Стало не так одиноко. По телу побежали мурашки. Ноги герцогини были холодными, словно лед. Габриель была уверена, что к утру замерзнет насмерть и ни одна живая душа в Данрадене не посочувствует ее печальной участи. Слеза скатилась по ее щеке. Ну, разве что Бетси, подумала Габриель. И, конечно, Голиаф. Как бы ей хотелось знать, где он сейчас!
Она села на кровати и мрачно уставилась в пустоту перед собой. Вздохнув, Габи отбросила одеяло и встала. Кто-то должен был позабыть о гордости и сделать первый шаг. И этим кем-то, по всей видимости, придется стать именно ей. Габриель на цыпочках подошла к двери в смежную комнату и замешкалась. Собрав в кулак всю смелость, словно перед боем на рапирах, Габриель повернула ручку и шагнула в спальню Кэма.
Глава 16
Комнату окутывал полумрак, но Габриель смутно различала силуэты. Чем ближе она подходила к кровати, тем медленнее становился ее шаг. Смелость, внезапно охватившая Габриель, так же быстро оставила ее. Стараясь не издавать ни звука, герцогиня осторожно попятилась обратно к двери, но вдруг краем глаза заметила тлеющий огонек возле окна. Кэм сделал глубокую затяжку. Габи услышала, как он медленно выдохнул дым сигары. До нее донесся легкий запах табака. Кэм наблюдал за ней.
Его голос был таким мягким, таким спокойным, что Габриель не сразу поняла, какими холодными были его слова.
– Разумнее отложить нашу ссору до тех пор, когда я буду лучше себя контролировать, – сказал Кэм.
Он уже давно не говорил с ней таким тоном. Сердце Габриель сжалось.
– Кэм, – прошептала она, – все не так, как ты думаешь. Ты ведь знаешь, что я никогда не оставила бы тебя, особенно теперь, когда ношу под сердцем твоего ребенка.
Ответом ей был тихий язвительный смех. Габриель, не задумываясь, направилась к мужу и с мольбой в голосе произнесла:
– Я хотела преподать тебе урок. Я собиралась вернуться, но Голиаф случайно нашел меня, и прежде чем я успела вернуться, нас арестовали.
Герцог выругался себе под нос и отвернулся от нее. Срывающимся голосом он сказал:
– Уволь меня от этих лживых оправданий! А теперь оставь меня. Если ты и дальше будешь выводить меня из равновесия, я за себя не отвечаю.
Чувство вины и раскаяния охватило Габриель. Она причинила ему боль, и это было невыносимо.
– Я люблю тебя, – сказала Габи; ей на глаза наворачивались слезы, но она поборола желание расплакаться. – Я хотела доказать тебе это.
– Ради Бога! – Кэм со злостью раздавил окурок сигары в пепельнице. – Не надо, Габи! – его голос прозвучал резко.
Колбурн уклонился от ее протянутой руки.
Габриель заколебалась.
– Прости, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.
Сквозь стиснутые зубы он произнес:
– Пожалуйста, оставь меня, пока я еще могу дать тебе такую возможность. Я сам не свой. Пожалуйста. Я не хочу причинять тебе боль.
– Напрасно ты думаешь, что можешь запугать меня, Кэм.
Спокойная уверенность жены задела его гораздо сильнее, чем Габи могла себе представить. Он ничем не мог запугать ее, а самому ему приходилось переживать невыносимые страдания. Кэм вспомнил о риске, которому Габи подвергалась, об опасности, которую она на себя навлекла, и его терпение лопнуло.
Когда герцог схватил жену за плечи, он был уверен, что собирается отшлепать ее как следует по голым ягодицам.
– Ты намеревалась доказать, что любишь меня?! – прорычал он.
– Д…да.
Кэм с такой силой набросился на ее губы, что голова Габриель откинулась назад. С молниеносной скоростью его руки заскользили по ее телу, освобождая Габи от совершенно лишней ночной сорочки. Не успела Габриель опомниться, как она уже лежала на постели на спине. Кэм своим весом, прижимал ее к матрасу.
На его губах никогда еще не было такого привкуса отчаяния, никогда еще его руки не прикасались к ее телу так настойчиво. Ураган его страсти увлек Габи за собой так стремительно, что все ее чувства смешались. Габриель обнаружила, что желание может порождать желание. Кэм требовал, и она отдавала, ничего не утаивая.
Искусный любовник, он играл с самыми уязвимыми точками ее чувственного тела – ямкой внизу шеи, нижней частью груди, спиной, внутренней стороной бедер, – заставляя дрожать от предвкушения момента, когда он овладеет ею полностью, Кэм отклонился, ликуя при каждом судорожном вздохе, каждом стоне наслаждения, каждой мольбе о спасении, которой он добивался от нее.
Пламя разливалось по их коже; движения становились все ритмичнее по мере того, как они приближались к пропасти; слова превратились в негромкие вскрикивания и стоны; сладострастные запахи и вкусы поднимали их все выше на волне удовольствий.
Герцог вошел в жену с такой силой, что у обоих перехватило дух. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы побороть захлестывающее его наслаждение. Он, не отрываясь, смотрел в глаза Габриель, когда перенес вес своего тела на руки и выпрямил их, чтобы сделать проникновение как можно глубже. Он замер, наслаждаясь ощущением безумной дрожи, которая начала охватывать ее.
Тут уж она будет ему повиноваться, пообещал себе Кэм. Тут, в самом древнем и примитивном ритуале, с помощью которого мужчина доказывает свою силу женщине. Кэм хотел сказать это жене.
– Я люблю тебя, – произнес он к собственному удивлению.
Она выгнулась ему навстречу, и он больше не в силах был сдерживаться. Кэм стал двигаться еще быстрее, подчиняя Габриель своему ритму. Он обхватил ее спину; сердца их бились, словно слились в одно; мышцы застыли в напряжении; дыхания смешались. Кэм почувствовал, что это он отдает все. А потом он чувствовал только Габриель…
Они лежали не шевелясь в объятиях друг друга, запыхавшиеся и ошеломленные. Первым пришел в себя Кэм. Нахмурившись, он отодвинулся от жены и сел на кровати. Габриель продолжала лежать, восстанавливая дыхание после неистовых ласк. Кэм зажег свечу рядом с постелью и посмотрел на жену.
Ни капли скромности, решил он. Габриель не пошевелила ни одним мускулом с того момента, как он отстранился от нее, не сделала ни малейшей попытки прикрыться. Она лежала на постели нагая, как в момент рождения, и распутная; ее кожу покрывал румянец, в глазах читалось ошеломление, шелковые волосы в беспорядке разметались по подушкам. Его жена была прекраснее и желаннее, чем имела право быть женщина. Несправедливо, что она насытилась, а он жаждет большего. Кэм опустил голову и прильнул к ее губам, властно целуя их.
Габриель подняла безвольную руку и притронулась к груди мужа.
– Кэм, нам нужно поговорить, – прошептала она, отворачиваясь от его поцелуев.
– Нет.
Убрав одной рукой ее волосы, Кэм повернул к себе голову жены и снова поцеловал.
Габриель оттолкнула его руку и приподнялась на локтях.
– Кэм, ты должен мне поверить. Я собиралась вернуться. Клянусь.
– А Голиаф просто проходил мимо, – не мог не съязвить герцог.
– Да! Нет! Я хотела сказать, что я не знала, что он в Корнуолле, просто случайно наткнулась на него. – Пресвятая Богородица, даже ей самой эти объяснения казались смешными. – Что ты с ним сделал? – потребовала ответа Габриель.
Ее тревога стала быстро нарастать, когда Габи заметила, что в глазах Кэма загорелись искры.
– Он в темнице, – недобрым голосом ответил герцог. Он прочитал по лицу жены, о чем она сейчас подумала – кандалы, тиски для больших пальцев, дыба и кипящее масло, если он не ошибался. Герцог уже проклинал себя за то, что заключил Голиафа в южной башне, в комнате, которую раньше занимала Габриель, снабженной в придачу всеми удобствами.
Габи всмотрелась в его лицо, и ее тревога постепенно угасла.
– Ах, тогда все в порядке, – сказала герцогиня. – Я на минуту испугалась, что ты сурово с ним обошелся.
Кэм стукнул кулаком по столбику кровати, и Габриель отпрянула, широко раскрыв глаза от испуга.
– Я мог бы повесить его как шпиона, – прорычал герцог.
Ее нижняя губа задрожала.
– Но ты ведь этого не сделаешь, правда, Кэм? Голиаф не шпион, и ты знаешь это. Он приехал в Корнуолл, чтобы забрать меня домой, в Нормандию. Только ради этого.
Герцог вспомнил о разговоре, который состоялся между ним и Голиафом после того, как Габриель увезли с заставы. Провалиться ему на месте, если великан не заставит его защищаться, требуя объяснить грубое поведение с Габриель. Она была невинной девушкой, строго напомнили ему, когда ее похитили из дому и увезли из Нормандии. И Кэм, словно неоперившийся юнец, краснел от обвинительного тона Голиафа. Колбурн довольно гневно ответил, что теперь Габриель самая настоящая герцогиня и скоро, возможно, станет матерью его наследника. Более высокого положения в обществе она сможет добиться, только если станет женой Наполеона Бонапарта или принца Уэльского. А поскольку оба эти джентльмена уже женаты, Габриель следовало бы поздравить с тем, что она заполучила одного из самых завидных женихов Англии.
Пламя гнева, горящее в глазах Голиафа, превратилось в нечто подозрительное, похожее на озорной огонек. Только после этого великан согласился ответить на вопросы герцога о том, с какой целью он прибыл в Корнуолл и что было известно Маскарону, и Голиаф стал, конечно, оправдывать Габриель, но этого следовало ожидать.
Ей нельзя доверять, решил Кэм. Он не станет ей доверять, даже если она поклянется в невиновности на целой куче библий! Она была лживой сукой, искусной актрисой. Но в одном он все же мог на нее положиться: Кэм знал один способ, как утвердить свое господство.
– Кэм, в чем дело?
Габриель всматривалась в лицо мужа, не зная как истолковать его полный решимости взгляд. Его глаза стали темно-голубыми и продолжали темнеть. «Страсть, – подумала она, – и немного гнева». Габриель видела в этом взгляде непоколебимую решимость, но не знала, что она означает. А потом она все поняла.
Габриель резко отпрянула от Кэма, но ее так же быстро швырнули на место. Одной рукой он вцепился ей в волосы, а другая сомкнулась вокруг ее талии.
– Я предупреждал, чтобы ты не входила сюда, – его голос был хриплым, дыхание тяжелым. – Но ты не послушалась. Ты никогда не слушаешься. Черт тебя побери, Габриель! За свои поступки надо отвечать. Тебе пора попять это.
Габриель почти мгновенно почувствовала: им руководила не любовь. По иронии судьбы, Кэм учил ее предмету, по которому она сама собиралась преподать ему урок. Ей не было страшно. Ей было тошно. Они могли с таким же успехом наброситься друг на друга с обнаженными рапирами. В том состязании, которое он сейчас навязывал ей, только один мог выйти победителем. И, как всегда, опыт Кэма уменьшал ее шансы на успех.
Но она не была бы Габриель де Бриенн, если бы сдалась без боя. Она не была совсем уж новичком в состязании, в котором неожиданно приняла участие. Словно дуэлянт, знающий кое-что о сильных и слабых сторонах противника, она бросилась в атаку. Кэм до поры до времени сдерживал собственную страсть, строго контролируя эмоции. Габриель проверила этот контроль словами нежности и бархатными ласками. Она покрывала жадными поцелуями его шею и плечи, тихо вздыхала, постанывала и шептала о своем желании, пытаясь выскользнуть из-под его влияния. Габриель почувствовала, что герцог дрогнул, но тут же овладел собой, не дав ей закрепить преимущество.
Кэм сжал ее запястья и поднял ее руки высоко над головой. Контроль. Он обрел его и теперь не уступит ей. Ему не нужна ее любовь. Ему нужна ее покорность. Куда он поведет, туда она и отправится. Она полностью принадлежит ему. И сейчас он ей это докажет.
Медленно прочертил он языком тропинку от ямки внизу ее шеи до грудей, лениво, медлительно облизывая соски, пока они не стали твердыми как гранит. Когда он взял один из них в рот, Габриель вздрогнула. Кэм медлил, улыбаясь своему удовлетворению, когда ей стало тяжело дышать. Она попыталась освободить руки, но он не позволил ей прикасаться к нему. Кэм начал сильно сосать, и она выгнулась ему навстречу.
Не торопясь, он стал опускаться ниже, губами и языком исследуя каждое ребро, ничем не пренебрегая в стремлении заставить Габриель сдаться. Раскрытой ладонью он погладил мышцы на ее животе. Кэм опустил голову и провел губами по тонкой серебристой ниточке шрама на ее бедре. А потом его язык скользнул глубже и прикоснулся к ней в самом интимном и чувствительном месте. Габриель замерла. Он снова прикоснулся к ней языком, и ее охватила дрожь.
Кэм поднял голову. Габриель судорожно извивалась, с большим трудом вдыхая каждую порцию воздуха, бессвязно протестуя против того, что он с ней делал. Неотрывно глядя ей в глаза, он погрузил в нее пальцы. Габриель грубо выругалась. Улыбаясь, Кэм надавил сильнее, ритмично двигаясь, погружаясь все глубже в ее теплую плоть, заставляя повиноваться его требованиям. В глазах жены Кэм увидел, как сопротивление борется со страстью, в тот момент, когда она перестала осознавать что-либо, кроме ощущений, которые он вызывал.
Когда все закончилось и тело Габриель обмякло, она взглянула на мужа. Игнорируя этот обиженный взгляд, он широко раздвинул ее колени, располагая Габи так, чтобы сделать собственное удовольствие как можно более полным. И впервые за все время, он использовал ее быстро и рационально, исключительно как источник удовлетворения своего плотского аппетита.
Габриель не произнесла ни звука, даже не попыталась сопротивляться, когда Кэм повалил ее на спину рядом с собой. Он ожидал слез и упреков или даже ударов кулаком. Она же лежала, словно каменная статуя, подавленная и задумчивая. Он чувствовал себя опустошенным и удивительно неудовлетворенным.
Кэм пошевелился и потянул одеяло, чтобы прикрыть наготу жены. Габриель, казалось, не заметила этого заботливого жеста. Ее взгляд был сосредоточен на балдахине, висевшем над кроватью. Кэму стало интересно, о чем она думает. Ее молчание лишало его присутствия духа.
Повернувшись к жене, герцог обхватил ее рукой за талию и притянул к себе. Габриель вздохнула и отвернулась от него, не сопротивляясь, а так, словно ее не волновало ого присутствие или она просто не замечала его. Кэм привык к тому, что жена старалась расшевелить, вывести его из задумчивости в те моменты, когда они приходили в себя после утоления страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52