– Чьим заместителем я буду?
Она уже поняла, чьим, но в любом случае следовало спросить и тогда распрощаться с шансом, выпадающим раз в жизни в индустрии, известной своей жестокой конкуренцией.
– Заместителем? – Он пристально взглянул на нее и покачал головой, его глаза пронзили ее насквозь лучом яркого света. – Я предлагаю вам вовсе не работу заместителя. Я хочу, чтобы вы взяли руководство фирмой на себя, перевернули в ней все сверху донизу, вдохнули в нее новую жизнь.
– Я? – Она понимала, что повторяется, но это было слишком неправдоподобно, он, должно быть, дразнит ее, дразнит с неслыханной жестокостью.
– В этом случае вам придется оставить свою квартиру и перебраться во Францию, – продолжал он все так же спокойно. – Естественно, в течение полугода вы будете находиться на испытательном сроке. Все расходы вам, разумеется, возместят, платить вам будут столько же, сколько Пьеру. – Тут он назвал цифру, которая заставила ее раскрыть рот от изумления. – Фирма уже является частью «Маллен Букс», поэтому вас не оставят на произвол судьбы, в вашем распоряжении будут все прежние контакты и наша поддержка. – Он наклонился вперед, смуглое лицо оставалось холодным. – Но придется приложить много усилий, чтобы исправить положение, особенно в нынешних условиях. Вы еще не утратили интереса? Согласны подумать над моим предложением?
Джоанна глядела на него в немом изумлении, слова просто не шли с языка.
– Если вас это заинтересовало, мы можем начать знакомить вас с фактами и цифрами. Я бы хотел, чтобы новый исполнительный директор приступил к своим обязанностям в ближайшие недели, а поскольку вы свободны как птица, то обойдемся без утомительных проволочек. Если нет… – острые глаза удерживали ее взгляд словно в тисках, – тогда вам выплатят жалованье за двенадцать месяцев в знак признания ваших прежних заслуг перед фирмой Чарльза, и точка. Итак?
Он откинулся на стуле и широко улыбнулся. Синие глаза изучали ее ошеломленное лицо.
– Каким будет ваш ответ, Джоанна?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– И он хочет получить ответ завтра утром, я правильно понял?
Голос Чарльза был сонным, когда он снял трубку, ведь уже перевалило за полночь, но едва Джоанна начала говорить, как отчетливо почувствовала его напряженное внимание.
– Он хочет узнать, заинтересовалась ли я настолько, чтобы перейти к следующему этапу, – ответила Джоанна сдержанно. – Если да, он посвятит меня в подробности.
– Ну и как ты? – спросил Чарльз.
– Полагаю, да, но, если я не добьюсь успеха, меня закидают тухлыми яйцами.
– А если добьешься, весь мир будет у твоих ног, – сказал Чарльз твердо. – Подумай, Джоанна, перед тобой открывается сказочная перспектива. Откровенно говоря, от тебя потребуется только то, что ты уже делала у меня в течение пяти лет. Ты же досконально изучила науку управления издательством.
– Но то, другое, гораздо больше! – Это прозвучало невежливо, и она добавила: – Ну, немного побольше, и потом, оно во Франции.
– Тебе это по силам, и Хок Маллен это знает, иначе не стал бы предлагать тебе подобную работу.
– Извините, что я звоню вам в такое позднее время, но я слишком мало знаю об империи Малленов и Хоке Маллене, чтобы принять решение. Вы не против рассказать мне поподробнее?
– О Хоке Маллене или об империи?
– О них обоих.
Разговор длился еще пятнадцать минут, и к его окончанию Джоанна знала, что корпорация Малленов была основана дедушкой Хока, наполовину французом, наполовину американцем, лет пятьдесят назад. Началась она с одного магазинчика, торгующего текстилем, но количество их быстро множилось, товары становились разнообразнее, и теперь даже Чарльз не мог перечислить их все. У старика один-единственный сын, который погиб в автокатастрофе, и Хок в двадцать лет стал обладателем нескольких миллионов.
Чарльз рассказал и многое другое, но Джоанна неоднократно ловила себя на том, что теряет нить разговора, потому что перед ее взором то и дело всплывали ярко-синие пронзительные глаза. Хок Маллен явно обладал гипнотическими способностями. Он источал энергию, недюжинную жизненную силу, а его объятия на танцевальном круге… Джоанна закрыла глаза, и у нее медленно закружилась голова.
Если она возьмется за эту работу – если! – она постарается никогда больше не попадать в такую мучительную ситуацию.
Уже после того, как она повесила трубку, приняла душ и скользнула в постель, ее мысли еще долго вертелись вокруг их свидания. Другая, более опытная, искушенная женщина, возможно, сумела бы быстро найти общий язык с Хоком и с радостью приняла бы вызов, но Джоанну он напугал до полусмерти. На обратном пути к ее дому он вел себя как образцовый джентльмен, проводил до самых дверей и с вежливой улыбкой простился за руку. С той минуты, как он заговорил о работе, его обращение сделалось вежливым и формальным. И это ее совершенно устраивало! Конечно, его занимает только одно: способна ли она справиться с работой, на которую он ее наметил.
Она слишком хорошо знала, как отношения между мужчиной и женщиной способны стать бомбой замедленного действия, разрушающей людские жизни на милю вокруг. Словно это было вчера, Джоанне отчетливо представилось лицо матери, хорошенькое и нетерпеливое, когда она сдавала дочь с рук на руки начальнице детского дома.
– Это ненадолго, Джоанна. – Мама явно желала оказаться где угодно, только не в этой чистенькой канцелярии. – Пока мамочка не найдет свой собственный уютный домик!
Чтобы найти «уютный домик», потребовалось три года, в течение которых Джоанна переходила из одного детского дома в другой. Ей было семь лет, когда ее мать вышла замуж, – она не была замужем за отцом Джоанны, который бросил свою беременную подругу, едва узнал потрясающую новость. Этот брак продлился девять месяцев, а когда Джоанне исполнилось восемь лет, она снова оказалась в детдоме.
Когда ей исполнилось девять, ее мать вышла замуж за Боба, и по его настоянию Джоанна снова была взята на материнское попечение. Маленькая Джоанна боялась оставаться наедине с Бобом; тогда она не умела объяснить причину, но ее охватывало странное чувство, когда его светлые тусклые глаза скользили по ее хрупкой детской фигурке. Через два месяца после свадьбы в дверь постучалась полиция, и Джоанна поняла, что поступала правильно, отвергая попытки отчима завязать дружбу: его осудили за педофилию.
Неожиданно мать Джоанны обвинила дочку в том, что ее второй брак развалился.
На следующий же день после судебного разбирательства Джоанна снова оказалась в детском доме. Мать иногда навещала ее в последующие несколько лет, каждый раз в сопровождении нового «дяди», и всякий раз Джоанна неизменно чувствовала, что для матери этот визит – тягостная обязанность.
Горькие воспоминания о тысяче мелких свидетельств своей ненужности, которые свелись к окончательному отчуждению, так глубоко уязвили ее душу, что и теперь заставляли Джоанну закрывать глаза и судорожно сжиматься в комок под одеялом.
Взаимные обязательства, брак, мужчины – все это означает разочарование и предательство, она испытала это на себе, наблюдая за отчаянными поисками любви, которые вела ее мать. А дети – результат физиологической потребности, которая заставляет мужчин притворяться не тем, что они есть на самом деле, а глупеньких женщин верить им, – дети были невинными жертвами, самой страдающей стороной.
Много раз она обещала себе на протяжении своего печального отрочества, что никогда не позволит поработить себя так, как это случилось с ее матерью. Та со временем ожесточилась – во время их последнего разговора незадолго до ее смерти она повторяла Джоанне снова и снова, что единобрачие не в природе мужчин, что верность и счастливый брак – самый большой в жизни обман.
Поверила ли ей Джоанна до конца? В глубине души она не была уверена, но зато она твердо знала, что никогда не осмелится пойти на риск и что кратковременные связи, из которых складывалась личная жизнь ее матери, не для нее.
У нее была любимая работа, дом и друзья – все это надежное, прочное, с ними она чувствовала себя в безопасности, и никто не мог причинить ей боль. Конечно, это не идеальный вариант, но она обойдется. Благодаря Чарльзу и Клер ее болезненные воспоминания несколько притупились. Она видела их образ жизни, преданность друг другу и детям, дружелюбие. Впервые ей пришлось признать, что некоторым людям – счастливчикам – удается поймать иллюзорную птицу, называемую истинной любовью, и удерживать ее, несмотря на все испытания и тяготы. Но она определенно не входит в число этих счастливчиков, просто в ней нет того, что для этого нужно.
Стоило Джоанне согласиться на предложение Хока Маллена, как ее подхватил такой сумасшедший вихрь, что она едва успевала переводить дыхание. Она полагала, что ею займется какой-нибудь из его бесчисленных подчиненных, и растерялась, узнав, что Хок лично намерен ею руководить. Этот человек создавал вокруг себя атмосферу лихорадочной деятельности, и последовавшие недели летели, набирая скорость.
Она, разумеется, готова была оценить то, как близко к сердцу он – или, вернее, его дедушка – принимал будущее издательского дома «Бержик и сын», и его старания прочно взять в руки бразды правления, но чувство неловкости и смутные опасения, которые она испытала в первый вечер, постоянно присутствовали в ее сознании. Главное – она никак не могла понять, в чем тут причина. Хок держал себя по-деловому, сдержанно, отчужденно, холодно, как и подобает крупному магнату, хотя и готов был всегда выслушать ее идеи и мнения. Но все же…
Ах, брось фантазировать! Она прислонилась плечом к стене лифта, который этим утром нес ее вверх на встречу с Хоком. Только оттого, что она поймала на себе раз или два его взгляд… несколько странный, это не значит, что он уже жалеет о своем решении назначить ее директрисой разваливающейся фирмы и собирается объявить ей, что передумал, или что последует еще какой-нибудь сценарий подобного рода, которые она прокручивала в уме каждую ночь, лежа в кровати.
Он просто такой неуютный человек, вот и все. Через несколько дней она окажется во Франции, по ту сторону Ла-Манша, а он останется в Англии… или умчится в Америку или в одну из дюжины стран, которые часто посещал. Ей всего лишь следует быть спокойной, хладнокровной и собранной, даже безмятежной в течение пяти оставшихся дней. Разве это так трудно?
Возможно, это не оказалось бы настолько трудно, если бы бедняжка Мэгги, с первого дня трепетавшая в августейшем присутствии Хока, не споткнулась случайно и не пролила кофе прямо на стул перед могущественным шефом.
Хок выругался – всего раз, но весьма крепко – и вскочил с кресла. Последовала безумная сцена – извинения испуганной Мэгги сменились рыданиями, несколько человек из соседней комнаты, поспешившие на голос Хока, столкнулись в дверях, телефон выбрал именно этот момент, чтобы начать звонить, а все бумаги со стола Хока разлетелись по полу, потому что Джоанна, вскочив, смахнула их рукой.
Повелительный окрик Хока восстановил порядок в одно мгновенье. Воцарилась полная тишина, нарушаемая только сдавленными всхлипываниями Мэгги и звонками не пожелавшего уняться телефона. Все вышли из комнаты, уводя плачущую Мэгги.
Когда Джоанна вошла в кабинет, Хок сидел за столом, поглощенный лежащими перед ним документами.
– Бедняжка Мэгги, должно быть, все еще не может прийти в себя? – спросил он. – Она и при Чарльзе была такая нервная?
При Чарльзе? Он, должно быть, шутит. Джоанна взглянула в упор в загорелое лицо и увидела, что он абсолютно серьезен.
– Нет, не до такой степени, – ответила она осторожно.
– Но я заставляю ее нервничать. Почему бы это? Она боится, что может потерять работу?
– Нет, не думаю, она просто стесняется малознакомых людей.
– Ясно. – Синие глаза прищурились. – А вы? – спросил он вкрадчиво. – Как насчет вас? Удалось мне расположить вас к себе за эти несколько недель? – спросил он с лукавой небрежностью. – Или я все еще адское чудовище, умеющее только разрушать?
– Я этого никогда не говорила, – быстро возразила она.
– Вам и не надо было говорить. – В глубоком голосе, напоминавшем хруст гравия, послышалось искреннее самоосуждение. – Я видел неприязнь и страх в глазах, умеющих скрывать чувства лучше, чем ваши. Кроме того… я помню, как вы обвинили меня в том, что я выбросил бедного Чарльза на улицу. «Бедный Чарльз» – это ваше выражение, не мое, – добавил он сухо.
– Я уже сказала, что сожалею о тех словах. – Она твердо взглянула на него.
– И нетактично с моей стороны снова упоминать об этом, – договорил он то, что она не осмелилась. – Но ведь я не чистокровный англичанин, Джоанна, – сказал он мягко. – Мои дед и бабка – со стороны отца – американец и француженка, отец женился на прекрасной итальянской графине, вот и выходит, что я… полукровка?
Ничего себе полукровка с внешностью Хока Маллена! Значит, это мать-итальянка передала ему южный тип красоты и эти угольно-черные волосы, которые составляют такой потрясающий контраст с ярко-синими глазами. Глаза он, возможно, взял от отцовской родни… Она оборвала неуместные размышления и сказала быстро:
– Я ни за что не назвала бы вас так.
– Но вы не ответили на мой вопрос, тактичная леди, – процедил он едко.
– На какой вопрос? – Ей захотелось повернуться и убежать куда глаза глядят. Но было поздно!
– Удалось мне убедить вас, что я обычный славный малый? Или же это за пределами возможного?
– Я не знаю, какого ответа вы от меня ждете. – Она смотрела на него широко раскрытыми золотистыми глазами. – Вы мой начальник…
– Забудьте об этом! – Это было сказано слишком резко, и, увидев, как она слегка вздрогнула, он смягчил тон: – Скажите правду, Джоанна, вот все, о чем я прошу.
– Я не думаю, что слова «обычный» и «Маллен» совместимы, – спокойно произнесла она. – И из того, что я слышала о вашем дедушке, он тоже далеко не обычный человек. А что касается определения «славный»… ну, ведь я плохо вас знаю, – неловко уклонилась она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18