не скоро, а он ждать не станет. Для него вопрос стоит так: деньги или жизнь.— Люди не могут быть такими злыми!— Могут, Франсуа. Я тоже так думал, когда мне было столько же лет, как вам сейчас. Но жизненный опыт научил меня, что на свете есть много людей с кинжалами. Поэтому я должен вести себя так, чтобы этот человек не причинил вам зла.— Шестьсот тысяч франков и картина! — вздохнул Без Козыря.Руайер грустно улыбнулся.— Бог с ними. По крайней мере я еще на что-то пригожусь…— Вы прощаете меня?— Дорогой Франсуа, вы мне нравитесь. Конечно, я вас прощаю. Не будем больше терять времени…Руайер подошел к люку и несколько раз стукнул кулаком.— Я согласен! — крикнул он. — Картина и деньги!Приглушенный голос их тюремщика ответил:— Я хочу поговорить с синьором Робьоном— С тобой! — удивился Руайер.Это дружеское обращение на «ты» потрясло Без Козыря. Он склонился над люком.— Вы трус! Вы бесчестный человек! Мой отец арестует вас!…— Если вы будете продолжать, — отозвался голос, — я потребую больше.Без Козыря сердито стукнул ногой в люк, и удар болью отозвался в забинтованной голове. Руайер делал ему знаки, полные отчаяния.— Что вы от меня хотите? — пересилив себя, спросил Без Козыря. — Откуда вы знаете, кто я? Человек за дверью засмеялся.— Я знаю все. Я знаю, например, что вы маленький глупый гордец. Вы станете моим посредником, это послужит вам уроком. Вы меня слушаете?— Да.— Хорошо. Тогда так: на рассвете вы вернетесь в коляске в Ла Шенэ и расскажете о моих условиях: картина и деньги. Но вы не выдадите им место, где я назначу вам встречу…Без Козыря взглянул на хозяина замка и развел руками, показывая, что не знает, что делать. Руайер, тоже знаками, ответил, что надо соглашаться.— Где мы встретимся? — спросил Без Козыря.— Сначала поклянитесь.— Клянусь.— Клянитесь честью.— Клянусь честью.— Хорошо. Вы придете с картиной и деньгами в место под названием Со-де-Муан.— Я не знаю этого места.— Я объясню, — шепнул Руайер.— Прекрасно! — усмехнулся их тюремщик. — Я рад, что мы понимаем друг друга. Так вот. Вы объясните синьору Робьону, где находится Со-де-Муан. Там есть домик путевого обходчика. Деньги и картину надо оставить в нем.— Когда?— В пять часов вечера. Синьор Робьон должен прийти один. Домик расположен на открытом месте, и за ним будут наблюдать. Если синьор Робьон осмелится прийти не один, вы никогда больше не увидите Руайера. Если же вы будете следовать договоренности, то пленник будет освобожден через два часа после этого. Понятно?— Да, — ответил Без Козыря. — Но как же я доберусь до этого места? Наступила тишина. Потом заговорил Руайер.— Вы позволите дать совет?— Давайте. Слушаем вас.— В Ла Шенэ сейчас находятся жандармы. Я предлагаю написать письмо, которое Франсуа передаст им. Я объясню им положение дел и сам попрошу не пытаться меня освободить. Я также предложу мсье Робьону подвезти своего сына, картину и деньги к Со-де-Муану.Снова тишина.— Вы ничем не рискуете, — снова заговорил Руайер, — ведь я остаюсь вашим пленником.— Я не доверяю этому адвокату, — проворчал голос. — Он уже обманул меня однажды.— Не правда! — не выдержал Без Козыря. — Это я…Руайер закрыл ему рот рукой.— Молчи!… Послушайте, раз это место будет под наблюдением, вы легко сможете убедиться, что мэтр Робьон никого с собой не приведет.— Нет, — раздраженно оборвал его голос. — Я настаиваю на своих условиях. Я согласен на письмо, но никто, кроме синьора Робьона, не должен приближаться к домику. Адвокат остановит машину на опушке леса Ла Куртин, а дальше его сын пойдет пешком,— Но это же далеко от Со-де-Муана! Почти два километра.— Все, хватит болтать. Сейчас я передам вам лист бумаги. Отойдите в сторону.Люк слегка приоткрылся, и на пол упал листок бумаги. Голос, еще более злобный, чем раньше, продолжал:— Объясните отцу, что он должен ехать в направлении Ла Куртин по шоссе номер 237. И чтоб он не думал ехать по другой дороге, не то…Крышка люка опустилась.— Бедное мое дитя! — прошептал Руайер. — Я хотел бы избавить тебя от этого испытания. Какая ему разница, кто положит выкуп? Но нет, этот бандит хочет до конца воспользоваться своим преимуществом! Старик и ребенок! Естественно, жандармерия воздержится от вмешательства…Руайер взял листок и начал писать, одновременно вслух читая написанное:«Прошу вручить Франсуа Робъону портрет Человека с кинжалом и шестьсот тысяч франков. Возьмите эту сумму из денег, которые лежат в библиотеке. Бенуа и Леонард знают, где тайник. Расспрашивать Франсуа бесполезно, он дал клятву хранить тайну. Он должен будет оставить картину и деньги в пять часов вечера в условленном месте; после этого меня отпустят. Особенно важно, чтобы в дело не вмешивалась полиция; иначе моя жизнь окажется в серьезной опасности.Мэтру Робьону разрешается сопровождать своего сына. Он должен ехать непременно по дороге номер 237 в направлении Озанса. На пятом перекрестке повернуть направо и проехать около шести километров. Справа будет проходить лесная дорога, которая приведет его в место, называемое Ла Куртин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13