Что, в свою очередь, означает, что он оставил всякую надежду взять верх над парламентом и готов в обмен на поддержку Шотландии учредить в своей стране пресвитерианскую церковь взамен англиканской и пойти на другие уступки шотландцам. Впрочем, неплохо зная короля, Кейто был уверен, что в отношении церкви тот дальше обещаний не пойдет. Будет сулить, торговаться, вроде бы соглашаться. И в конце концов ничего не выполнит. Так уже бывало в его делах с Ирландией и с той же Шотландией.
— Мы не нашли их, — сообщил Джайлс, вернувшись со своими людьми после неудачной погони. — Будто в воздухе растворились. Обыскать всю местность, сэр?
— У нас не хватит людей для этого, — ответил Кейто. — Кроме того, есть раненые, их надо поскорее доставить в селение. Пусть двое займутся изготовлением носилок, а остальные сопроводят пленного к нам в штаб.
— Слушаюсь, сэр.
Кейто протянул руку Фиби, и она вновь оказалась на его коне.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Да, милорд. А что случилось, если бы схватили короля?
— Интересный вопрос, — ответил Кейто не то иронически, не то раздраженно, и у Фиби пропала всякая охота продолжать разговор. Тем более они с Джайлсом уже тронулись в путь.
— Как думаете, сэр, — спросил тот, — как в штабе воспримут то, что мы упустили самого короля? Ведь пленные все расскажут.
В его голосе звучала тревога.
— Что тут думать, Джайлс? Мы же знать не знали, что это за люди.
— А ходят такие слухи, сэр, — продолжал помощник, — будто не все у нас хотят избавиться от короля, будто желают, чтобы он остался. Я сам слышал такие разговоры.
— Хочешь сказать, Джайлс, эти разговоры идут про меня?
— Вроде так, сэр.
Фиби внимательно прислушивалась к их беседе. Опять в ее памяти всплыла вчерашняя ночь и то, что она подслушала, лежа на узкой солдатской койке. Тогда все это ей показалось лишь небольшой размолвкой между Кейто и Кромвелем, теперь же она ощутила настоящую тревогу.
Мужчины, словно позабыв о ее присутствии, продолжали разговор.
— По правде говоря, Джайлс, — со вздохом сказал Кейто, — я и сам толком не знаю, что думать. Но не тороплюсь с выводами. Слишком много поставлено на карту.
— Слыхал я, некоторые хотят отправить его в ссылку. Вот только куда…
— Да, возможно, так оно и будет. Однако я пока не знаю, что было бы лучше для страны.
— Значит, думаете, нас не очень будут бранить за то, что упустили? — повторил прежний вопрос Джайлс.
— Как знать. — Кейто пожал плечами. — Меня это не слишком трогает. Я отвечаю первым делом перед собственной совестью, Джайлс.
В ответ тот начал что-то насвистывать сквозь зубы.
— Я, пожалуй, напишу донесение об этом, Джайлс, — сказал Кейто после долгого молчания, когда уже подъезжал к дому. — Через полчаса зайди за ним, отправь в штаб.
— Слушаюсь, сэр.
Джайлс повернул коня к конюшне.
У дверей Кейто спешился, nonior сойти Фиби. И почему-то не отнял рук от ее плеч. Фиби, впрочем, не оставляло ощущение, что он забыл о ней и думает о чем-то своем. Тем более что взгляд его был устремлен куда-то поверх ее головы, в темную даль.
Затаив дыхание, она ожидала, что он все же заговорит первым.
— Да, милорд… — пробормотала она, наконец теряя терпение.
— Я хотел бы… — услышала она тотчас.
Но больше он не произнес ни слова, качнул головой, разжал руки и прошел в раскрытую перед ними дверь. Фиби медленно двинулась за ним. Чего же он хотел?
Глава 16
Кейто закончил писать донесение в штаб, но из-за стола не встал. Сидел, барабаня пальцами по его полированной поверхности, уставившись в совершенно темное окно.
В самом деле, чего он хотел? Что за фраза вырвалась у него помимо воли?
Согласия? Спокойствия на душе? Счастья в браке? Жену, которая не станет вопреки опасности и здравому смыслу лезть на рожон и тянуть за собой других?
Он потер виски ладонями. Нет, он не мог с определенностью сказать, чего бы хотел… Ребенка? Это — да.
Он вскочил с кресла и отправился на поиски Фиби. Все-таки он должен ей что-то сказать!
В малой гостиной было пусто. Его взгляд упал на столик, где в беспорядке лежали тонкие листы пергамента, исписанные неряшливым почерком, с чернильными пятнами. Наверное, та самая пьеса, о которой она часто упоминала, беспокоясь уже о распределении ролей, о костюмах.
Да, это ее произведение, понял он, наклонившись к листкам и увидев, что на полях она излагает свои соображения по поводу декораций и всего прочего.
Попутно он начал читать, ему вдруг сделалось интересно. Это был диалог между юной королевой Елизаветой и Робертом Дадли, графом Лестером. Любовная сцена. Он увлекся, даже стал бормотать вслух строчки, что были вкривь и вкось написаны на пергаменте. Когда-то он читал так отрывки из пьес Шекспира и Бена Джонсона.
О королева моя, ты благородства светильник!
Доброй ко мне пребудь и задержись на мгновенье,
Чтобы голодный мой взор вдоволь насытиться мог
Дивной красою твоей!
Быть от тебя вдалеке — вот настоящая мука!
Всю мою страсть прими, сердце, и душу, и тело -
И пусть во веки веков станут они твоими!..
Бесспорно, мой верный друг, эти дары неземные
Примет твоя королева и тем же чувством ответит.
Ведь пред тобою сейчас не королева,
Но женщина, любовь которой сильней и бесценней
Всех тронов, порфир и корон,
А также сокровищ подземных!..
Кейто резко повернулся, заслышав тихий голос Фиби, отвечавшей ему словами королевы Елизаветы. Он смотрел на нее так, словно видел в первый раз, — ее одухотворенное, сияющее лицо, глаза, сверкающие чудным светом, погруженную в себя, в рожденную ее фантазией роль.
Внезапно свет вдохновения погас на ее лице, сияние исчезло. Не отходя от двери, она произнесла тусклым голосом:
— Я писала роль Дадли для вас, сэр. Думала, вы согласитесь принять участие в представлении, но понимаю, как глупо это было с моей стороны. Тем более если королеву придется изображать мне самой.
Она приблизилась, взяла из его рук листы рукописи.
— Вы хотели о чем-то поговорить со мной?
Он с трудом вернулся к действительности — перед ним все еще был образ женщины, королевы, говорившей о своей любви некоему Роберту. Ему, Кейто, таких слов не говорила еще ни одна женщина.
— Да, — ответил он. — Поговорим, но лучше там, где нас никто не потревожит.
Он повел ее в спальню, и уже в дверях, когда он пропускал ее вперед, Фиби решила не ждать удара с его стороны, а первой сказать о том, чего страшилась и чего все равно не миновать. Уж лучше самой как в омут головой…
Тихим, но твердым голосом она произнесла:
— Я поняла, сэр, что не в состоянии продолжать жить с человеком, которому не нравлюсь. Кому все во мне претит. Никогда я не смогу стать такой, как моя сестра, никогда не смогу быть подходящей женой. И потому, думаю, мне следует уехать отсюда. В дом своего отца или к Порции. Надеюсь, она меня примет.
Голос ее стих. Она не сводила глаз с Кейто, но выражение его лица ни о чем ей не говорило.
Впрочем, он был неимоверно удивлен, словно ушам своим не верил.
— О чем ты говоришь, Фиби? Хочешь убежать из-под моей крыши и найти убежище в другом месте? Не плети чушь, пожалуйста!
— Но я не могу здесь оставаться, — повторила она. — Вы считаете меня непривлекательной неряхой. Это одно. А еще — все, что я делаю, вызывает у вас неприятие, возмущение, даже злость. Вы хотите видеть меня другой. И я не могу измениться даже ради вас! Не могу.
— Дело совсем не в этом, Фиби, — не вполне уверенно начал Кейто, но она не стала слушать продолжения.
— Даже не знаю, хочу ли я стать другой, — чистосердечно призналась она. — Ведь поступать так, как вам нравится, означает делать то, с чем я не согласна.
Она отвернулась, чтобы скрыть волнение.
— Фиби, ты — моя жена, — сказал Кейто. — И никуда отсюда не уйдешь.
— Не думаю, что это достаточный повод для того, чтобы оставаться там, где тебя не выносят, — осмелилась возразить она.
Кейто вздохнул:
— Разве я говорил тебе, что еле выношу тебя?
— И без слов все ясно.
Он еще раз вздохнул, привычным жестом пригладил волосы, затем посмотрел в потолок, словно ища там ответа, и, опустив глаза, направился к ней.
— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, — негромко сказал он. — Хочу тебя. — Она ощутила у себя на плечах его руки. — Стой спокойно, — произнес он. — И ничего не говори. Я тоже буду молчать.
Его руки скользнули с ее плеч к шее, он ласково коснулся ее ушей, поиграл мочками.
— Не надо, — сказала Фиби, нарушая просьбу о молчании и слегка ежась. — Это ничего не изменит.
— Тише, — сурово повторил он, — молчи и не противься.
Его пальцы принялись за крючки на ее неправильно застегнутом, мятом, местами лопнувшем по шву платье. Потом Кейто спустил его с плеч, и внезапно она почувствовала у себя на спине его горячие губы. На спине, на затылке, на волосах. Губы и язык.
Легкая дрожь охватила все тело, а в голове вертелась одна и та же мысль: что все-таки происходит? И для чего, если только недавно он дал понять, что она не устраивает его как жена. А значит, как женщина — ведь так?
Уже сорочка упала с ее тела, грудь была в его ладонях, пальцы касались сосков, ею владело щемящее чувство вожделения. Она опустила глаза.
О Боже! Ну зачем?..
А какие у него красивые руки! И длинные пальцы. Разве могут быть такие у мужчины, у воина? Не важно, что на ладонях мозоли от эфеса шпаги.
На ней остались только чулки и башмаки. В комнате было тепло, даже жарко от пылавшего вовсю камина, однако ее то и дело бросало в дрожь. Кейто подвел ее ближе к огню, усадил на скамью и, опустившись на колени, снял с нее башмаки, а затем подвязки и чулки.
Она почти уже перестала ощущать явь — был какой-то странный сон, в котором она чувствовала себя не живым существом, а куклой.
И вот снова она на ногах — он поднял ее со скамьи.
— Закрой глаза!
Мог бы и не говорить: они и так были закрыты. Она слегка покачивалась — или ей казалось? — под его руками, как от порывов ветра. Он касался кончиками пальцев всего ее тела, не пропуская ни одного дюйма. Или это ей тоже казалось? Прикосновения не были чувственными, просто добрыми. Ласковыми.
Ее сомкнутые глаза заволокла какая-то пелена, а сама она была где-то далеко-далеко. Вне своего тела. Но ведь так не бывает! И тем не менее каждое его прикосновение усиливало ощущение нереальности, отрыва от всего земного, устойчивого.
Но вот его губы последовали за руками, и снова в этой ласке, в поцелуях было больше нежности и доброты, нежели вожделения. Снова все ее тело наполнилось неземным спокойствием и умиротворением.
Она словно целую вечность простояла вот так, обнаженная, с закрытыми глазами, как вдруг он коснулся губами ее век и тихо сказал:
— Проснись, спящая красавица. Открой глаза.
Вздрогнув, она подчинилась и увидела его улыбающееся лицо. И в улыбке сквозила бесконечная нежность. Он провел пальцами по ее лицу, коснулся губ.
— А теперь, моя милая, — произнес он, — скажи, если осмелишься, что я не хочу тебя, что ты не нужна мне в моем доме. Что мне не нравится твое лицо, твое тело.
Фиби молчала, но за нее ответила плоть, в которой еще жила добрая память о его ласке, и она поняла, что никогда бы он этого не сделал, если бы она не нравилась ему такой, какая есть.
Он обхватил руками ее лицо и серьезно, но в то же время нежно произнес:
— Ты очень хороша, Фиби. Сама не понимаешь, как хороша. Каждый дюйм твоего тела прекрасен.
Она улыбнулась:
— Тогда, наверное, хорошо, что в нем так много дюймов.
— Я бы не хотел, чтобы в нем было хоть на унцию меньше, — в тон ей ответил он и слегка нажал большим пальцем на кончик носа. — Однако так оно и есть, — продолжал он, — более неряшливого и несобранного существа еще свет не видывал. Все самое дорогое и элегантное ты умеешь через две-три минуты превратить в бесформенную тряпку. И что самое странное, я начинаю привыкать к этому!
Он привлек ее к себе, она уткнулась ему в грудь, ощутила ровные удары сердца. Касаясь губами ее макушки, он заговорил опять:
— Я знаю, у меня резкий, подчас язвительный язык, и я могу обидеть человека, совсем того не желая. Сегодня утром я пришел в ярость и перепугался из-за вас с Оливией и не сдержал себя. Я постараюсь, чтобы такое не повторилось. Но ты, в свою очередь, должна дать мне слово, что в будущем станешь обращаться ко мне при первых же признаках беды.
— Я так и сделала, заговорив с вами о Мег, — напомнила Фиби, отнимая голову от его груди.
— Больше я не оставлю таких случаев без внимания!
— И с вами не всегда поговоришь, сэр. Вы сами это знаете.
— Ну, тут ничего не поделаешь, Фиби. Пока длится проклятая война, а Кромвель и иже с ним еще больше раздувают междоусобицу… — Он резко оборвал фразу. — Пусть это тебя не касается. — Он ласково коснулся ее спины. — Скорее одевайся. Уже давно пора ужинать.
Судя по всему, она забыла, что не одета, и оглядела себя с таким удивлением, что он расхохотался:
— Уверен, не напомни я тебе, ты бы отправилась в столовую в костюме Евы. Поторопись! Без нас никто не сядет за стол, а после ужина я снова еду в штаб.
Она не могла скрыть разочарования.
— Вы не вернетесь к ночи?
— Нет. Эта история с бегством короля перевернет там все вверх дном. Боюсь, мне придется повоевать с Кромвелем.
С этими словами он вышел из комнаты.
Фиби обхватила себя руками, чувствуя жар во всем теле от прикосновений Кейто. Внутри ее словно светила лампа и грела ее — приятным ровным теплом.
А в голове вновь звучали сочиненные ею строки, которые она вложила в уста Роберта Дадли, но шли они из ее собственного сердца, и она так сроднилась с ними, что прониклась настроением беседы двух влюбленных, что естественно, и почти машинально включилась в нее, когда услышала, как Кейто произносил слова любви.
После ужина Фиби поспешила навестить Мег в отведенной ей комнате, где горела свеча, а сама потерпевшая уже не спала, лежала с широко открытыми глазами. Лицо ее было таким бледным, что почти не отличалось от белоснежной наволочки.
— Как ты себя чувствуешь?
Фиби присела на край постели, отыскала руку Мег. Рука казалась гораздо тоньше и слабее, чем прежде.
— Наверное, я выдержала испытание, — ответила Мег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36