https://wodolei.ru/catalog/unitazy/rossijskie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


7
Неспящий проголодался.
Шершавым языком золотисто-желтый пес стал решительно лизать лицо своему хозяину, который слишком заспался. Рамзес внезапно проснулся, но все еще пребывал в своем сне, сжимая в объятиях податливое тело женщины с грудями крепкими, как сладкие яблоки, губами нежными, как сахарный тростник, ногами проворными, как плющ.
Сон… Нет, это был не сон! Она была наяву, настоящая, ее звали красавица Исет, она отдалась ему и открыла ему тайники настоящего удовольствия.
Неспящий, безразличный к воспоминаниям хозяина, несколько раз безнадежно гавкнул. Рамзес понял, наконец, что ждать больше нельзя, и отвел его в кухни дворца, где пса накормили. Когда миска была пуста, царевич повел его на прогулку к конюшням.
Здесь находились отличные лошади, за которыми постоянно и тщательно ухаживали. Неспящий сторонился этих четвероногих на длинных лапах, от которых порой не знаешь, чего ждать; весьма осторожно он семенил за своим хозяином.
Конюхи подтрунивали над новичком, который с большим трудом тащил корзину, наполненную лошадиным навозом. Один из них подставил страдальцу подножку, и тот растянулся: содержимое корзины вывалилось горой перед его носом.
— Собирай, — приказал палач лет пятидесяти, с широким лицом.
Несчастный обернулся, и Рамзес узнал его.
— Амени!
Царевич подскочил, оттолкнул конюха и поднял своего друга, дрожа всем телом.
— Почему ты здесь?
В замешательстве юноша пробормотал нечто неразборчивое. Чья-то тяжелая рука легла на плечо Рамзеса.
— Послушай, ты… Ты кто такой, чтобы нам мешать?
Ударом локтя в грудь Рамзес отбросил любопытного, который свалился на землю. Взбешенный своим смешным положением, сжав губы в кривой гримасе, он крикнул своим приятелям:
— Мы вас научим, как надо себя вести, молокососы…
Золотисто-желтый пес рявкнул, оскалившись.
— Беги, — приказал Рамзес Амени.
Несчастный писец был не в состоянии двинуться с места.
Один против шести, Рамзес не имел никакой возможности увести отсюда Амени, и пока конюхи тоже были в этом уверены, у Рамзеса оставался крохотный шанс выбраться из этого осиного гнезда. Самый здоровый бросился на него, однако его кулак впился в пустоту, и, не успев понять, что с ним происходит, нападавший взлетел на воздух и тяжело рухнул на спину. Следующих двоих постигла та же участь.
Рамзес не пожалел, что был прилежным и внимательным учеником в школе борьбы; рассчитывая лишь на грубую силу и желая сразу одержать верх над противником, эти люди не умели сражаться. Неспящий, укусив за икры четвертого и ловко увернувшись, чтобы не получить пинок под пузо, участвовал в схватке. Амени стоял закрыв глаза, по лицу его текли слезы.
Конюхи скучились, не зная, что предпринять; только человек знатного рода мог знать такие приемы.
— Откуда ты?
— Не страшно вам, вшестером против одного?
Один из них, взбешенный, выхватил нож, ухмыляясь.
— У тебя смазливое личико, но несчастный случай может подпортить тебе фасад.
Рамзесу никогда еще не приходилось драться с вооруженным противником.
— Несчастный случай при свидетелях… И даже малый согласится с нами, чтобы спасти свою шкуру.
Царевич не спускал глаз с короткого лезвия ножа; конюх вызывающе кромсал воздух, чтобы испугать юношу. Рамзес не двигался с места, следя за нападавшим, метавшимся вокруг него; пес хотел было ринуться на защиту своего хозяина.
— Лежать, Неспящий!
— Да, тебе дорог этот жалкий пес… Он такой уродливый, что не должен был и появляться на свет.
— Одолей сперва того, кто сильнее тебя.
— Не слишком ли ты задаешься?
Лезвие скользнуло по щеке Рамзеса; ударом ноги по кулаку он попытался выбить нож у конюха, но лишь слегка коснулся его.
— А ты упрямый… Но что ты можешь, один?
Остальные тоже достали ножи.
Рамзес нисколько не испугался; внутри него поднималась сила, доселе ему незнакомая, гнев против несправедливости и подлости.
Прежде чем противники успели сплотиться, он толкнул двоих из них и опрокинул навзничь, ловко увернувшись от лезвий, ищущих расправы.
— Стойте, парни! — крикнул один из конюхов.
На пороге конюшен только что появились носилки с седоком. Пышность данного сооружения без лишних слов свидетельствовала о высоком положении того, кто находился внутри; откинувшись на высокую спинку кресла, поставив ноги на табурет, руки положив на подлокотники, важный сановник, лицо которого защищал солнечный зонт, медленно промокал себе лоб надушенной салфеткой. На вид лет двадцати, с круглым лицом, напоминавшим своим овалом полную луну, вздутыми щеками, маленькими карими глазками и толстыми губами чревоугодника, знатный вельможа, довольно упитанный и не терпящий никаких физических упражнений, тяжелой ношей давил на плечи двенадцати носильщиков, хорошо вознаграждаемых за свою расторопность.
Конюхи расступились. Рамзес оказался прямо перед вновь прибывшим, в то время как пес лизал ногу Амени, вместо того чтобы его подбодрить.
— Рамзес! Опять ты на конюшне… Нет, решительно, скоты — лучшая компания для тебя.
— Что нужно моему брату Шенару в столь дурно пахнущем месте?
— Я наблюдаю, как просил меня о том фараон; будущий правитель должен быть в курсе всего, что происходит в его владениях.
— Само небо тебя послало.
— Ты думаешь?
— Неужели ты откажешься восстановить несправедливость?
— О чем речь?
— Об этом юном писце, Амени; его силой приволокли сюда эти шесть конюхов и издевались над ним.
Шенар улыбнулся.
— Мой бедный Рамзес, ты совсем ничего не знаешь! Твой юный друг, вероятно, скрыл от тебя то наказание, которому его подвергли?
Царевич обернулся к Амени, не в силах вымолвить ни слова.
— Этот начинающий писец вознамерился исправить ошибку старшего, который тут же пожаловался на такую дерзость; я решил, что несколько дней, проведенных в конюшнях, пойдут только на пользу этому задавале. Потаскав лошадиный навоз и корм, он быстро исправится.
— У Амени нет сил для такой работы.
Шенар приказал носильщикам опустить его на землю. Носильщик сандалий тут же поставил его скамеечку, обул хозяина и помог ему сойти.
— Пройдемся, — потребовал Шенар, — мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.
Рамзес оставил Амени под защитой Неспящего.
Два брата удалились, ступая по плитам внутреннего двора, избегая прямых лучей солнца, которое белокожий Шенар ненавидел.
Невозможно представить себе двух столь непохожих людей. Шенар был маленького роста, плотный, завернутый с ног до головы в свои одежды, и весьма напоминал уже сановника, начинавшего жиреть от размеренной жизни; Рамзес, напротив, был высок, строен, мускулист, все в нем дышало молодостью. Голос первого был слащавый и булькающий, у второго голос был низкий и чистый. Между ними двумя была лишь одна точка соприкосновения — оба они были сыновьями фараона.
— Отмени свое распоряжение, — потребовал Рамзес.
— Забудь про этого недоноска и поговорим о серьезных вещах; разве ты не должен был давно уже покинуть столицу?
— Никто меня об этом не просил.
— Так вот, я прошу.
— Почему я должен тебя слушать?
— Ты забыл, кто я и кто ты?
— Прикажешь радоваться, что мы с тобой братья?
— Не пытайся соперничать со мной. Бег, плавание и прочее накачивание мышц — вот это для тебя. Когда-нибудь, если отец и я того захотим, ты получишь должность в действующей армии; защищать нашу страну — достойное занятие. Для такого молодого человека, как ты, воздух Мемфиса губителен.
— За последние недели я уже к нему привык.
— Не разжигай бесполезной борьбы и не вынуждай меня прибегнуть к решительному вмешательству нашего отца. Так что готовься к отправке и исчезни как можно скорее. Через две-три недели я укажу место твоего назначения.
— А Амени?
— Я велел тебе забыть о твоем мелком шпионе, и я ненавижу повторять. Да, и еще одно: не ищи больше встреч с красавицей Исет. Должно быть, ты забыл, что она не для проигравших?
8
Аудиенции царицы Туйи были делом не из легких; в отсутствие своего мужа, отбывшего для осмотра линий обороны на северо-восточной границе, она приняла визиря, хранителя казны, двух управляющих из провинции и писаря архивов. Столько важных проблем, которые надо было решать без промедления, обходя, по мере возможности, острые углы!
Сети все больше беспокоило постоянное брожение небольших общин в Азии, Сирии и Палестине, которых хетты без конца подстрекали к бунту; обычно достаточно было формального визита фараона, чтобы успокоить местных царьков нудной протокольной речью.
Дочь офицера отряда колесниц, Туйа не принадлежала ни к ветви царской семьи, ни к отпрыскам знати, однако она быстро заняла подобающее ей место при дворе и в стране в целом благодаря исключительно своим личным качествам. Она была изящна от природы: худенькая, с большими миндалевидными глазами, строгими и пронзающими насквозь собеседника, тонким прямым носом — во всем чувствовалась надменность. Как и супруг, она вызывала уважение и не терпела и малейшей фамильярности.
Процветание двора Египетского царства было ее главной заботой; от исполняемых ею обязанностей зависело величие страны и благосостояние ее народа.
При известии, что она увидит Рамзеса, своего младшего сына, усталость как рукой сняло. Хотя она и выбрала сад местом приема, и в этой естественной обстановке она облачалась в строгие одежды: длинное платье из льна, расшитое золотом, короткая накидка на плечи, колье из аметистов в шесть нитей и парик из буклей равной величины, уложенных ровными рядами, закрывающий уши и затылок. Как она любила гулять здесь, среди акаций, верб и гранатов, у подножия которых пестрели васильки, маргаритки и дельфиниумы! Не было создано ничего красивее, чем этот сад, где каждое растение было песней во славу богов. Утром и вечером Туйа дарила себе несколько минут задумчивых мечтаний в этом раю, прежде чем погрузиться в рутину своих обязанностей.
Когда Рамзес подошел к ней, царица была удивлена. За несколько месяцев он превратился в мужчину замечательной красоты. При взгляде на него возникало одно лишь впечатление — мощь. Конечно, его походка и некоторые движения еще хранили в себе нечто юношеское, но беззаботность детства уже исчезла.
Рамзес преклонил колена перед матерью.
— Надеюсь, протокол не запрещает тебе меня поцеловать?
Он крепко обнял ее; какой хрупкой она казалась ему теперь!
— Помнишь, когда тебе было три года, ты посадил здесь смоковницу? Иди, полюбуйся на нее, она вся в цвету.
Туйа сразу поняла, что ей не удастся успокоить немой гнев своего сына; этот сад, где он часами ухаживал за деревьями, стал для него чужим.
— Ты прошел тяжелое испытание.
— Какое именно — встречу с быком или летнее заключение? В сущности, это неважно, поскольку смелость бессильна перед несправедливостью.
— Чем ты недоволен?
— Мой друг Амени был несправедливо обвинен в несоблюдении правил и неуважении к старшему. После вмешательства моего брата он был выслан из мастерской писцов, где работал, и осужден на тяжелый физический труд в конюшнях. Он слишком слаб для этого; одно это наказание может его убить.
— Это серьезные обвинения; ты знаешь, я не терплю пересудов.
— Амени не мог мне солгать; это прямое и честное существо. Неужели он должен умереть только потому, что он мой друг и вызвал гнев Шенара?
— Можно подумать, ты ненавидишь старшего брата.
— Мы чужие друг другу.
— Он тебя боится.
— Он весьма настойчиво потребовал, чтобы я покинул Мемфис в ближайшее время.
— Ты сам его вынудил, присвоив красавицу Исет.
Рамзес не мог скрыть удивления:
— Ты уже знаешь?
— Это моя обязанность.
— Долго еще за мной будут следить?
— С одной стороны, ты царский сын; с другой — красавицу Исет не назовешь молчуньей.
— Зачем ей хвастаться тем, что отдала свою девственность проигравшему?
— Затем, что она верит в тебя.
— Простое приключение, чтобы подразнить моего брата.
— Я в этом не уверена; ты любишь ее, Рамзес?
Юноша задумался, прежде чем ответить.
— Мне нравится ее тело, я с радостью встретился бы с ней снова, но…
— Думаешь ли ты жениться на ней?
— Жениться!
— Что тебя так удивляет? Дело обычное.
— Нет пока…
— Красавица Исет упряма; если она тебя выбрала, она просто так не откажется.
— А мой брат разве не лучшая партия, какую только можно желать?
— Кажется, она так не думает.
— Если только она не задумала окрутить нас обоих, одного за другим!
— Ты думаешь, юная девушка может быть настолько развратной?
— После того, что сделали с Амени, уже не знаешь, кому можно верить.
— Мне-то ты можешь еще доверять?
Рамзес взял правую руку матери.
— Я знаю, что ты меня не предашь.
— В деле Амени есть одно положительное решение.
— Какое?
— Если ты станешь царским писцом, ты сможешь сам выбирать себе секретаря.
С необычайным упорством, которое вызывало восхищение Рамзеса, Амени держался на удивление стойко, несмотря на физические работы, которые были ему предписаны в качестве наказания. Опасаясь вмешательства сына Сети, которого они теперь знали в лицо, конюхи оставили в покое несчастного писца. Один из них, раскаиваясь, теперь меньше нагружал корзины и часто помогал тщедушному юноше, который, тем не менее, хирел с каждым днем.
Выставляя свою кандидатуру на конкурс царских писцов, Рамзес не был готов, как следует. Экзамен проходил во дворе, примыкавшем к залам визиря; плотники поставили там небольшие деревянные колонны и натянули поверх ткань, чтобы защитить участников от палящего солнца.
У Рамзеса не было никаких привилегий; ни его мать, ни отец не имели права вмешаться, чтобы помочь ему, не нарушив тем самым закона Маат. Амени рано или поздно все равно принял бы участие в этом конкурсе; Рамзес не обладал ни его знаниями, ни его талантами. Но он решил сражаться за друга.
Старый писец, опираясь на палку, обратился с приветственной речью к этим пятидесяти молодым людям, каждый из которых надеялся занять один из двух постов царского писца при дворе фараона.
— Вы прошли этот путь обучения, чтобы занять должность, которая предоставит вам определенную власть, но знаете ли вы, как вам следует себя вести?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42


А-П

П-Я