Лица трех судей обернулись к Бурцеву. Бурцев маленький, узенький, с седен
ькой головой нервно встал.
Ц Если суд признает мои обвинения Азефа недоказанными, а я останусь при
прежнем убеждении, что Азеф провокатор, то я всё же буду бороться с ним. Но,
если хотите, тогда при каждом выступлении против Азефа я буду упоминать,
что суд высказался против меня. К тому же предоставляю партии эс-эров пра
во реагировать на мою дальнейшую агитацию всеми способами, вплоть до уби
йства.
Лица трех судей повернулись от Бурцева к Чернову.
Ц Ах, так! Такой компромисс, вот именно с упоминаньицем «вплоть до убийст
ва» для нас приемлем.
Чернов откашлялся и начал речь. Эта речь отличалась от его обычных высту
плений. Она скудно была украшена пословицами, поговорками. Оратор забыва
л от взволнованности. Он говорил о биографии Азефа, затем об Азефе, как соз
дателе партии с. р. и главном ее руководителе, об Азефе, как о главе Б. О., о том
, как Азеф убил Плеве, как убил Сергея и как совсем недавно перед тем, как от
казаться от руководства Б. О., Азеф подготовлял убийство царя на «Рюрике»
и как исполнитель плана, матрос Авдеев, уже стоял с револьвером в кармане
перед царем, смотря ему в лицо и, не зная почему, не выстрелил.
Ц Так неужели ж, товарищи, Ц кричал Чернов, Ц даже зная только этот факт
готового цареубийства, нанесения удара самодержавию в самый «центр цен
тров», несовершенного только благодаря случайности и без вины Азефа, неу
жели этого одного недостаточно, чтобы видеть какая ужасная, какая гнусна
я клевета возводится Бурцевым на большого революционера! Когда, скажите
мне, когда были в истории провокаторы, убивавшие министров, великих княз
ей, подготовлявшие цареубийство? Разве не видна здесь бессмысленность, н
изость и весь ужас обвинений Азефа?!
Лопатин перевел с Чернова удивленный взгляд на Бурцева. Одновременно с н
им на Бурцева с сожалением смотрела Фигнер. Натансон ненавистно глядел н
а седенького старичка. Савинков, захваченный речью Чернова, был возбужде
н, не скрывая своего негодованья в жестах. Кропоткин был бесстрастно спо
коен. Бурцев сидел, словно никаких новостей не было в криках Чернова. А он
кричал распевным великорусским говором всё резче, всё сильней. Теперь го
ворил о том, как царское правительство давно старалось скомпрометирова
ть опаснейшего правительству врага Ц Азефа, подсылая в партию письма, и
как наконец департаменту полиции это удалось осуществить при посредст
ве Бурцева.
Ц Этот тайный, гнусный поход на товарища, на друга был начат задолго до в
ас, господин Бурцев! Еще в 1903 году было брошено первое подозрение на Азефа и
тогда же суд из литераторов Пешехонова и Гуковского принужден был извин
иться перед Азефом и признать все обвинения вздором. Но надо было видеть
товарища, стоявшего во главе террора, как тяжело он переносил эти гнусно
сти, которые незаслуженно бросали в лицо тому, кто вел партию к славе! Да, А
зеф плакал тогда, плакал на моих глазах как ребенок! И мы утешали его, увер
яя, что такие тернии в борьбе с царизмом есть и будут у всякого террориста
, ибо эта борьба не на живот, а на смерть! И вот опять: Ц один из членов парти
и получил письмо явно полицейского происхождения, на которое, разумеетс
я, мы не обратили внимания. За ним Ц предатель Татаров оговаривает лучше
го, светлого борца партии на пути к революции! Но с Татаровым за это партия
рассчиталась, доказав, что предатели к сожалению в партии есть, но это не
Азеф, а Ц Татаров. И он нами убит!
Снова судьи повернулись к Бурцеву. Приоткрыв рот, выставив два зуба, Бурц
ев слушал Чернова. Ничего нельзя было разобрать на его лице.
На третьем часу своей речи Чернов перешел к характеристике Азефа, как че
ловека и семьянина.
Ц Господа, попавшие в сети охранников, не гнушаются даже тем, что одним и
з доказательств провокации, так сказать, «подкрепляющим», приводят нару
жность Азефа и манеру его обращения с людьми! Да, скажу я, Иван часто произ
водил первое неприятное впечатление на людей. Но ведь он же не институто
чка, не этуаль какая-нибудь, чтоб чаровать зрение господ с ним встречающи
хся! И тут да позволено будет, есть такая пословица: «Не цени собаку по шер
сти»! Но все, кто только ближе узнавал Азефа, начинали его любить самой неж
ной привязанностью как друга, как брата. Надо только хорошенько всмотрет
ься в это открытое лицо и в его чистых детских глазах нельзя не увидеть до
броты, а увидев его в кругу семьи и товарищей, нельзя не полюбить этого дей
ствительно доброго человека и нежного семьянина. Ц Тут судьи увидели, ч
то Бурцев записывает слова Чернова. Ц И вот чуткого, доброго человека, бе
зупречного семьянина, отважного борца с самодержавием, вписавшего лучш
ие страницы в историю русской революционной борьбы, осмеливаются клейм
ить самым гнусным, самым беззастенчивым образом господа, либо просто ищу
щие сенсаций, либо ставшие странными жертвами департамента полиции!
Чернов повернулся к Бурцеву и проговорил целый час. На пятом часу он, отир
ая платком лицо, рот и руки, сел.
Встал Савинков.
Ц Товарищи! Ц проговорил он тихо. «Опять театр для себя» Ц подумал Чер
нов, взглянув на Савинкова.
Ц Товарищи, Ц повторил Савинков. Чернов недовольно завозился.
Ц Я друг Азефа и может быть моя дружба с ним интимнее отношений всех оста
льных товарищей, ибо наша дружба спаяна кровью. Не день и не год мы жили с А
зефом. Мы жили годы. И шли сквозь кровь, убивая многих во имя революции и те
ряя по кровавому пути многих любимых и дорогих. И вот лучшему другу, отваж
нейшему борцу, главе террора брошено грязное обвинение! Я рассматриваю э
то, как обвинение всей Б. О. и мне всего больней говорить об этом, ибо я проти
вник даже всякого разбирательства деятельности Азефа. Он выше подозрен
ий. Но теперь я вынужден и буду говорить об Азефе, как террорист, как его бр
ат по духу и крови. Разрешите же сначала сделать мне сухой перечень славн
ых дел, произведенных Азефом! Я начинаю: Ц он знал о покушении на харьковс
кого губернатора Оболенского, он подготовлял убийство уфимского губер
натора Богдановича, он руководил всей работой Б. О. с 1903 года! Он поставил уб
ийство Плеве, он поставил убийство Сергея, он ставил покушение на генера
ла Трепова, на киевского генерал-губернатора Клейгельса, нижегородског
о барона Унтербергера, он ставил покушение на московского генерал-губер
натора Дубасова, на министра внутренних дел Дурново, на генерала Мина, на
заведующего политическим розыском Рачковского, дабы убить его вместе с
предателем Гапоном, при чем Гапон был убит. Он ставил покушение на адмира
ла Чухнина, он покушался на премьер-министра Столыпина, он санкциониров
ал и послал исполнителей убить провокатора Татарова, он ставил покушени
е на генерала фон дер Лауница, на прокурора Павлова, он ставил покушение н
а великого князя Николая Николаевича и, наконец, на царя Николая II. Скольк
о отдано крови и сколько пролито крови вы знаете сами! И неужто ж теперь мы
бросим грязью в того, кто был душой и гильотиной этих славных дел?
Чернов смотрел на фигуру Савинкова с неудовольствием. Савинков стоял че
ресчур бледный. Узкие монгольские глаза горели. Румянец выступил пятнам
и на продолговатом бледном лице. Вся фигура в черном, двубортном, ловко си
дящем костюме была убедительна и красива.
Ц Я знаю Азефа так, как его никто не знает! Я люблю его как брата, и никогда
не поверю никаким подозрениям в силу их полной бессмысленности! Я знаю А
зефа, как человека большой воли, сильного практического ума и крупного о
рганизаторского таланта! Я видел его неуклонную последовательность в р
еволюционном действе, его спокойное мужество террориста, наконец его гл
убокую нежность к семье. В моих глазах это даровитый, твердый, решительны
й человек, которому нет у нас равного. И вот я обращаюсь к вам, Владимир Льв
ович! Ц Савинков повернулся к Бурцеву и, жестикулируя правой рукой, прог
оворил с пафосом:
Ц Вместо необоснованных обвинений, пятнающих имя великого революцион
ера и вносящих страшную дезорганизацию в святое дело террора и революци
и, вместо обвинений я призываю вас, как историка революционного движения
, сказать: Ц есть ли в истории русского освободительного движения и в осв
ободительном движении всех стран более блестящее имя революционера, че
м имя Азефа?!
Бурцев нервно встал.
Ц Нет! Я не знаю в русском революционном движении ни одного более блестя
щего имени, чем имя Азефа, Ц проговорил он. Ц Его имя и деятельность боле
е блестящи, чем имена и деятельность Желябова, Сазонова, Гершуни, но тольк
о под условием если он честный революционер. Я же убежден, что он негодяй и
агент полиции!!
Ц Гадость! Мерзавец!! Ц бросившись с мест, закричали Натансон и Чернов.

Бесстрастный П. А. Кропоткин зазвонил в колокольчик и встав проговорил:
Ц Объявляю перерыв на два часа. После перерыва слово будет предоставле
но Владимиру Львовичу Бурцеву.

2

На этот раз председательствовал шлиссельбуржец Герман Лопатин. Чернов
казался опухшим и измученным. Натансон бледен меловой бледностью невыс
павшегося человека. Савинков нервен. Спокойны были лишь судьи.
Ц Ваше слово, Владимир Львович, Ц проговорил Лопатин.
Бурцев встал, поправил очки, откашлялся.
Ц Я убежден в том, Ц начал он, Ц что в борьбе с революцией провокация яв
ляется главным оружием существующего полицейского строя. Если бы револ
юционерам удалось разбить эту цитадель самодержавия, то неизвестно уде
ржалось ли бы самодержавие вообще. Это мое глубокое убеждение. И, исповед
уя эту истину, я посвятил свои малые силы борьбе именно с этим злом: Ц с пр
овокаторами. Но в силу многих причин, зачастую психологических, дело это
чрезвычайно трудное. И вести его приходится с величайшей осторожностью.
Вот именно с такой величайшей осторожностью начал я расследование моих
подозрений Азефа.
В том, что в партии с. р. есть центральная провокатура я был убежден давно. В
этом убеждены и члены партии. За это говорили многие события и прежде все
го полный паралич террора. Что провокатор этот работает в департаменте п
од псевдонимом «Раскин» установил М. Е. Бакай. С этого момента все мои силы
напряглись к одному: Ц выяснить, кто из членов партии скрывается под псе
вдонимом сотрудника «Раскина». Это было нелегко, длилось долго. Не буду р
ассказывать, сколько пришлось положить труда, чтобы систематизировать
всё относящееся к неизвестному «Раскину». Эта работа проделана мной и Ба
каем. Все собранные, тщательно выверенные факты, указывали с безусловной
очевидностью, что «Раскин» Ц Азеф. Но я никому во время работы не выговор
ил этой фамилии. Только когда не было уже никаких сомнений, я решил сделат
ь последнюю проверку через Бакая. Я попросил Бакая рассказать, что ему из
вестно по службе в охранном о Чернове и Савинкове. Он рассказал. Сказал, чт
о часто видел их карточки. Карточки охранным рассылались по провинции. Т
огда, как бы невзначай, я спросил: Ц а что вы знаете об Азефе? Бакай ответил
, что Азефа совсем не знает. Как же так, сказал я, это видный эс-эр? Бакай сказ
ал, что никогда даже не слыхал об Азефе. Ц Позвольте, говорю я, ведь это же
глава боевой организации? Ц Невероятно, Ц ответил Бакай, Ц мне не знат
ь главу боевой организации, всё равно, что не знать директора департамен
та полиции. И тут я впервые выговорил фамилию Азефа, как подозреваемого «
Раскина». Ц Если таковой существует, Ц ответил Бакай, Ц если он друг Че
рнова и Савинкова, глава боевой, и о нем у нас ничего неизвестно, его не раз
ыскивают, карточек не рассылают, значит он «подметка», то есть сотрудник.

Вот когда впервые я назвал фамилию Азефа. В России лилась кровь революци
онеров, посылаемых Азефом на казнь. Я во всеоружии данных обратился в ЦК п
артии, заявив о подозрении. Но этот шаг оказался совершенно бесплодным. В
течение года добивался я расследования ЦК моих подозрений Азефа. ЦК либо
отмалчивался, либо отказывался от расследования.
Но время шло. Азеф губил людей. А я напрасно добивался у ЦК расследования д
ела. Когда же совсем недавно я прочел Ц Бурцев повернулся в сторону Черн
ова и Савинкова, Ц что в Петербурге опять повешены террористы Зильберб
ерг, Сулятицкий, Никитенко, Синявский, Лебединцев, Трауберг, Синегуб, то бу
дучи убежден, что их отослал на виселицу Азеф…
Ц Гнусная ложь! Ц закричал Чернов.
…Я заявил ЦК, что теперь уж выступаю в прессе, ибо необращение партией вни
манья на обвинения Азефа равносильно посылке на виселицу молодых, самоо
тверженных революционеров. Я не мог молчать. И вот мы дошли до суда, но не н
ад Азефом, а надо мной. Но теперь и я обвиняю не только Азефа. Я обвиняю парт
ию в злостном попустительстве, стоившем жизни десяткам самоотверженны
х революционеров. Я обвиняю вас, господа Черновы и Савинковы! Вы всячески
отводили расследование подозрений Азефа и слухов о нем в течение нескол
ьких лет и только когда я пригрозил прессой, вызвали не Азефа, а меня на су
д, недвусмысленно намекая, что можете со мной расправиться. Но когда я док
ажу вам, в этом суде, предательство Азефа, я позволю себе спросить и вас: Ц
почему так долго, почему так страстно вы оберегали предателя и вешателя
Азефа?
Ведь, разобравши весь материал о провокации Азефа и о попытках разоблачи
ть его, оказалось, что я вовсе не первый, называвший его предателем и довед
ший это до сведения ЦК партии. Где ж причины тому, что в самом центре парти
и, в течение множества лет безвозбранно работал провокатор? Причины эти
в том, что в ЦК царили и царят самые темные стороны партийно-организацион
ных нравов.
Шесть лет назад пропагандист студент Крестьянинов обвинил Азефа в пред
ательстве. Он узнал о полицейской службе Азефа через филера Павлова. Раз
биралось ли это дело партией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44