Примерно в ста ярдах от себя он наконец различил двигавшиеся силуэты. Отчаянный крик вновь прервал лай, и тени людей сплелись, словно в каком-то безумном танце.
В этот самый момент задремавшая луна показалась из-за облаков, и в ее бледном свете Хьюго почудился блеск ножей.
Это наверняка Джаспер — другого объяснения просто невозможно было найти. Пробираясь через кусты, он думал только об одном: сам он безоружен. Что бы там ни происходило, это было опасно: один невооруженный мужчина не сможет противостоять троим… Троим? Нет, четверым. Но, приблизившись, Хьюго заметил, что четвертый человек лежал на земле, словно бесформенный сверток.
Ему нужно было как-то разделить их. С одним он мог бы справиться и без оружия, но их-то было больше! Он уже слышал их голоса и лай Данте, который то рычал, то взвизгивал. А затем он различил голос Хлои, такой же негодующий, как и в момент ее спора с продавцом репы. Она кричала на них, требуя оставить ее собаку в покое! Он почти ничего не видел, так как луна опять скрылась, и мог лишь догадываться, что девушке каким-то образом удалось освободиться. Моля Бога, чтобы у нее хватило сил отвлечь их еще на какое-то время, он пополз на животе по направлению к ним и вскоре оказался на месте потасовки.
Данте почуял его запах и снова начал отчаянно рваться с веревки, которая, как теперь понял Хьюго, удерживала его. Кто-то выругался и повернулся к собаке, занося над ней нож.
Хлоя молниеносно кинулась к мужчине, схватила его руку и вонзила в нее зубы. Нож со стуком упал на каменистую землю в шести дюймах от Хьюго.
Он незаметно завладел ножом, пока двое других мужчин пытались справиться с Хлоей, накинув ей на голову одеяло, а она отчаянно билась в удушающих складках материи. И тут Хьюго, добравшись до собаки, резким движением рассек веревку, удерживавшую пса. Данте, ставший свободным, набросился на одного из мужчин, державших Хлою, и вцепился ему в горло. Тот упал, издав истошный крик, полный ужаса. Итак, один повержен, другой безоружен. Хьюго прыгнул на спину третьего мужчины и вонзил нож в его плечо. Мужчина резко повернулся, на лице его было написано полное изумление, а рука дернулась к плечу. Хьюго нагнулся и быстро выдернул нож у него из-за пояса.
Он точно не знал, полностью ли он разоружил своих противников или у кого-нибудь из них еще был пистолет. И в любом случае ему по-прежнему противостояли трое, значит, шанс победить, даже учитывая помощь Данте, был недостаточно велик. Медлить было нельзя. Внезапность действий оставалась его последней картой.
Хлоя все еще пыталась выпутаться из одеяла, и он просто поднял девушку, перекинув ее легкое тело через плечо, и вновь, петляя, нырнул в кусты. У него не было никакого желания стать движущейся мишенью для стрелка из пистолета. Данте рванулся за ним, и Хьюго возблагодарил Бога за то, что пес на этот раз на его стороне, несмотря на бесцеремонное обращение с его хозяйкой.
У Хлои хватило ума лежать спокойно, несмотря на потрясение и очень неудобный способ передвижения. Она не видела ничего вокруг и могла лишь догадываться о том, что произошло. Но она точно знала, кто держит ее, и слышала горячее дыхание Данте, поэтому лежала спокойно, стараясь не чихнуть.
Звуков погони слышно не было. Хьюго замедлил шаг, когда они выбрались из кустов на центральную аллею поместья Денхолм. Тут Хлоя начала шевелиться, стараясь поднять Руки, чтобы освободить от одеяла голову.
— Лежи спокойно. — Это был резкий приказ.
Она открыла было рот, чтобы ответить, но слова ее потонули в густом ворсе одеяла, набившемся в рот, и она лишь громко чихнула.
Хьюго произнес какое-то слово (она никогда раньше его не слышала) и ускорил шаг. Он не собирался останавливаться и распутывать ее, пока они не окажутся дома за крепко запертыми дверями.
Данте, отчаянно виляя хвостом, взлетел по ступеням в дом. Казалось, что недавнее испытание, выпавшее на его долю, никак не отразилось на его неуемной энергии. Хьюго захлопнул двери и накинул тяжелый железный засов, которым он редко пользовался. Только после этого он поставил Хлою на пол и стянул с нее одеяло.
— Кто это был? — спросила она. — Зачем кому-то понадобилось похищать Данте? Может быть, они посчитали его очень ценным, как вы думаете? Я знаю, что он необычный, но…
На какой-то момент Хьюго опешил: она так и не поняла, что охотились именно за ней. Да и как ей было это понять! Она почти напрочь была лишена самомнения, и ей наверняка казалось более вероятным, что кто-то охотится за ее любимой собакой, нежели строит козни против нее.
Ее лицо было розовым и разгоряченным, пряди волос прилипли к щекам, глаза широко распахнуты, скорее от удивления, чем от страха. Она откинула волосы назад и нетерпеливо взглянула на Хьюго: она ждала ответа.
У Хьюго просто сердце перевернулось. Она достаточно настрадалась от одиночества и безучастности окружавших ее людей, не стоило усугублять ее боль объяснением, что это и на этот раз ее собственная семья желала ей вреда, что родственники видели в ней одно достоинство — ее состояние.
Он отчаянно сопротивлялся возникшему желанию крепко обнять ее и прижать к себе.
— У меня нет ни малейшего понятия, почему какому-то сумасшедшему взбрело в голову утащить это нелепое животное, — взорвался он. — Ради всего святого, только посмотри на себя. Тебе уже было сказано, что нельзя бегать полураздетой, в одной ночной рубашке. И где, черт возьми, твои туфли? Ты же насмерть простудишься. И вообще, почему ты, черт возьми, не подумала, что делаешь? Почему ты не позвала меня, когда услышала лай Данте?
Данте навострил уши и завилял хвостом.
А Хлоя внезапно для самой себя сделала такое, чего впоследствии так и не смогла объяснить.
В тот самый вечер, только чуть раньше, Хьюго разбудил в ней женщину, затем на нее напали и испугали, и она вся дрожала от гнева и страха. А потом ее спасли так же внезапно и грубо, как и напали. Всем этим она была так потрясена, что ей стало казаться, что ничего обычного с ней уже никогда не случится.
Вместо ответа на его вопрос, следуя слепому инстинкту, она обняла Хьюго за талию и посмотрела на него снизу вверх, прижав голову к его груди. Глаза ее потемнели от переполнивших ее чувств.
— Пожалуйста, не сердитесь, — попросила она умоляюще, и голос ее был полон такой чувственности, которая не могла оставить Хьюго равнодушным. — Пожалуйста, Хьюго.
Больше Хьюго не в силах был сопротивляться. Его руки обвились вокруг нее; ладонь мягко легла на изгиб ее щеки.
— Я не сержусь, — пробормотал он, добавив почти как молитву, — но как бы я хотел рассердиться…
— Поцелуй меня. — Она встала на цыпочки, обвила руками его шею, а ее маленькие ладони уже притягивали к себе его лицо.
Хьюго резко вздохнул, услышав эту мягкую, но в то же время настойчивую просьбу, и все его благие намерения рухнули. Ее губы больше не были похожи на губы невинной семинаристки. Она пахла молоком и бренди, невинностью и опытом, и ее тело в его руках было одновременно и мягким и волнующим, напряженным и полным решимости.
Он коснулся рукой холмика ее груди, поглаживая через рубашку твердый бутон ее соска. Она задрожала у него в руках, рот ее открылся, а тело выгнулось навстречу его ладони.
Хлоя плыла в бурном море ощущений. Это было так же, как и раньше, с тем первым поцелуем, но на этот раз она не хотела, чтобы эти ощущения прервались, она жаждала пройти весь путь до конца. Не испытывая никаких сомнений по поводу своей реакции, она жадно прикасалась к нему, упиваясь непривычными запахами его тела.
Он приподнял ее, не отпуская ее губ, и вместе с ней опустился на кушетку. Ее ночная рубашка приподнялась на бедрах. В нетерпении он обнажил ее до талии, наклонился, чтобы поцеловать ее, чтобы прикоснуться к шелковой заросли внизу ее живота.
Хлоя тихо вскрикнула, когда он нашел средоточение ее чувственности. Она испытала безумное возбуждение, кровь ее бурлила от несказанного наслаждения.
Он нежно приподнял ее и стянул с нее ночную рубашку через голову, и она упала обратно на бархатные подушки уже совсем обнаженная. Хлоя прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением своей наготы и пульсирующим чувством возбуждения.
Она протянула к нему руки, и он накрыл ее своим телом, губы их вновь встретились, охваченные безумной страстью, которая затмила все, кроме непреодолимого желания. Она инстинктивно прижалась к его возбужденной плоти, а ее язычок нежно пробежал по его губам, задержавшись в уголке.
Хьюго потянул завязки на бриджах, она стала помогать ему, стягивая одежду и затем, жадно исследуя его тело под рубашкой, опускаясь все ниже к узким бедрам, а затем обхватила пылающую, пульсирующую плоть, поднявшуюся ей навстречу.
В какой-то момент Хьюго замер над ее жаждущим телом — смутное чувство сомнения вновь пробилось сквозь страсть и желание. Он замер и посмотрел на нее: глаза ее были закрыты, лицо запрокинулось в восторге. Густые золотистые ресницы дрогнули и приподнялись, и ее глаза, словно полуночное небо, были полны мольбой и страстью одновременно.
— Прошу тебя, — прошептала она, поднимая руку и дотрагиваясь до его рта.
И он уступил. Нежно овладевая ею, он замер, почувствовав сопротивление ее девственности. Но ее руки обхватили его, настойчиво подталкивая, и он повиновался ей с тихим вздохом облегчения. На какое-то мгновение Хлоя почувствовала, что не может дышать, но, когда преграда была преодолена, она тихо вскрикнула, вдохнув полной грудью.
Хьюго коснулся уголка ее рта, погладил влажные виски и вновь положил руку ей на грудь, скользя большим пальцем по податливому и отзывчивому соску. Он почувствовал, она расслабилась, стала открытой, и он осторожно продолжал ласкать ее.
Наслаждение бушевало в ней, затрагивая каждый нерв Она стала двигаться вместе с ним, ощущая радость слияния бутон наслаждения начал распускаться, и ее мышцы напряглись в ожидании чего-то неведомого ей. Затем он почти оставил ее, и она лежала под ним, напряженная, как тетива лука. Он улыбнулся, глядя на нее и понимая, что она чувствует. Резко и решительно он вновь слился с ней, и бутон превратился в распустившийся цветок.
Прошло много времени, прежде чем она зашевелилась под ним, и мягкая истома, разлившаяся по ее телу, отступила. Она постепенно стала приходить в себя. Хлоя вновь почувствовала тяжесть тела Хьюго, который лежал, уткнувшись в подушку, и, внезапно застеснявшись, коснулась его спины там, где его рубашка прилипла к спине.
Хьюго медленно сел и молча посмотрел на нее таким опустошенным взглядом, что она похолодела. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, — все что угодно, лишь бы нарушить молчание. Однако слова замерли под его пристальным взглядом. И тогда она попробовала улыбнуться.
Хьюго поднялся на ноги. Он стоял у кушетки, молча глядя на нее. Он видел ее обнаженное тело, которым только что обладал. Он видел ее улыбку — обольстительную улыбку любовницы. Ее голос, требующий удовлетворения, все еще звучал у него в ушах. Он все еще ощущал прикосновение ее рук, возбуждавшее, мучительное, волнующее и требовательное… Он видел девушку, доверием которой он пренебрег, девушку, которую он лишил невинности. Но он также видел и обольстительницу — женщину, которая не сомневалась в силе своей красоты и знала, как использовать эту силу.
В его голове замелькали мысли и образы. Он видел Элизабет в ее дочери, но Элизабет была лишена страстей, желаний. Она была чиста и хрупка, как хрусталь, несмотря на все усилия мужа запятнать ее чистоту.
Но дочь Элизабет была еще и дочерью Стивена, человека сильных страстей и желаний. И когда Хьюго смотрел на девушку, лежавшую в раскованной позе, ту, которую он только что сделал женщиной, ему показалось, что в ее крови бушуют страсти ее отца.
Господи помилуй! Да ведь ей бы понравилось в подземной часовне.
Отвратительная мысль тошнотой подкатила к горлу, и перед глазами у него заплясали черные точки… Он схватил брошенную ею ночную рубашку:
— Прикройся!
Отрывистый приказ так потряс ее после долгого молчания, что Хлоя даже не попыталась взять ее у него. Она лежала неподвижно, взирая на него, и растерянность сменила мягкий свет в ее бездонных голубых глазах.
Хьюго бросил рубашку ей на живот.
— Прикройся, — повторил он, — а затем отправляйся наверх в свою комнату. — Он отвернулся от нее, натягивая штаны дрожащими руками.
Не веря своим ушам, Хлоя села, спустив ноги с кушетки. Но сдвинуться с места она не смогла, слишком потрясенная, чтобы что-то делать.
Хьюго резко повернулся:
— Ты слышала, что я сказал?
Он грубо сдернул ее с кушетки:
— Я велел тебе одеться.
Он взял ее рубашку, накинул ее ей на голову и руки продел в рукава.
— А теперь отправляйся в свою комнату.
— Я не понимаю, — прошептала она, скрестив руки и обняв себя за плечи. — Что я сделала? — Ее охватил страх при виде ярости и отвращения, бушевавших в его взгляде.
— Убирайся! Немедленно!
Она выбежала из комнаты, Данте последовал за ней по пятам.
Хьюго стоял, уставившись в пустой камин, а в голове мысли проносились вихрем. Может быть, этого и не было… Может быть, в пьяном угаре ему привиделось все это. Бренди иногда способно на такие штуки, что не всегда потом понимаешь, что правда, а что — фантазия.
Однако отрицание — это всего лишь попытка избежать ответственности, не мог не подумать он, и спустя минуту направился закрыть дверь, которую Хлоя оставила открытой. Он искоса посмотрел на кушетку. На выцветшей бархатной подушке виднелось темное пятно — там, где чуть раньше лежала Хлоя.
Он сел за пианино, не замечая занимавшегося за окнами рассвета. Хлоя не была виновата ни в чем. Ее обольстительное поведение было всего лишь поступком молодой девушки, пробовавшей свои силы. Она не знала силы своих чар и не знала, как устоять перед бурей чувств и желаний, ранее неведомых ей. Он сам должен был контролировать ситуацию. Резкий отпор навсегда бы положил этому конец… А вместо этого…
Хьюго схватил бутылку с бренди и запустил ее в отделанную панелями стенку.
Глава 7
— Господи Боже мой, как же это три здоровенных идиота не смогли поймать семнадцатилетнюю девчонку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48