Он был так полон жизни – больше, чем какой-либо другой мужчина из тех, кого она знала, и она так сильно его любила, что иногда даже пугалась этого. Завоевав его любовь, Тори боялась даже думать о том, что когда-нибудь может потерять ее…
Эта сентиментальная мысль заставила Тори броситься в объятия Дру, сжимая его так сильно, что он едва мог дышать. Когда она почувствовала, что широкая грудь Дру сотрясается от беззвучного смеха, она откинула голову назад, чтобы взглянуть в его лицо, резкие черты которого сейчас смягчала улыбка.
– И за что мне подвалило такое счастье, Чикаго? – спросил он, целуя кончик ее вздернутого носика.
– За то, что ты полюбил меня, когда я думала, что ты до этого никогда не дойдешь, – ответила она и, привстав на цыпочки, одарила его пламенным поцелуем. – Правда, тебе для этого потребовалось слишком много времени, Монтана. Ведь любовь смотрела тебе прямо в лицо, а ты ее не узнавал.
Улыбка сбежала с лица Дру. Он поднял свою большую руку и с любовью коснулся нежного личика Тори.
– По правде сказать, я думал, что ты слишком хороша для меня. – Его глубокий баритон звучал мягко и чуть хрипловато. – И ты была такой невинной девочкой, когда впервые призналась мне в своей любви. Я был уверен, что ты испытываешь только наивную влюбленность, от которой к концу нашего путешествия и следа не останется.
– Мое чувство было совсем не временное, – заверила его Тори. Она положила руки ему на плечи и игриво улыбнулась. – Я всегда знала, чего хочу, но ты был слишком жаден, чтобы мне это дать.
Руки его скользнули вдоль ее талии и остановились на бедрах.
– Знаешь, я думаю, что полюбил тебя в тот момент, когда ты всходила по ступеням в церковь, точно печальная маленькая принцесса из сказки. – Он опустил голову и коснулся ее губ. – Я позавидовал Хуберту за то, что он получит такую награду, которой совсем не заслуживает. И чем дольше я общался с тобой, тем больше желал, чтобы ты осталась со мной навсегда. Я хотел, чтобы из наивной неопытной девчонки ты стала взрослой женщиной, которая смогла бы жить в моем мире. А когда мне это удалось, я был уже не в силах расстаться ни с тобой, ни с воспоминаниями…
Его нежное признание тронуло ее душу, и она наградила его улыбкой, сверкающей, как лунный свет Монтаны.
– Я люблю тебя так сильно… Наверное, даже слишком сильно…
Дру отрицательно покачал головой.
– Слишком сильно – это недостаточно, Чикаго, – пробормотал он. – Задуши меня своей любовью… – Он полез в карман, достал жемчужное ожерелье и застегнул его на ее лебединой шее. – Я сохранил те бусинки, которые ты роняла на дорогу, чтобы указать мне путь, отдал их нанизать, и теперь ожерелье как новое. – Его указательный палец скользнул по нитке жемчуга, охватывающей шею. – Я хочу, чтобы каждая из этих бусинок напоминала тебе о том, что с нами было, и о том, что еще будет.
Дру внезапно резко отстранился, и она нахмурилась, ничего не понимая.
– Боже всемилостивый, я совсем забыл! – Крепко взяв ее за руки, Дру повел Тори на балкон.
– Что, бога ради?.. – Она остановилась на полуслове, заметив в лунном свете, что окружающий пейзаж как-то изменился. На расстоянии пятидесяти ярдов от дома росли две стройные трехфутовые сосны, которых совсем недавно здесь и в помине не было. Ее густые ресницы взлетели вверх, и она увидела, как Дру с усмешкой смотрит на нее.
– Мы посадили два вечнозеленых дерева по обеим сторонам парадного входа, так что, куда бы ты ни взглянула, ты увидишь символ моей любви к тебе. Вечной… как вечнозеленое дерево… – Дру положил мускулистую руку на плечо Тори и прижал ее к себе, так что она почувствовала биение его сердца.
Поток счастливых слез хлынул по ее щекам, и Дру смахнул их тыльной стороной ладони.
– Не надо слез, Чикаго, – прошептал он. – Я хочу слышать только твой смех и греться в лучах твоей любви. – С лукавой улыбкой Дру взглянул через плечо в сторону спальни. – Какой у нас сегодня джем?
Воспоминание о том волшебном утре, которое было, казалось, целую вечность тому назад тронуло губы Тори озорной усмешкой.
– Персиковый.
Дру легко поднял ее на руки и отнес на постель.
– Самый мой любимый, – пробормотал он, а голубые глаза его сверкали в предвкушении предстоящего.
Когда Дру навзничь упал на кровать, прижимая к себе Тори, ее нежный смех затопил его. Фиалковые глаза мерцали в свете лампы, освещавшей их комнату, серебристо-пепельные волосы напоминали гриву Лунного Огня, и Дру чувствовал себя на вершине блаженства. Он хотел провести всю свою жизнь в нежных объятиях Тори, наслаждаясь любовью, на которую он никогда не смел надеяться. Он всегда считал, что его женатые братья стали несдержанными и сентиментальными, женившись на женщинах своей мечты. Но Дру и сам сейчас чувствовал, что стал несдержанным и сентиментальным. Эта ослепительная фея сломала барьеры, сковывающие его чувства, и их бурлящий поток, точно гейзер, вырвался наружу.
– Господи, Чикаго, те чувства, которые я испытываю к тебе, столь ослепляют меня, что я просто не могу выразить их словами, – расстроенно выдохнул он.
Руки Тори скользнули под его рубашку, дразняще касаясь его мускулистой груди, и она с явным намеком просунула колено между его ног.
– Если слова даются тебе так тяжело, Монтана, почему бы тебе не показать, как сильно ты меня любишь. Я бы даже предпочла это…
Дру нарочито медленно провел загорелыми пальцами по ее плечу, дюйм за дюймом сдвигая вниз платье и открывая своему ненасытному взору белоснежную кожу.
– С удовольствием, Чикаго. – Его голос звучал глухо, нежность к ней сжимала ему горло. – Я надеюсь, у тебя нет других планов на сегодня. Я намерен очень подробно рассказывать тебе о своей любви.
Его соблазнительная улыбка и блеск страсти в глазах убеждали Тори в том, что он будет любить ее всю ночь, и это компенсирует ночи, потерянные из-за непонимания и препятствий, стоявших между ними в последние несколько дней.
– Интересно, ты хоть раз мог бы назвать меня по имени? – проговорила она, а руки ее изучающе касались сильного мужского тела.
– Викторией звали того не по летам развитого ребенка, которого я встретил три месяца назад, – прошептал Дру, стягивая с нее голубое атласное платье, мешавшее ему видеть каждый дюйм ее восхитительного тела. – А Чикаго – это прозвище, которым я тебя дразнил, а себе напоминал, как далеки мы друг от друга. – Сдержанная улыбка коснулась уголков его чувственных губ, когда он коснулся ими губ Тори. – Но есть одно имя, которым я буду называть тебя впредь с этого дня, – Моя Единственная Любовь…
Дру выражал свою преданность так, как ей даже не могло присниться. И когда двое влюбленных отправились в самое сокровенное путешествие, лунный свет Монтаны освещал вечнозеленые деревья, посаженные Дру и его братьями в знак его любви к пылкой фее, которая научила его, что такое любовь. Дру снова и снова доказывал ей, как она необходима ему.
Тори, не желая оставаться в долгу, изобретала все новые способы поразить этого гиганта, который стал ее солнцем. Она благодарила свою счастливую звезду за то, что Дру похитил ее со свадьбы и открыл ей новую жизнь, наполненную калейдоскопом восхитительных эмоций. Теперь, когда у нее была любовь Дру, ей ничего больше не хотелось. Он научил ее жить полной жизнью, любить сердцем, телом и душой…
– Я обожаю тебя, – пробормотал Дру голосом, прерывающимся от переполнявших его чувств.
– Я знаю, Энди Джо, – прошептала она, и сверкающие фиалковые глаза встретились с его бездонно-голубыми.
Густая бровь Дру вопросительно прогнулась.
– Ты ничего не хочешь мне сказать в ответ? – Он страстно хотел услышать от нее признание в любви, чтобы оно мягким эхом звучало в его мозгу. Хитрая улыбка коснулась ее губ.
– Конечно, хочу… – Изящным пальчиком она указала на стол. – Принеси мне персиковый джем.
Громкий смех вырвался из горла Дру, когда Тори взяла банку и написала джемом слово «Люблю» у него на груди. Ее шалости забавляли его… до тех пор, пока она не придумала весьма оригинальный способ стирать написанное.
Постепенно их игра переросла в огненную страсть.
И Дру отдался кипению чувств в глубине своей души и той всепоглощающей любви, которую он испытывал к этой белокурой нимфе.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44