.. Разве что заехать к мистеру Арчибальду Кертису и спросить, помогли ли триста тысяч фунтов британскому коммунистическому движению? Но он тоже вряд ли обрадуется посланцу из прошлого...
Вдруг в голову пришла мысль, заставившая Макса устыдиться: ведь в этом городе находятся его родители, самые близкие и родные люди! Почему же он не ощущает этого? Из подсознания выполз болезненный червячок: кто он и зачем приехал в Лондон? Сын, страдающий без родителей и желающий скрасить последние годы их заточения? Или ...
Однозначного ответа не было. Жизнь не признает застывших форм и постоянно нарушает их. Те люди, которых он видел на фотографии, - хрупкая женщина в белом платье, мужчина в рубашке апаш и маленький мальчик в матросском костюмчике - они просто-напросто не существуют. Счастливая семья Томпсонов исчезла много лет назад. Есть некая пожилая чета, мистер и миссис Томпсоны, с целым набором неведомых Максу наклонностей и привычек. Они двадцать восемь лет просидели в тюрьме, это не могло не сказаться на мировоззрении, характерах, психике, наконец... За столько времени они забыли и про Россию, и про него, забыли и русский язык, а если нет наверняка говорят с акцентом. "Мой малшык"... Время, когда Макс нуждался в их поддержке, давно прошло. И они вряд ли нуждаются в нем...
Да и он уже не аккуратный, тщательно причесанный мальчик. Он взрослый мужчина, и ему приходилось не только любить, но и убивать. Он разведчик и прибыл сюда не по своей воле, а по заданию Центра и на казенные деньги. Старики, которые давным - давно стелили ему на ночь постель и поили малиновым чаем во время простуды, сейчас вряд ли узнают собственного сына. Между ними не осталось никаких родственных связей, никаких человеческих чувств.
Это все было правильно и совершенно логично. Но почему его охватило такое волнение в приемной тюрьмы?
Макс вышел из такси в самом начале Эбби-Роуд и без труда нашел кафе "Бинго-Бонго". Там он сел за столик и заказал себе ростбиф с кровью. Почти сразу к нему подсел очень толстый человек с тремя подбородками и свернутой "Дейли мейл" под мышкой.
- Ну что? - произнес он с типичным лондонским выговором.
- Завтра в то же время. Сослались на дезинфекцию.
Человек кивнул.
- Хорошо.
Английской резидентуре удалось добыть списки медицинского обследования заключенных Уормвуд-Скрабс за восемьдесят восьмой год. И реестр снабжения их одеждой в девяносто третьем. И ведомости на выдачу рождественских подарков в девяносто шестом.
Так сообщалось в донесениях Центру: "удалось добыть". На самом деле бумаги элементарно собрали на свалке, хотя для этого вначале потребовалось узнать - куда именно вывозят мусор из особорежимной тюрьмы. Впрочем, технология тут не имела значения. А вот то, что во всех трех списках отсутствовали фамилии Томпсонов - значение имело.
- Пива? - предложил толстяк.
На столе появились два огромных бокала темного портера с плотной густой пеной. Макс отхлебнул - во рту разлился аромат спелой ржи.
- Ваше здоровье.
Человек с тремя подбородками одним махом осушил бокал, поднялся и вышел.
Официант принес заказ и Макс неторопливо принялся за свой ростбиф, с удовольствием запивая сочное непрожаренное мясо ароматным пивом.
Макс вернулся в гостиницу около восьми часов. В коридоре он встретил ту самую женщину в свитере до колен, которая стояла с ним в окошечко за разрешением на свидание. Женщина отпирала номер напротив и приветливо улыбнулась Максу.
- Я слышала, вам не повезло, какая-то дурацкая дезинфекция, - сказала она. - А моего жениха отпустили на два дня. Сейчас он придет с друзьями, мы хотим немного повеселиться. Присоединяйтесь! Правда, мы будем рады!
- Спасибо, - ответил Макс. - Я переволновался, очень устал и у меня жутко разболелась голова. Сейчас я выпью снотворное и лягу спать.
Запершись в номере, он стал думать - чем вызвано такое радушие. Англичане очень сдержаны и неохотно идут на контакт. И у них не принято приглашать вот так, запросто, незнакомых людей. Правда, это специфический социальный слой... Как ведут себя родственники и друзья английских преступников, Макс не знал.
Вскоре за дверью послышался громкие голоса, музыка, пение. Шумная компания веселилась допоздна.
К двум часам ночи все напились вдрызг. Макс несколько раз просыпался, когда они футболили ногами дверь номера, называя его то Биллом, то Рэндалом, то Сьюзи. Так он восполнил пробел в своих знаниях - английский криминал ведет себя почти также, как русский. Хотя может, все это было хитроумной комбинацией "МИ-5".
Наутро Макс пораньше ушел из гостиницы, чтобы не встретить кого-нибудь из теплой компании. До девяти часов он гулял, потом съел омлет и овсянку с кофе в небольшом, очень чистеньком кафе, пролистал газеты. Поглазел, как работают реставраторы в обшитой лесами старой методистской церквушке.
Внезапно в голову пришла понравившаяся мысль и он заглянул в посудный магазин, бакалейную лавку, небольшой универмаг... Здесь, в ювелирном отделе он нашел то, что искал: карманные фляжки разного качества и размеров. Серебряные стоили от ста двадцати фунтов и были ему не по карману, поэтому пришлось довольствоваться изящно выгнутой стальной фляжкой, обтянутой коричневой кожей и с навинчивающейся крышкой-стаканчиком. Примерно такой, как у Веретнева, только красивей. В ближайшем баре он попросил налить в неё "Джонни Уокера", поместилось двести пятьдесят граммов, ещё пятьдесят он выпил одним глотком прямо из мерного стаканчика, расплатился и вышел на улицу, оставив хозяина в полнейшем недоумении.
В назначенное время Макс с букетом бархатистых темно-вишневых роз был в приемной тюрьмы.
Вчерашний служащий встретил его, как хорошего знакомого, извинился за доставленное беспокойство и без особого формализма выписал пропуск. Подлинной метрики не понадобилось, хватило и российского паспорта. Это свидетельствовало о том, что никто не собирается чинить ему препятствий.
- Пожалуйста, сэр, - клерк в сером протянул ему пропуск. - Вы можете пройти в комнату для кратких свиданий. По коридору налево. Мистера Томаса Томпсона приведут через несколько минут.
Максу показалось, что в глазах клерка пляшет неказенный интерес. Еще бы! К непризнавшимся русским шпионам прибыл сын с российским паспортом! На судебном процессе двадцать восемь лет назад, этот факт мог стать решающей уликой. Сейчас он не имел никакого практического значения.
У низкой дубовой двери рослый охранник отобрал пропуск, с удивлением осмотрел букет и внимательно рассмотрел каждую розу в отдельности, а самого Макса обследовал портативным металлоискателем.
- Что у вас здесь, сэр? - вытянутая рамка остановилась на уровне нагрудного кармана. Макс вынул фляжку, хотел отвернуть колпачок.
- Виски. Наверное, это запрещено?
Охранник пожал плечами.
- Мы не можем запретить вам пить виски, сэр. Проходите, пожалуйста.
В большой комнате Макс оказался один. Она была перегорожена от пола до потолка толстым синеватым стеклом. По обе стороны прозрачной преграды стояли столы и стулья, на столах лежали допотопного вида черные телефонные трубки. Ярко светили бестеневые ртутные лампы. Окон не было, толстые стены глушили все звуки, стояла абсолютная тишина.
Макс сел за стол ближе к середине комнаты и стал ждать. В противоположной стене имелась одна дверь, именно оттуда должен был появиться отец. Больше неоткуда. Сердце лихорадочно колотилось, по спине поползла капелька пота. И ладони вспотели, по детдомовской привычке Макс вытер их о брюки.
Дверь открылась, вошел какой-то человек, Макс подумал, что это сопровождающий отца охранник, но почему-то не в униформе, а в свободного покроя штанах, джинсовой рубахе и легких туфлях. Следом должен был появиться старый, раздавленный двадцативосьмилетним заточением узник, но дверь закрылась.
Вошедший был довольно высок, подтянут, с гибкой спортивной фигурой. Худощавое, с резкими чертами лицо, высокий, с залысинами лоб, волевой подбородок... Человек почему-то остановился у самой двери, как вкопанный, Макс обратил внимание на неестественность позы и определил, что незнакомец пребывает в крайнем напряжении...
Ожидающий взгляд Макса и ищущий взгляд вошедшего скрестились. Как загипнотизированный, Макс медленно поднялся со стула, распрямляясь во весь рост. Взгляд незнакомца обжигал, в нем была боль и страх, недоверие и настороженность, надежда и узнавание... Макс вдруг понял, что никакой это не незнакомец и не охранник, а человек с фотографии - его отец! Он не сильно и изменился: немного поседел, поубавилось волос, выпуклый лоб избороздили морщины, но общий облик не изменился, Макс помнил его именно таким, когда тот играл в теннис, гулял с ним вдоль реки, спасал в момент ареста... В сознании словно молния блеснула: вдруг Макс осознал, что подсознательно сличает отца не со статичным снимком, а с реальным живым человеком, который бегал с ракеткой по теннисному корту, водил его за руку по набережной Темзы, прятал, накрывая одеялом, за задним сиденьем потрепанного серого "Остина"... Он вспомнил детство!
Очевидно, сильнейший раздражитель прорвал блокаду сознания и детский подуровень всплыл из черного мрака, занимая место в памяти Макса Карданова.
- Папа! Папа! - кричал маленький мальчик в неприметной одежде, который только что пробежал разделившую их навсегда проклятую сводчатую арку проходного двора. - Почему ты не побежал со мной? Там же был дядя Леша, он бы увез нас вместе! И маму бы забрал тоже! Дядя Леша сильный, он нас любит!
Крик не проникал через бронированное стекло и подбежавший с той стороны человек тоже беззвучно раскрывал рот и отчаянно жестикулировал, подсказывая, что надо делать. Надо было взять тяжелую эбонитовую трубку. И Макс сделал это. Уже не пятилетний мальчик, нырнувший в сводчатую арку, а вынырнувший из неё двадцать восемь лет спустя серьезный мужчина. Только почему-то все лицо у него было залито слезами. Отец, который бросился тогда назад в отчаянной попытке задержать погоню хоть на минуту, тоже прижал холодный эбонит к уху. Но ничего не говорил. Глаза его влажно блестели, предательски подрагивали губы. Сделав заметное усилие над собой, он сжал их в твердую складку.
- Я только сейчас вспомнил все, - сказал Макс. - Последние часы, до мельчайших подробностей... Как ты мне предложил эту игру, как плакала мама, как я выскочил из машины и бежал со всех ног... Помнишь эту арку? Ты сказал: "Она узкая, машина не пройдет, а ты маленький, ты пробежишь..." Помнишь? Я думал, все дело в том, чтобы пробежать сквозь неё на другую улицу, но не мог понять: почему ты не побежал вместе со мной?
Он говорил горячечно и быстро, словно в бреду.
- Я не хотел убегать один, я хотел остаться с тобой, но боялся тебя огорчить и сделал все, что ты мне велел... Я поверил тебе и надеялся, что мы скоро встретимся, ну вот и дождался... За это время мне дважды стирали память... Про детство, сказали, я никогда не вспомню... А вот увидел тебя и вспомнил...
Он почувствовал, что трубка мешает чему-то и обнаружил, что пьет виски прямо из горлышка, не ощущая ни вкуса, ни крепости. Только страшное напряжение в груди постепенно ослабевало. Приступ горячки прошел, он взял себя в руки и вытер платком мокрое лицо.
- Я думал, мы выпьем вместе, - как бы оправдываясь, сказал Макс. - Не знал, что тут будет перегородка... И цветы купил, как дурак...
- А я думал...
Человек из прошлого сгреб ладонью лицо, смял, стирая проявления ненужных эмоций.
- ... Я думал, что это провокация, только не знал - чья. Ведь прошло столько лет... Как ты попал сюда?
Макс жадно рассматривал отца, который вовсе не напоминал несчастного старика-арестанта. Моложавый мужчина, на вид не больше пятидесяти, гладкая кожа, крепкая шея, округлые плечи, ясные, очень внимательные глаза из которых исчезли недоверие и настороженность... Даже загар на лице! В голове крутились слова таксиста Бронека: "...в Уормвуде он если и не поправился, то во всяком случае не сильно похудел..."
- Алексей Иванович... Он рассказал все и фотографию дал... А где ты загорел?
- Какую фотографию? Где мы втроем у дворца? Помню, - отец кивнул. - А загорел... Тут это просто. Солярий, кварц, сауна, бассейн, тренажерный зал. Можно гулять во дворе... Библиотека, свежие газеты каждое утро...
- А где мама?
- Здесь же, в другом блоке. Мы можем встречаться хоть каждый день. Ее донимает давление, сейчас она в лазарете. Врачи не разрешили свидания: нервные нагрузки ей ни к чему.
Судя по спокойствию отца, речь шла об обыденных болячках, не вызывающих особого беспокойства. Макс поверил, что с матерью все в порядке. Может быть потому, что в детских воспоминаниях она занимала немного места.
- Чем ты занимаешься? - спросил отец. Он уже взял себя в руки и казался совершенно спокойным. - Они обещали позаботиться о тебе...
Макс кивнул.
- Так и было. Хороший детский дом, образование, практичная специальность. Я - радиоэлектронщик, сейчас работаю в компьютерной фирме.
- Сколько ты зарабатываешь?
К такому вопросу Макс был не готов и брякнул наобум:
- Пять тысяч в месяц.
- "Пять тысяч" - чего? - переспросил отец.
- Рублей, конечно, - усмехнулся Макс. - Не долларов же!
- Ничего не понимаю! Это огромная сумма, столько стоил автомобиль! И при чем здесь доллары? Раньше за них сажали в тюрьму!
- Раньше! Сейчас все по-другому. Другие цены, другие деньги, другие законы... Другая жизнь! Не узнаешь.
- Скоро увидим. Через год и девять месяцев.
Отец задумался, что-то прикидывая.
- А может ещё раньше. Где ты живешь?
- Там же, где жили вы...
- Вот как? - лицо отца напряглось. - Это же служебная квартира?
- Уже нет. Они хорошо относились ко мне. И решали все мои проблемы.
- У нас тоже будут проблемы, - озабоченно сказал отец. - Очень много проблем. Надеюсь, к ним тоже отнесутся с пониманием...
Он тряхнул головой и сменил тему.
- У тебя хорошее произношение. Часто выезжаешь?
Только тут Макс осознал, что они говорят по-английски.
- Спецшкола, международные контакты, постоянная языковая практика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54