Как я уже говорил, – продолжал он, не давая ей возможности ответить, – отец начал сильно пить. Моя мать, кстати, ненавидела, когда Кастерс приезжал к нам, потому что он был не самым приятным гостем. Он не упускал возможности дотронуться до матери в фамильярной манере, когда она оказывалась поблизости, и всячески пытался установить с ней отношения.
Джем почувствовал, что пальцы Клавдии задрожали в его руке, и непроизвольно поднес их к губам, после чего быстро продолжил:
– Приехав как-то в Рейвенкрофт, Кастерс и Давентри уговорили отца показать им сейф, в котором лежал договор о владении Рейвенкрофтом. День оплаты уже прошел, а пьяные карточные игры все продолжались.
Однажды, после особенно бурного вечера, Давентри вернулся в поместье поздно ночью. Я забыл сказать, что он был опытным медвежатником. Взломщиком сейфов, – пояснил он изумленной Клавдии. – Он выкрал документы из сейфа и подделал подпись на контракте по передаче Рейвенкрофта.
– Но как?.. – Клавдия чувствовала, что больше не в состоянии слушать, но эти слова вырвались у нее. – Вы считаете, что Эмануэль…
– Да. На следующий день он пришел в Рейвенкрофт и с глубокой скорбью начал говорить о том, «что случилось прошлой ночью». Когда отец сказал, что ничего не помнит, тот выразил свое удивление. Конечно, отец мало что помнил из того, что произошло предыдущей ночью, поскольку все время был в состоянии пьяного ступора. Тогда Кастерс сказал, что они подписали договор, согласно которому Рейвенкрофт переходит во владение Кастерса. Отец, как вы понимаете, был убит горем.
Кастерс, однако, заверил его, что он настоящий друг и что он не собирается вступать во владение поместьем. Нет, нет. Он просто оставит договор у себя и будет ждать, пока отец не оплатит все долги.
Отцу все еще не приходило в голову, что Кастерс обманул его. Подавленный горем, он все же, как послушный ребенок, пошел с Кастерсом в магистрат, где они заполнили все соответствующие бумаги и заверил их. К концу дня здание, конюшни, земли – все принадлежало Кастерсу.
– О Боже, – опять сказала Клавдия. – Я знала, что Эмануэль был мерзавцем, но как ваш отец мог позволить так обмануть себя?
Джем засмеялся:
– Вы думаете, я не спрашивал себя об этом тысячу раз? Я почти ненавижу его за эту слабость, но уж таков он был. Я помню его смеющимся и бросающим меня в воздух, чтобы поймать через несколько мгновений. Он любил мою мать, моих сестер и меня, но…
– Но он любил карты и вино больше, – докончила Клавдия резко. – Я знаю, мой отец был таким же. Он выдал своих дочерей замуж помимо их воли.
Джем удивленно посмотрел на нее.
– Да, – сказал он нежно, – я слышал об этом. Мне очень жаль.
Клавдия взглянула на него. Она освободила свои руки и сжала их в кулаки.
– Не надо меня жалеть, – со страстью ответила она. – Я пережила Эмануэля Кастерса, переживу и это. Я не принадлежу ни одному мужчине, за что каждую ночь благодарю Бога.
На это Джем ничего не ответил, а спокойно продолжал:
– Я уверен, что вы уже догадались, что произошло дальше. Примерно через месяц после того, как были подписаны бумаги по передаче Рейвенкрофта, Кастерс заменил целые доски на гнилые, и на следующий день произошел «несчастный случай». Колодец находится неподалеку от сада, и это было любимое место прогулок моего отца. После этого Кастерс сразу же начал преследовать мою мать.
Джем замолчал, и горькая усмешка появилась на его лице.
– Я однажды накричал на него со всей невинностью двенадцатилетнего ребенка, я потребовал, чтобы он перестал приставить к маме. Он засмеялся и ударил меня тыльной стороной руки так, что я упал. Я не рассказал матери, что случилось, но, увидев мой синяк, она сама поняла в чем дело. Через неделю она, мои сестры и я уже ехали в Степни, взяв с собой только самое необходимое.
В комнате воцарилась тишина. Клавдия смотрела на свои руки, а Джем смотрел на Клавдию. Она выглядела красивой и чистой, как христианская мученица, ожидающая казни, но ее лицо выражало не страх смирения, а глубокое достоинство. Было почти больно смотреть на нее.
Наконец она подняла голову и в упор посмотрела на него.
– Итак, вы сообщили мне, что вы – истинный владелец Рейвенкрофта.
– Да, – просто сказал он, но за этим словом скрывалась усталость путника, наконец достигшего убежища.
– У вас есть показания Джайлса Давентри, свидетельствующие, что все, что вы сказали – правда?
– Да, – ответил Джем, но Клавдия почувствовала неуверенность в его голосе.
– Вы считаете, что этого достаточно, чтобы официально доказать ваши претензии?
Джем почувствовал, как пот выступил у него на лбу. Вдова Кастерс была совсем не глупа. Она попала в самую слабую точку его замысла.
– Да, – повторил он, стараясь говорить уверенно.
Клавдия встала, и теперь уже она начала ходить по старому ковру. Наконец она повернулась к нему.
– Я думаю, вы мне не все рассказали, милорд. Вы до сих пор не объяснили, почему вы не пошли через парадную дверь, пользуясь полной поддержкой закона.
Первый раз за последние несколько лет Джем почувствовал себя потерянным. Однако он ничего не сказал, а лишь продолжал слушать с вежливым вниманием.
– Я думаю, – осторожно продолжала Клавдия, – что вы приехали сюда, чтобы что-то найти. Что-то, спрятанное в книге, хотя, мне кажется, вы точно не знаете, в какой именно книге. – Она бросила быстрый взгляд на Джема и с удовлетворением заметила, что он замер. Тут она позволила себе улыбнуться. – Я заметила, как вы интересуетесь книгами из нашей библиотеки, и то, насколько силен ваш интерес к позднему чтению.
Джем вздохнул. Похоже, придется рассказать этой мудрой колдунье все. Может быть, решил он после минутного раздумья, ему удастся все это повернуть в свою пользу.
– Вы очень проницательны, миссис Кастерс. – Клавдия не без удовольствия увидела, что он улыбнулся. – Джайлс Давентри рассказал мне еще об одной подробности. У вашего мужа была привычка все записывать. Это у него было как болезнь. Давентри сказал, что все свои преступные замыслы он заносил на бумагу. Конечно, он с большой тщательностью потом все уничтожал.
– Да, – сказала Клавдия, и ее лицо стало очень серьезным, – я помню об этом.
– Когда Кастерс сел вместе с Давентри в своем доме, чтобы обдумать план действий, он составил такой проект на бумаге. Потом, когда все было продумано, он скомкал эти два листка и бросил их в огонь. Позже, когда они оба собрались уходить, Давентри заметил, что оба листка не попали в огонь, а лежат необгоревшими в потухшем камине. Не зная, зачем он это делает, он поднял листки и сунул их в карман, прежде чем последовать за Кастерсом.
Гораздо позднее, когда Кастерс уже поселился в Рейвенкрофте, Давентри решил вернуться в Лондон, потому что у него там были дела. По его мнению, Кастерс не заплатил ему в достаточной мере за оказанные услуги, и он решил пойти на небольшой шантаж. Кастерс был явно удивлен таким поведением Давентри, но тут же объявил его дураком, сказав, что бумаги являются уликой как против него самого, так и против Давентри. Но, немного подумав, он позвал слугу, также известного головореза, и приказал ему обыскать комнаты Давентри. Случилось, однако, так, что последний держал бумаги в кармане. Конечно, это было глупо, но это спасло его, поскольку Кастерс и не мог представить, что тот совершил такую ошибку. Однако Давентри понимал, что Кастерс сделает дальше, когда не найдет ничего в спальне. Он должен будет обыскать его самого.
Но судьба распорядилась так, что именно в этот момент с визитом явился местный викарий. Кастерс вышел из комнаты, но лишь для того чтобы в буквальном смысле выгнать викария за дверь. В это время Давентри удалось засунуть листки в самую пыльную книгу, стоявшую на полке в самом темном углу комнаты. В спешке он едва успел прочесть ее название, и единственное, что он мог вспомнить позднее, так это то, что в названии книги было слово «сельский».
Джем посмотрел на Клавдию, поскольку она издала звук, похожий на сдавленный смех. Клавдия уже опять села в кресло. Она лишь покачала головой.
– Просто я подумала о том, как маленькие события могут приводить к очень серьезным последствиям, – сказала она неуверенно.
Некоторое время он смотрел на нее, а потом продолжил:
– Давентри думал, что он вернет бумаги в любой момент, но не тут-то было. Кастерс не только ничего не заплатил Давентри, но и выгнал его из дома, пообещав, что жестоко отомстит, если тот выдаст его страшный секрет. И больше Давентри никогда не смог попасть в библиотеку. Сами понимаете, что теперь его шантаж мало что стоил.
Клавдия пристально и долго смотрела на Джема.
– Значит, вы сказали, что письменное доказательство ваших прав на владение находится в нашей библиотеке?
Джем вздохнул:
– Да. Именно поэтому я и разыграл этот абсурдный спектакль, – он указал рукой на стены своей спальни. – Конечно, мне бы очень помогло, если бы я нашел эти документы и добавил их к тем, которые у меня уже есть. Я бы не хотел долго доказывать свои права в суде. И я убедил себя, что в конечном итоге вы бы этого тоже не хотели.
– И что же, милорд, – тихо спросила Клавдия, – вы бы хотели, чтобы я собрала свои вещи и тихо уехала из Рейвенкрофта?
Джем заерзал на стуле.
– Я бы хотел, чтобы именно так и произошло, поскольку с теми документами, которые у меня есть, будет несложно убедить суд разрешить мне тщательно обыскать дом. Я полагаю, что вы вели записи тех книг, которые вы продавали, и если я ничего не найду дома, то попытаюсь отследить книги, которые были проданы. – Он слегка наклонился вперед. – Вы же понимаете, что рано или поздно я найду то, что мне нужно.
В глазах у Клавдии не было ничего, кроме вежливого внимания, но она знала, что он представляет силу, настолько опасную для нее, что она должна бы дрожать, сидя в кресле. Но почему-то она чувствовала приятное волнение, как будто подул свежий ветер, унося все ее слабости и делая ее сильной и твердой, как алмаз. Его взгляд настолько поглотил ее, что она едва понимала, что он говорил.
– Выплатить компенсацию? – задала она глупый вопрос.
– Конечно. Я не собираюсь выгонять вас и вашу тетю на улицу без единого пенни в кармане. Я хочу дать вам приличную сумму денег.
– Как вы добры, милорд. И как же вы собираетесь выполнить это обещание? Из того, что вы мне рассказали, я поняла, что с тех пор как вы покинули Рейвенкрофт, вы жили в бедности.
– Если у вас действительно возникло такое впечатление, значит, я ввел вас в заблуждение. Первые несколько лет я действительно провел в нищете. Но, как я уже говорил, чтобы содержать себя, мне пришлось быть не очень щепетильным в выборе средств. Я сбился с истинного пути. Стал карманником, и, надо сказать, умелым, – добавил он, увидев выражение удивления на лице Клавдии. – И, в отличие от большинства моих товарищей, я не тратил эти деньги на джин. Мне, наверное, повезло, так как джентльмен, учивший меня этому ремеслу, был весьма порядочным человеком, что в этих сферах весьма необычно: он заботился обо мне и кормил меня. По крайней мере до того дня, когда его застукали и он сбежал, оставив меня одного с крадеными вещами. Нет-нет, – поспешно сказал он с кривой усмешкой на губах, – мне удалось избежать высылки, хотя я и был близок к этому. В конечном итоге я унаследовал место своего покровителя и стал скупщиком краденого.
Когда мне было почти двадцать, я открыл у себя новый талант – к азартным играм, – пояснил он Клавдии, которая уже не скрывала своего изумления. – В Лондоне все играют – от самых утонченных аристократов до последних грязных нищих. И тот, кто хорошо просчитывает вероятность выигрыша в каждом конкретном случае, имеет возможность заработать немалые деньги.
– О каких это конкретных случаях вы говорите? – спросила Клавдия, проявив неожиданный интерес.
– Ну, например, о скачках. Я подробнейшим образом изучил историю этого спорта и стал специалистом. Кроме того, я не чурался заключать пари в ситуациях, когда заранее знал результат.
– Я не понимаю…
– Ну, если бы я поставил перед вами несколько бутылок, а потом достал из кармана мышь и спросил вас, в какую из этих бутылок мышь забежит, если ее отпустить, то, думаю, что вы не стали бы ставить на это деньги.
– Конечно, не стала бы!
– Если бы вы были заядлым игроком, то стали бы, – заметил он с некоторым нетерпением. – Дело в том, что я знал огромное количество таких спорщиков в каждом трактире. И, – скромно добавил он, – я всегда выигрывал.
– Это как? – не выдержала Клавдия.
– Просто я знаю, что мышь ненавидит ходить туда, где до нее не было ни одной мыши, и охотно бежит туда, где до этого уже побывали ее соплеменники.
– Это мне ничего не говорит, – фыркнула Клавдия.
– Это говорит о многом. Я тщательно мыл бутылки перед игрой. Все, кроме одной, в которую я клал мышиный помет. И когда ее выпускали на стол, мышь охотно бежала к бутылке, из которой доносился запах ее сородичей.
– О Боже!
– Да, отвратительно, но весьма эффективно.
– Вы что, хотите сказать, что таким образом заработали много денег? – с недоверием спросила Клавдия.
– Нет, но так я начал. И потом, я не говорил, что заработал много денег. Но некоторую сумму я отложил. Настоящее богатство я наживу здесь, в Рейвенкрофте. У меня достаточно денег, чтобы выкупить землю у Фостера и купить пастбища для разведения овец. И потом, – закончил он прозаично, – я собираюсь выгодно жениться.
– Что?! – воскликнула возмущенная Клавдия.
– Я надеюсь, – терпеливо объяснил Джем, – что мой титул и мое поместье размягчат сердце богатого землевладельца или купца, у которого будет дочь на выданье.
Клавдия огорченно покачала головой, пытаясь не обращать внимания на ту боль, которую вызвали у нее его слова.
– Это самые циничные, жестокие и ужасные слова, какие я когда-либо слышала!
– Так, значит, вы романтик, миссис Кастерс. А я – нет. Я выжил только благодаря тому, что был очень практичен, и я не вижу, почему такой практичный союз мог бы оказаться неприемлемым для меня. Так или иначе, – добавил он быстро, видя, какое негодование и презрение появились в ее глазах, – основной целью моего рассказа было убедить вас, что вы не покинете Рейвенкрофт без средств к существованию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29