— Ничего себе! — глядя на последнюю полосу картинок сказал он. — Разве так бывает? А вообще-то бывает, — тут же сам себе бросил он и усевшись на стул, натянул резиновые сапоги, ярко-красные, на толстой рифленой подошве.Дед уже стоял на крыльце. На нем был надет длинный плащ, в одной руке он держал палку, вечную свою спутницу на прогулках, а в другой — нераскуренную трубку, с которой тоже никогда не расставался, разве что на ночь.— Ну что ж, пошли.Огромный дог радостно выскочил на крыльцо и едва не поскользнулся. Но удержался. Затем поднял голову и стал принюхиваться.— Что нюхаешь, Томас, — сказал Илья Андреевич, — пойдем, пойдем. Только дай я поводок пристегну.Пес приблизился к хозяину, покорно подставил шею.Карабин звонко щелкнул, и тогда Илья Андреевич потрепал пса по шелковистой холке.— Ну, вперед — пойдем. Рядом, рядом!Огромный дог был прекрасно выдрессирован и ни на шаг не отходил от хозяина без разрешения. Хотя в общем-то он был своенравным и довольно непокорным, подчинялся по любви. Во всяком случае, дом, если хозяева куда-то отлучались, можно было ему доверить — никто в дверь не войдет.Постукивая когтями по бетонной дорожке, пес помчался в голубые сумерки, его хозяин и Витя направились к калитке.— Куда пойдем, дедушка?— Пойдем сходим подальше, пойдем к берегу. Потому что здесь, на пустыре, бегают коты. А Томас, когда видит кота; начинает сходить с ума. Побежит — не догонишь.Коты — напасть, из-за них он вообще теряет голову.— А чего так, дед?— Как это чего, — удивился дед, — дог — охотничий пес, в нем живы инстинкты.Огромному Томасу было четыре с половиной года.У него уже имелись две медали — серебряная и бронзовая, привезенные с выставки в Калининграде. Илья Андреевич был уверен, что еще через год его Томас завоюет золотую медаль, обязательно завоюет. И когда домашние начинали спорить с Ильей Андреевичем о том, что содержание такого огромного кобеля обходится дорого, дед раздраженно махал рукой.— Я его кормлю за свои деньги. Так что это не ваше дело. К тому же Томас очень хороший и умный пес.И еще, я уверен, он завоюет парочку золотых медалей и о нем обязательно напишут в газетах.Калитка скрипнула — мальчик, мужчина и дог оказались на улице, на старой, еще немецкой веерной брусчатке. Этот поселок с несколько странным названием Янтарный-2 стоял на этом месте уже несколько сот лет.Все дома в нем были добротные, из хорошего кирпича.А многие еще сохраняли на крышах красную черепицу.Война этого поселка, носившего до сорок пятого года немецкое название, даже не коснулась. Взрывы отгремели рядом с ним, хотя по брусчатке туда и назад, не один раз, лязгая гусеницами, скрежеща и ревя двигателями проносились танки. Но брусчатка, как и поселок, приобретший новое название — Янтарный, выстояли. Он находился в двенадцати километрах от Калининграда. Местные жители, правда, Калининград по старинке называли Кенигсбергом или по-простому Кенигом. Поселок был небольшой — сто сорок пять домов, новых не строили. В поселке имелась остановка. Сел в автобус и минут через двадцать пять окажешься в Калининграде. И ровно за такое время можно было добраться из Калининграда до Янтарного.С моря дул влажный, пропахший водорослями ветер.Илья Андреевич повернулся к нему спиной и принялся раскуривать трубку. Он все делал обстоятельно, старательно и вскоре ароматный дым засвидетельствовал — трубка разгорелась как следует.— Ну вот, теперь можно идти дальше.Был уже седьмой час. Смеркалось. На деревьях — а все дома поселка утопали в садах — поблескивали созревшие яблоки, и время от времени Налетавший ветер гнал по брусчатке свежесорванные листья с кленов и яблонь.— Осень, — прочувствованно сказал Илья Андреевич, обращаясь сам к себе.— Что ты там говоришь? — поинтересовался Витя.— Я говорю — осень наступила.— Так она уже, дедушка, целый месяц как наступила. Я считаю, как пойдешь в школу, так и осень.— Это ты точно говоришь. Только вот комиксы свои бросил бы. Я говорю-говорю твоим матери и отцу, чтобы не возили тебе эти дурацкие книжки. Ты от них оторваться не можешь, лучше бы читал что-нибудь хорошее.— Что например?— Ну, «Робинзон Крузо» Дефо.— Так я его читал уже два раза.— Ну, тогда Стивенсона.— И Стивенсона я читал.Илья Андреевич задумался.— Что, у вас все в школе комиксы смотрят?— Да, дед, угадал, все на комиксах завернуты. Особенно мальчишки.— А девчонки?— А, девчонки… — мальчишка махнул рукой, — у них свои проблемы.— Понятно, понятно. Ну ладно, давай я тебя отпущу, — сказал Илья Андреевич, обращаясь к псу.Тот замер, как вкопанный.Хозяин отщелкнул карабин, сложил поводок и хлопнул дога по спине.— Ну, иди вперед. Пойдем к берегу.— К берегу? — переспросил Витя, понимая, что это довольно-таки далекая прогулка. Но тем не менее, если дед решил, лучше с ним не спорить, все равно сделает по-своему. Придется идти.Пес не побежал вперед, а неторопливо шел рядом с хозяином. Остановился у столба, сделал свое собачье дело.Витя скривился:— Фу, какой невоспитанный!Когда Томас услышал «Фу», сказанное Витей, он побежал вперед, словно бы давая понять, что к столбу не имеет никакого отношения.Уже когда Илья Андреевич, Витя и огромный Томас выходили за поселок, им встретилась старуха, в прошлом учительница немецкого языка. Она ходила в очках с толстыми стеклами, в теплом платке и несколько странном пальто. Странном, потому что оно одновременно было похоже на шинель и на плащ, и цвета оно было неопределенного — какое-то серо-буро-малиновое как считал мальчик.— Добрый вечер, Илья Андреевич! — сказала старая женщина первой.— Здравствуйте, здравствуйте, уважаемая Розалина Григорьевна.— Добрый вечер, — бросил Витя.— И куда это вы собрались?— Да вот, решили прогуляться, Розалина Григорьевна.Старуха вела двух коз, белую и черную. Она, как помнил Илья Андреевич, уже лет двадцать или больше разводила коз. Вязала из их шерсти свитера, шарфы, шапки, а из молока делала сыри. Старухе было где-то за восемьдесят. По мужу ее фамилия была Шифер. Ее муж был русским немцем. После войны, году в пятидесятом, его схватили, посадили в тюрьму, отправили в лагеря, откуда он и не вернулся. Детей у Розалины Григорьевны не было.Козы, увидев огромного дога, тут же прижались друг к дружке и наставили на пса-гиганта рога. А пес даже не обратил на них внимания.— И куда вы — далеко собрались, Илья Андреевич? — спросила Розалина Григорьевна.— Пойдем сходим к карьеру.— Не ходили бы вы лучше туда.— А что такое?— Да уж не знаю, не знаю… Что-то там неладно.— Неужели?— Я слышала какое-то рычание и даже мои козочки не хотят там пастись, убегают. Вот вчера — вырвали кол, к которому были привязаны, и только я ушла, как они за мной следом побежали.Илья Андреевич абсолютно не придал значения словам старой школьной учительницы, как он считал давным-давно выжившей из ума.А старуха пожала плечами, сухенькими и острыми, дернула за веревочку, и козы, стуча копытами по брусчатке, неспешно двинулись за ней, дергая хозяйку из стороны в сторону, причем так сильно, что старая учительница чуть удерживалась на уставших ногах.— Ах что б вы… Волка на вас нет! Он бы вас задрал, непослушных таких. А ну, не прыгайте, идите смирно!А то я сейчас вам покажу! — слышался в сумерках певучий, немного гортанный голос Розалины Григорьевны Шифер.— Дед, а сколько ей лет? — спросил Витя, заходя вперед и бросая взгляд на Илью Андреевича.— Кому, Шифер?— Ну да, ей.— Наверное, лет девяносто будет.— А ты у нее учился, дед?— Да. Я тебе рассказывал. Все в нашем поселке учились у нее.— А кем был ее муж немец?— Ее муж был аптекарем, причем очень хорошим.Всех лечил в поселке. К нему даже приезжали из Кенига.— А, аптекарь… Не интересно.— Почему не интересно? Тоже хорошая профессия.— А где аптека стояла, дед?— Аптека была у них дома.— Дома? — словно бы не поверил Витя.— Ну да, дома. У них был самый большой дом в Янтарном.— А-а, — махнул рукой Витя, — конечно, в таком доме не только аптеку, а целую больницу или школу можно устроить.Действительно, дом Розалины Григорьевны был двухэтажный, крытый красной черепицей, с металлическим забором. Правда, сейчас большую часть этого дома выкупили у нее новые люди, не из поселка, а приехавшие из Черняховска.— Слушай, дед, — спросил Витя, — а как ты думаешь, наш Томас волка мог бы задрать?— Волка? Конечно смог бы. Ведь он огромный, весит, наверное, килограммов восемьдесят.— А тигра?— На счет тигра не знаю. Но я читал, что с догами охотились на медведей, тигров и даже, наверное, на львов.— Да, классный пес.— Ничего, — подытожил Илья Андреевич рассуждения своего внука.А Томас уже убежал далеко вперед и исчез из виду.Он прыгал в высокой траве.— Позови-ка его, — сказал Илья Андреевич, выдыхая голубовато-белесое облачко дыма.— Томас, Томас, сюда! — звонко прокричал Витя, а затем трижды свистнул, сунув пальцы в рот.Пес появился абсолютно неожиданно. Он сделал три гигантских прыжка и застыл прямо перед Витей.— Ух ты, какой огромный! — воскликнул мальчик. — И уже успел вымазаться. Дед, гляди, лапы в грязи.— Так что же ты хотел, у него же сапог нет. Иди, иди, гуляй, хороший.Пес, услышав разрешение хозяина, бросился вначале вправо, а затем влево.— Рано темнеет, — заметил Илья Андреевич, оглядываясь на поселок, в окнах уже зажглись огни.— Мама, наверное, скоро с отцом приедут, — заметил Виктор.— Конечно приедут.Илья Андреевич Самсонов был зубным врачом. Два раза в неделю он выезжал в Калининград, где занимался частной практикой. А в остальные дни недели желающие вылечить зубы приезжали к нему в Янтарный-2.У Ильи Андреевича имелся небольшой кабинет с креслом, которое он купил в поликлинике. В общем семья Ильи Андреевича жила по нынешним временам неплохо, хотя могла бы жить и лучше, если бы Илья Андреевич, как считали зять с дочкой, продолжал работать по-настоящему, то есть, каждый день с утра до вечера.Илья Андреевич вытащил из кармана часы на длинной блестящей цепочке и близоруко щурясь, принялся смотреть на неподвижные с виду стрелки.— Еще полчаса погуляем и пойдем к поселку.— Почему полчаса? — переспросил Витя.— Пусть набегается, напрыгается.Постепенно старик с внуком уходили все дальше и дальше от дороги к берегу моря — туда, где еще со времен войны остались полуразрушенные фортификационные сооружения и карьеры, из которых после войны для отстраивающегося полуразрушенного Калининграда брали песок и камень. Поговаривали, что там, под фортификационными сооружениями, полно шахт, складов с оружием. И местные жители даже говорили, что где-то там в глубине под холмами находится затопленный заминированный военный завод, на котором при Гитлере работали узники концлагерей. Затопленный он или заминированный никто толком не знал. Но даже теперь, через столько лет после войны, туда боялись ходить. Ведь вся территория была огорожена проволокой и время от времени на покосившихся бетонных столбиках подновлялись таблички «Проход запрещен!». Что именно подразумевают эти таблички все знали. Ведь у военных людей так и не дошли руки до того, чтобы разминировать всю территорию. Правда, последние лет восемь-десять никто на минах не взрывался. Но тем не менее, ходить туда, особенно в сумерках или ночью было небезопасно. Мало ли на что можно наступить? Тронешь какой-нибудь камень, а мина давным-давно проржавевшая, может взорваться.Уже не одна корова подорвалась там на минах.Илья Андреевич прекрасно помнил, как кое-кто из его сверстников погиб, взорвавшись на минах, а кое-кто остался инвалидом. Это были одноклассники, хорошо знакомые ребята и девчонки, ужасно любопытные, как все подростки, уверенные в том, что уж с ними-то ничего не случится. А оно случалось. Смерть подстерегала в бетонных бункерах дотов, в шахтах с ржавыми прутьями ступенек. В общем, везде и повсюду на берегу залива. Пушки немцы взорвали сами и их оттуда забрали на металлолом сразу же после войны, что-то тогда и разминировали. А большинство мин, снарядов, бомб так и осталось лежать в земле. Словом, по пустырю можно было гулять. Но за покосившиеся бетонные столбики лучше было не соваться. Хотя всех подростков тянуло за проволоку словно магнитом. Ведь там было множество лазов, ходов в запутанные подземные лабиринты, в полузатопленные и полуразрушенные выработки.Витя Самсонов туда лазал, но не далеко, а здесь, сразу за столбами. И еще мальчишки любили заплыть на лодках со стороны залива, высадиться на берег, как десантники, и шнырять по бункерам. Снарядов и патронов они, в отличие от своих отцов и дедов, уже не находили. Металл давным-давно съела ржавчина, соленая вода. Но иногда счастливцам попадались довольно интересные вещички — больше всего ценились черепа и человеческие кости.— Томас! Томас! — вновь звонко крикнул Витя. — Где ты? Иди сюда! — и свистнул.Пес не появился.— Дед, что это с ним? На голос не отзывается. Ну-ка, позови ты.Илья Андреевич вытряс пепел из своей старой трубки, посмотрел на темнеющее небо, на горизонт. Илья Андреевич прекрасно знал, что стоит взобраться на холмы, как сразу же откроется бесконечная панорама, будет видно темно-свинцовое осеннее море, уходящие под утлом к берегу свайные волноломы. Он приложил руки ко рту и своим надтреснутым, уже несильным голосом прокричал:— Томас, ко мне! Томас, ко мне!Послышалось какое-то рычание, затем далекий глухой лай.— Бежит, — сказал Илья Андреевич и принялся набивать трубку душистым табаком.Вите дым не нравился, а вот как пахнет свежий табак он любил.— Дед, дай понюхать, — обратился внук.— Подойди, понюхай, — старик развернул кисет.Мальчик сунул в него нос, а затем принялся чихать.— Да постучи же по спине, дед. От этого твоего табака…— Ты же сам просил, — рассмеялся Илья Андреевич. — Ладно, пойдем искать пса.Он взял Витю за плечо и они двинулись по сухой траве, то спускаясь в низины, то выбираясь — туда, к холмам, где начиналась территория когда-то аккуратно огороженная проволокой, а сейчас лишь обозначенная покосившимися бетонными столбиками с табличками.Вновь послышался лай.— Томас! — крикнул Илья Андреевич, а Витя, сунув пальцы в рот, звонко свистнул.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7