Ч Если я и признаюсь вам в любви, то не сегодня.
Ч Лучше будет, если вы этого никогда не сделаете.
Ч Почему?
Ч Потому что это может привести только к двум вещам.
Ч К каким?
Ч Либо я вас отвергну, и тогда вы на меня рассердитесь, либо сойдус
ь с вами, и тогда у вас будет незавидная любовница: женщина нервная, больна
я, грустная, а если веселая, то печальным весельем. Подумайте только, женщи
на, которая харкает кровью и тратит сто тысяч франков в год! Это хорошо для
богатого старика, но очень скучно для такого молодого человека, как вы… В
се молодые любовники покидали меня.
Я ничего не ответил, я слушал. Эта ужасная жизнь, от которой бедная д
евушка бежала в распутство, в пьянство и в бессонницу, произвела на меня т
акое впечатление, что я не находил слов.
Ч Однако, Ч продолжала она, Ч мы говорим глупости. Дайте мне руку
, и вернемся в столовую».

Почему она стала его любовницей? Он был беден, а страстные признания в люб
ви ей доводилось выслушивать не меньше десяти раз на дню. Но он продолжал
свои атаки с пламенным упорством. «Эта смесь веселости, печали, искренно
сти, продажности и даже болезнь, которая развила в ней не только повышенн
ую раздражительность, но и повышенную чувственность, возбуждали страст
ное желание обладать ею…» В ней жила трогательная непосредственность, «
временами она страстно рвалась к более спокойной жизни… Пылкая, она легк
о поддавалась искушению и была падка на наслаждения, но при этом не терял
а гордости и сохраняла достоинство даже в падении».
Молодому Дюма не были чужды благородные порывы: любовь к матери научила
его жалеть всех женщин, несправедливо выброшенных из общества. Чистосер
дечный, несмотря на всю свою пресыщенность, он сочувствовал их горестям,
умел вызывать их на откровенность и угадывал слезы под маской притворно
го веселья. К куртизанкам он был бесконечно снисходителен. Он считал их н
е преступницами, а жертвами. Они были благодарны ему за то уважение, котор
ое он им выказывал в их унижении. И нет никакого сомнения, что именно это п
ривлекало к нему Мари Дюплесси. Однажды она сказала ему: «Если вы пообеща
ете беспрекословно выполнять все мои желания, не делать мне никаких заме
чаний, не задавать никаких вопросов, то, быть может, в один прекрасный день
я соглашусь вас полюбить…»
Какой юноша в двадцать лет откажется дать такое невыполнимое обещание? И
на время Мари бросила почти всех своих богатых покровителей ради этого
серьезного и красивого «пажа». Ей доставляло удовольствие, вновь превра
тившись в гризетку, гулять с ним по лесу или по Елисейским полям. В ее комн
ате, «где на возвышении стояла великолепная кровать работы Буля, ножки к
оторой изображали фавнов и вакханок», она давала ему упоительные «празд
нества плоти». Ах как ему нравились ее огромные глаза, окруженные черным
и кругами, ее невинный взгляд, гибкая талия и «сладострастный аромат, кот
орым было пронизано все ее существо»!
Дюма-отец рассказывает о том, каким образом сын поведал ему о своей побед
е.


«Проследуйте за мной во Фра
нцузский театр, там в этот вечер давали, кажется, „Воспитанниц Сен-Сирско
го дома“. Я шел по коридору, когда дверь одной из лож бенуара отворилась и
я почувствовал, что меня хватают за фалды фрака. Оборачиваюсь. Вижу Ч Але
ксандр.
Ч Ах это ты! Здравствуй, голубчик!
Ч Войдите в ложу, господин отец.
Ч Ты не один?
Ч Вот именно. Закрой глаза, а теперь просунь голову в щелку, не бойс
я, ничего худого с тобой не случится.
И действительно, не успел я закрыть глаза и просунуть голову в двер
ь, как к моим губам прижались чьи-то трепещущие, лихорадочно горячие губы
. Я открыл глаза. В ложе была прелестная молодая женщина лет двадцати Ч дв
адцати двух. Она-то и наградила меня этой отнюдь не дочерней лаской. Я узн
ал ее, так как до этого видел несколько раз в ложах авансцены. Это была Мар
и Дюплесси, дама с камелиями.
Ч Это вы, милое дитя? Ч сказал я, осторожно высвобождаясь из ее объ
ятий.
Ч Да, я. А вас, оказывается, надо брать силой? Ведь мне хорошо известн
о, что у вас совсем иная репутация, так почему же вы столь жестоки ко мне? Я у
же два раза писала вам и назначала свидания на балу в Опера…
Ч Я полагал, что ваши письма адресованы Александру.
Ч Ну да, Александру Дюма.
Ч Я полагал, Александру Дюма-сыну.
Ч Да бросьте вы! Конечно, Александр Ч Дюма-сын. Но вы вовсе не Дюма-
отец. И никогда им не станете.
Ч Благодарю вас за комплимент, моя красавица.
Ч И все-таки почему вы не пришли?… Я не понимаю.
Ч Я вам объясню. Такая красивая девушка, как вы, приглашает на любо
вное свидание мужчину моих лет лишь в том случае, если ей что-нибудь от не
го нужно. Итак, чем могу быть вам полезен? Я предлагаю вам свое покровитель
ство и освобождаю вас от своей любви.
Ч Ну, что я тебе говорил! Ч воскликнул Александр.
Ч Тогда, я надеюсь, вы разрешите, Ч сказала Мари Дюплесси с очаров
ательной улыбкой и взмахнула длинными черными ресницами, Ч еще навести
ть вас, сударь?
Ч Когда вам будет угодно, мадемуазель…
Я поклонился ей так низко, как поклонился бы только герцогине. Двер
ь закрылась, и я очутился в коридоре. В тот день я в первый раз целовал Мари
Дюплесси. В тот день я видел ее последний раз. Я ждал Александра и прекрасн
ую куртизанку. Но спустя несколько дней он пришел один.
Ч В чем дело? Ч спросил я его. Ч Почему ты ее не привел?
Ч Ее каприз прошел: она хотела поступить в театр. Все они об этом ме
чтают! Но в театре надо учить роли, репетировать, играть Ч это тяжкий труд
… А ведь куда легче встать в два часа пополудни, не спеша одеться, сделать
круг по Булонскому лесу, вернуться в город, пообедать в кафе де Пари или у
«Братьев-провансальцев», а оттуда отправиться в Водевиль или Жимназ, пр
овести вечер в ложе, после театра поужинать и вернуться часам к трем утра
к себе или отправиться к кому-нибудь, чем заниматься тем, что делает мадем
уазель Марс. Моя дебютантка уже забыла о своем призвании… И потом, мне каж
ется, она очень больна.
Ч Бедняжка!
Ч Да, ты прав, что жалеешь ее. Она гораздо выше того ремесла, которым
вынуждена заниматься.
Ч Надеюсь, ты испытываешь к ней не любовь?
Ч Нет, скорее жалость, Ч ответил Александр.
Больше я никогда не разговаривал с ним о Мари Дюплесси…»

Дюма-сын придерживался гораздо более строгих правил, чем Дюма-отец. Мари
Дюплесси читала «Манон Леско». И она хотела заставить этого красивого юн
ошу играть при ней роль Де Грие. Он отказался. А чего бы он хотел? Перевоспи
тать ее? Заставить изменить свой образ жизни? Она, возможно, смогла бы это
сделать, так как была скорее сентиментальна, чем корыстна. Дюма сам сказа
л о Мари: «Она была одной из последних представительниц той редкой пород
ы куртизанок, которые обладали сердцем». Но суммы, потраченной на один ве
чер с Мари Ч билеты в театр, камелии, конфеты, ужин, всевозможные прихоти,
Ч было достаточно, чтобы разорить молодого Александра. Он мало зарабаты
вал и был вынужден беспрестанно обращаться к отцу, который, хотя и сам час
то сидел без денег, все же давал ему время от времени записку на имя госпож
и Порше Ч билетерши, продававшей его билеты, с просьбой выдать сыну сто ф
ранков.


Александр Дюма-сын Ч госпо
же Порше:


«Вы сказали, сударыня: „Поте
рпите несколько дней“. Но это равносильно тому, что попросить человека, к
оторому вот-вот отрубят голову, сплясать ригодон или сочинить каламбур.
Да через несколько дней я стану миллионером! Я получу пятьсот франков. Ес
ли я обращаюсь к вам, если я надоедаю вам своими просьбами, так это потому,
что впал в такую нищету, что мог бы дать несколько очков вперед Иову, а вед
ь он был самым бедным человеком древности. Если вы не пришлете мне с моим п
осланцем сто франков, я покупаю на последние гроши кларнет и пуделя и нач
инаю давать представления под окнами вашего дома, написав большими букв
ами на животе: „Подайте литератору, оставленному милостями госпожи Порш
е!“ Хотели бы вы, чтоб я представил вам о качестве залога свою голову? Чтоб
я кричал: „Да здравствует республика!“? Чтоб я женился на мадемуазель Мор
алес? Или бы вы предпочли, чтоб я отправился в Одеон, чтоб я восхищался тал
антом Кашарди, носил складные шляпы? Что бы вы мне ни приказали, я все выпо
лню Ч только пришлите мне эти сто франков. И еще лучше, если пришлете побо
льше.
Ваш покорнейший слуга А. ДЮМА
Мне совершенно безразлично, пришлете вы эти сто франков серебром и
ли банковскими билетами, так что не утруждайте себя».

Каждое утро Мари Дюплесси присылала ему приказ на день: «Дорогой Аде…» И
з инициалов своего любовника она сделала прозвище. Вечером он заезжал за
ней. Они обедали, ехали в театр, потом снова возвращались в будуар Мари, гд
е в огромных китайских вазах стояли цветы без запаха. «Однажды, Ч писал о
н, Ч я ушел от нее в восемь часов утра, и вскоре настал день, когда я ушел от
нее в полдень».


Вы помните ль еще те ночи? Стр
асть пылала.
И поцелуи жгли, и обрывался стон.
Вас лихорадило. Потом глаза устало
Вы закрывали вдруг и погружались в сон.

(А. Дюма-сын. «Грехи юности»)

Часто она не могла заснуть, выходила из спальни в пеньюаре из белой шерст
и, накинутом на голое тело, «садилась на ковер перед камином и грустно сле
дила за игрой пламени в очаге». В такие минуты Дюма страстно любил ее. В др
угие он боялся оказаться обманутым. Он знал, что она часто лжет ему, возмож
но из деликатности. Штакельберг по-прежнему занимал какое-то место в ее ж
изни, так же как и человек более молодой Ч Эдуард Перрего, по отцу Ч внук
знаменитого финансиста, председателя Французского банка, по матери Ч г
ерцога Тарентского. На розовой бумаге, сложенной треугольником, Мари Дюп
лесси писала ему: «Вы доставили бы мне большое удовольствие, дорогой Эду
ард, если бы посетили меня сегодня вечером в „Водевиле“ (ложа № 29). Не могу п
ообедать с тобой: чувствую себя очень плохо». И на бледно-голубой бумаге:
«Нет, дорогой, сегодня в „Варьете“ будет совершенно необычное представл
ение по случаю бенефиса Буффе… Ты доставишь мне большое удовольствие, ес
ли сможешь добыть для меня ложу. Ответь мне, дорогой друг, тысячу раз целую
твои глаза…»
Неду она говорила: «Сегодня я проведу вечер с Зелией» Ч и проводила его с
Дюма. С Дюма же она играла роль кающейся грешницы. Когда однажды у нее спр
осили, почему она так любит лгать, она расхохоталась и ответила: «От лжи зу
бы белеют». Она тщательно пыталась «примирить любовь и дела».
И для Дюма вслед за несколькими днями счастья потянулись долгие месяцы п
одозрений, тревог и угрызений совести. Он полагал, что разрывается между
Любовью и Честью. Сколько суетности скрывают эти слова с большой буквы!
К исходу второго месяца ласки сменились упреками. Теперь он реже видел М
ари. Она чувствовала, что он отдаляется.


«Дорогой Аде, Ч писала она,
Ч почему ты не даешь о себе знать и почему ты не напишешь мне обо всем иск
ренне? Мне кажется, что ты мог бы относиться ко мне как к другу. В ожидании в
естей нежно целую тебя, как любовница или как друг Ч по твоему выбору. И в
любом случае остаюсь преданной тебе Мари».

30 августа 1845 года он решил порвать с ней.


Александр Дюма-сын Ч Мари Д
юплесси:


«Дорогая Мари, я не настольк
о богат, чтобы любить вас так, как мне хотелось бы, и не настолько беден, что
бы быть любимым так, как хотелось бы вам. И поэтому давайте забудем оба: вы
Ч имя, которое вам было, видимо, почти безразлично, я Ч счастье, которое м
не больше недоступно. Бесполезно рассказывать вам, как мне грустно, пото
му, что вы и сами знаете, как я вас люблю. Итак, прощайте. Вы слишком благород
ны, чтобы не понять причин, побудивших меня написать вам это письмо, и слиш
ком умны, чтобы не простить меня. С тысячью лучших воспоминаний.
А. Д. 30 августа. Полночь».

Когда художник расстается с любимой женщиной, любовь начинает новую жиз
нь в его воображении. Исчезнувшая Мари постоянно занимала мысли Аде.
18 октября 1846 года Дюма-сын, которого преследовали воспоминания о Мари Дюпл
есси, написал ей из Мадрида, умоляя простить его. Он раскаивался в несправ
едливой суровости.

«Мутье приехал в Мадрид и сказал мне, что, когда он покидал Париж, вы
были больны. Разрешите мне присоединиться к числу тех, кого глубоко огор
чают ваши страдания.
Через неделю после того, как вы получите это письмо, я буду в Алжире.
Если я получу на почте хотя бы записочку от вас, в которой мне будет дарова
но прощение за то, что я совершил почти год назад, я возвращусь во Францию
менее грустным, если вы отпустите мне грехи, и совершенно счастливым, есл
и найду вас в добром здравии.
Ваш друг А. Д.».

На письмо из Мадрида молодой Дюма не получил никакого ответа, и вот почем
у.
Мари никогда не хотела разрыва с ним. Но она «привыкла к тому, что все ее пр
ивязанности попираются, привыкла заключать мимолетные связи, переходи
ть от одной любви к другой и постепенно стала, Ч пишет Жюль Жанен, Ч ко вс
ему безразличной. О сегодняшней любви она помышляла не больше чем о завт
рашней страсти». Безразличной? Нет, скорее смирившейся. Она «тосковала п
о тишине, покою и любви. У нее была душа гризетки, которая приспосабливала
сь, как могла, к телу куртизанки». Куртизанка старалась привлечь богатых
любовников: Штакельберга, Перрего; гризетка искала друга сердца, который
мог бы заменить ей Аде.
И она нашла Ференца Листа, которого ей представил в ноябре 1845 года лечивши
й ее доктор Корев, странная личность, похожая на персонажей Гофмана, полу
шарлатан, полугений. Лист Ч великий музыкант, «прекрасный, как полубог»,
Ч только что порвал свою продолжительную связь с Мари Агу.
1 2 3 4 5