— Конечно, мы вторгнемся. Но я хочу знать, почему Ваннек считал необходимым запрятать этот дневник и почему двое других людей разыскивали его ночью.
— Но, Маттиас…
— О чем тут спорить, Имоджин. Если ты не хочешь читать дневник своей подруги, я прочитаю его сам.
Прежде чем Имоджин успела что-то ответить дверь в библиотеку открылась и появилась Патриция. Она испуганно уставилась на перевязанную руку Маттиаса.
И вдруг закричала. Пронзительно и настолько громко, что крик этот, как показалось Маттиасу, достиг каждого уголка дома.
— Все в порядке, Патриция! — торопливо сказала Имоджин. — Маттиас скоро поправится.
— Это проклятие! — Патриция прижала ладонь к горлу. — Кровь пролилась! Как и было предсказано.
Повернувшись, она бросилась бежать. Через открытую дверь Маттиасу было видно, как она взбегала по лестнице, словно за ней гнались демоны Замара.
— Мне уже приходила в голову мысль, что сестра рождена для сцены, — пробормотал Маттиас. — Что она тут плела? Что за вздор она несла о каком-то проклятии?
— Она что-то говорила раньше об этом. — Имоджин нахмурилась. — По-видимому, она вместе с другими девушками, которые посещают салон леди Линдхерст, занималась изучением проклятия Ратледжа.
— Черт побери! Я думал, у Селены больше здравого смысла.
— Лично я сомневаюсь, что леди Линдхерст сама в него верит, — сказала Имоджин. — Уверена, что для нее это всего лишь занимательная игра. Но юные доверчивые леди в возрасте Патриции принимают это всерьез.
— Ох уж эти тонко чувствующие леди! — со вздохом сказал Маттиас. — С ними всегда проблемы.
Имоджин долго лежала без сна. Маттиас давно заснул, а она то и дело ворочалась, пытаясь найти удобное положение. Минуты казались вечностью. Сноп лунного света, падавшего на ковер, медленно смещался. Она знала, что Маттиас рядом с ней, и в то же время испытывала гнетущее чувство одиночества, когда думала о том, что ей предстоит читать дневник Люси. По какой-то непонятной причине ей ужасно не хотелось открывать его. И дело объяснялось не только тем, что она вынуждена будет вторгнуться в личную жизнь подруги.
В то же время она чувствовала, что не заснет, если не перелистает дневник. Маттиас наверняка прочитает его, если еще не сделал этого. Какой смысл сопротивляться тому, что неизбежно случится?
Имоджин выскользнула из теплой кровати, набросила халат, сунула ноги в тапочки и посмотрела на Маттиаса. Он лежал на животе, отвернув голову в сторону. Обнаженные плечи его глянцевито поблескивали на фоне белых простыней и выглядели особенно широкими и мощными. Лунный блик играл на его черной шевелюре. Имоджин пришло в голову, что в Маттиасе есть нечто такое, что роднит его с ночью.
Холодок предчувствия пробежал по телу Имоджин. Ей вспомнилась выходящая из тьмы фигура, которая воплощала в себе черты и Маттиаса, и Замариса.
Резко отвернувшись от кровати, она, освещаемая лунным светом, прошла в свою спальню и закрыла за собой дверь. Дневник Люси лежал на столике возле окна. Имоджин взяла его в руки и задумалась. Нежелание читать его почему-то даже возросло. Создавалось впечатление, что какая-то невидимая сила пыталась удержать ее от чтения.
Рассердившись на себя за глупые фантазии, она села в кресло и зажгла лампу.
Маттиас дождался, когда дверь за Имоджин закрылась, перевернулся на спину, запрокинул руки над головой и уставился в темный потолок.
Он знал, что Имоджин ушла в свою спальню, чтобы читать дневник Люси. Если там есть ответы на вопросы, которые мучили ее, она их узнает.
Из сказанного Горацией Маттиас сделал вывод, что Люси не была таким уж преданным другом. Было очевидно, что доброта леди Ваннек имела какую-то тайную подоплеку. Маттиас успокоил себя, что самое худшее, с чем Имоджин может столкнуться во время чтения, это некоторые неприятные вещи о Люси.
Но он знал, что лжет самому себе. Правда о Люси — далеко не самое худшее, что может всплыть.
Самое худшее заключается в том, что Имоджин узнает правду о нем.
Некоторое время Маттиас колебался, но затем понял, что больше не может ждать. Зловещая тишина в смежной комнате, похоже, была способна свести его с ума. Он отбросил одеяло и встал с кровати. Конечно же, он поступил как глупец. Возможно, еще не поздно поправить дело.
Он отыскал халат, попытался было просунуть раненую руку в рукав, но, не сумев, набросил его на плечи наподобие накидки и направился к двери.
Затаив дыхание, он некоторое время прислушивался, затем открыл дверь.
Он испытал горечь сожаления, когда увидел Имоджин, сидящую в кресле у окна. Раскрытый дневник Люси лежал переплетом вверх у нее на коленях. Маттиас понял без слов, что его подозрения относительно сведений, содержащихся в дневнике, оправдались. Он стоял с покорной обреченностью, сжимая дверную ручку.
— Имоджин!
Она повернулась к нему. По ее щекам катились слезы.
— В чем дело? — прошептал он.
— У Люси был любовный роман. — Голос ее прервался, она всхлипнула. — Конечно, в этом нет ничего удивительного, если учесть ее несчастливый брак. И я не осуждаю ее за то, что она пыталась найти утешение на стороне… Честное слово, не осуждаю… Только… Маттиас, зачем она использовала для этого меня? Я думала, что она мне друг.
Маттиас почувствовал спазм в желудке. Он предполагал, что будет что-нибудь вроде этого.
— Люси использовала тебя?
— Оказывается, поэтому-то она и пригласила меня к себе три года назад. — Имоджин промокнула платочком глаза. — Это была единственная причина, почему она хотела меня видеть в Лондоне. Она надеялась, что в этом случае Ваннек не узнает о ее романе. Если бы он узнал, он мог бы лишить ее наследства, и она боялась этого… Или отправил бы в деревню… Он и без того был зол на Люси за то, что она не родила ему наследника.
Маттиас медленно подошел к Имоджин.
— Понимаю.
— Люси пишет, что она терпеть не может прикосновений Ваннека к ней. Она вышла за него лишь из-за титула и денег. — Имоджин покачала головой, словно не могла до конца осознать то, что вычитала. — Она очень откровенно пишет обо всем.
Маттиас остановился рядом с Имоджин. Он не проронил ни слова.
— Она решила, что, если я буду ее постоянным компаньоном в городе, Ваннек станет думать, что объектом страсти ее любовника являюсь я.
Все частички одной несложной загадки встали на место.
— Аластер Дрейк, — произнес Маттиас.
— Что? — Сморкаясь, Имоджин бросила взгляд на Маттиаса. — Ах да… Конечно же, Аластер… Он был ее любовником. Люси страстно любила его… Она пишет" что собиралась бежать с ним, что хотела с ним видеться как можно чаще.
— И благодаря тебе имела возможность проводить время с Дрейком, не возбуждая подозрений Ваннека, — полуутвердительно сказал Маттиас.
— Да. — Имоджин вытерла глаза ребром ладони. — Аластер был в сговоре с ней и делал вид, что я и есть та леди, к которой он стремится сердцем… Ваннек и все остальные, в том числе и я сама, верили ему. Он очень убедительно играл. Одно время я даже считала… Ах, да какое значение теперь это имеет!
— Я очень сожалею, что ты узнала таким образом правду.
— Не кори себя за это, Маттиас. Ты не мог знать, что именно я обнаружу в дневнике Люси. — Она грустно улыбнулась. — Я вынуждена сделать вывод, что ты прав. Похоже, я действительно во многих отношениях слишком наивна… И легковерна.
— Имоджин…
— Просто удивительно! Когда я была рядом с Аластером, мне и в голову не приходило, что он влюблен в Люси. Я и предположить не могла, что он использует меня, чтобы встречаться с ней и открыто, и тайно! Теперь понятно, почему Люси была в таком отличном настроении, когда мы ходили куда-нибудь втроем.
— Сожалею, — прошептал Маттиас.
Никаких других слов в эту минуту он найти не мог. Он осторожно поднял ее с кресла.
— Маттиас, ну как я могла быть такой глупой? — Имоджин прислонила голову к его груди. — Люси такие недобрые вещи написала обо мне… Она насмехалась надо мной… Выходит, я совсем не знала ее.
Маттиас не ведал, какими словами успокоить Имоджин. Обняв ее, он молча смотрел в темное окно.
Он спросил себя, может быть, у него и в самом деле слабые нервы. Или же отчаяние, от которого у него все заледенело внутри было той ценой, которую он заплатил за то, что растоптал нежный невинный цветок?
Глава 16

Двумя днями позже Имоджин мерила шагами маленькую гостиную Горации, держа в руке чашку с чаем.
— Я до сих пор не могу прийти в себя из-за того, что так ошибалась в Люси.
— Я знаю, что ты не любишь, когда плохо говорят о ней. — Сидя на диване, Горация озабоченно наблюдала за Имоджин. — Ты считала ее своим другом, а тех, к кому ты хорошо относишься, всегда видишь в розовом свете.
— Она действительно была моей подругой. — Имоджин остановилась перед окном и некоторое время смотрела на улицу. — Она была добра ко мне, когда мы жили по соседству в Аппер-Стиклфорде.
— Это ты была добра к ней. Ты всегда приглашала ее остаться на ночь.
— Она дарила мне свои платья.
— После того как они выходили из моды, — пробубнила Горация.
— Мода не важна в Аппер-Стиклфорде.
— Для Люси она была важна.
Имоджин пропустила мимо ушей реплику тети.
— Она часто приезжала навестить меня и посидеть за чашечкой чая после смерти моих родителей.
— Она навещала тебя, потому что изнывала от скуки. Жизнь в деревне ей была не по вкусу.
— Мы говорили с ней о древнем Замаре.
— Ты говорила… Подозреваю, что Люси только притворялась, что ее интересует Замар.
Имоджин повернулась столь резко, что чашка звякнула о блюдце.
— Почему ты так говоришь? Горация тяжело вздохнула:
— Я согласна допустить, что твою Люси знала не очень хорошо, но то, что я знала, отнюдь не располагало к этой женщине.
— Сплетни! — заявила Имоджин. — Ничего, кроме сплетен.
— Прошу прощения, дорогая, но все говорит о том, что она была эгоистична, своенравна, безрассудна и обладала эксцентричным, непредсказуемым нравом.
— Ей отчаянно хотелось уйти из дома ее дяди. Джордж Хэконби был весьма неприятный человек. Мои родители не любили его.
— Это мне известно, — подтвердила Горация.
Имоджин вспомнила глаза Люси, когда та в первый раз пришла к ней и попросила разрешения остаться на ночь.
— Хэконби пугал ее, особенно когда был пьян. И поэтому она часто ночевала в моем доме, чтобы не оставаться с ним наедине.
— И ты оставляла ее. — Горация пожала плечами. — Имоджин, я вовсе не хочу ссориться с тобой из-за этого. Люси умерла. Ничего не изменится, если мы начнем ворошить ее прошлое.
— Это верно.
Горация внимательно посмотрела на племянницу:
— Ты говоришь, что узнала о связи между Люси и мистером Дрейком из ее дневника?
— Да. Я знаю, что читать чужой дневник нехорошо, но Колчестер убежден, что это прольет свет на убийство Ваннека. Я прочитала примерно две трети, но пока не нашла ничего, что объясняло бы причины убийства.
Горация нахмурилась:
— Я думала, что Ваннека убил какой-нибудь разбойник.
— У нас есть сомнения на этот счет… Так или иначе, Колчестер сказал, что если я не стану читать дневник, он сделает это сам. Я сочла своей обязанностью скрыть то, что написала Люси для себя, не думая, что когда-нибудь это будет прочитано.
— Понятно. А могу я узнать, каким образом Колчестер завладел этим дневником?
Имоджин прокашлялась.
— Он… гм… обнаружил его, когда посетил дом лорда Ваннека.
— Какого дьявола он туда ходил?
— Его беспокоят некоторые детали убийства Ваннека, — объяснила Имоджин. И после небольшой паузы добавила:
— Он надеялся кое-что выяснить, поговорив со слугами.
— Понятно.
Скептические нотки в голосе тети не понравились Имоджин.
— Это вполне естественно, — с горячностью проговорила она. — Ведь пошли слухи, что Ваннека убил Колчестер. Конечно, было бы хорошо, если бы он заранее сказал мне, что собирается ехать в дом Ваннека.
Горация приподняла брови:
— Я согласна с тобой, что Колчестер в весьма щекотливом положении. Но для него это не впервые.
— Он хотел снять с себя подозрения и пресечь слухи.
— Боюсь, это непосильная задача, и думаю, он знает это не хуже моего, — сухо сказала Горация. — В свете всегда любили посплетничать о Безжалостном Колчестере. А такая мелочь, как истина, в этом деле вряд ли что-либо изменит.
— Не называйте его Безжалостным.
— Прошу извинения. — Впрочем, тон ее был не извиняющийся, а скорее раздраженный.
Имоджин недоуменно свела брови:
— Тетя Горация! В чем дело?
— Ничего особенного, дорогая, — на сей раз ровным тоном проговорила Горация. — Давай лучше вернемся к тому, с чего начали. Ты говоришь, что Колчестер обнаружил дневник Люси и дал тебе почитать? -
— Да. Я, наверное, закончу читать уже сегодня… Но сомневаюсь, что узнаю еще что-нибудь новое. Бедняжка Люси была страшно увлечена Аластером Дрейком. Она собиралась убежать с ним. Люси мечтала уехать в Италию, где они оба могли свободно жить и любить.
— Полагаю, что и в Италии Люси хотела жить на широкую ногу, как привыкла здесь? — заметила Горация.
— Как выяснилось из ее дневника, Аластер имеет солидный доход.
— Вот как.
— Но он не хотел везти ее в Италию. — Имоджин вспомнила, с каким отчаянием Люси пишет об этом в дневнике. — Она была в полном смятении… Люси очень любила его.
— В самом деле?
— Она пишет, что Ваннек часто приходил в ярость, когда она отказывалась от… выполнения супружеских обязанностей. Несколько раз он брал ее силой. — Имоджин передернула плечами. — Ее можно понять. Однажды она даже пошла на то, чтобы избавиться от ребенка Ваннека. Она пишет, что консультировалась по этому поводу с женщиной в Берд-Лейне, которая оказывает подобные услуги.
— Понятно.
— Я думаю, что Ваннек узнал либо об аборте, либо о ее планах бросить его.
— И, придя в ярость, убил?
— Да. Такова вкратце суть событий, — сказала Имоджин. Но, повторяя это про себя, она то и дело
Возвращалась к словам Ваннека о том, что он совершенно не причастен к смерти Люси.
— Что ж, если Ваннек убил Люси, он заплатил за свое преступление, — сказала Горация.
— Да, но кто убил его? — тихо спросила Имоджин.
— Скорее всего, мы этого не узнаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41