– Но лауреатом Международного конкурса я никогда не стану, так зачем мне заниматься музыкой?
– Нет, – горячо воскликнула Валентина Михайловна, – музыкой всегда есть смысл заниматься, потому что музыка – это…
Валентина Михайловна развела руки, будто хотела поймать ускользающее слово, и наконец поймала:
– Музыка – это чудо…
Но я не собирался сдаваться. Я решил зайти с другого конца.
– Конечно, музыка – это чудо. И я благодарен вам, что вы учили меня ценить красоту музыки. Но вы же знаете, сколько у меня других занятий. У меня нет ни минуты свободного времени. И если, – я осторожно глянул на Валентину Михайловну, – я буду освобождён от музыки, к которой у меня нет больших способностей, мне сразу станет легче жить… Неужели вам меня не жалко?
– Я всегда восхищалась твоей выдержкой, собранностью, – сказала Валентина Михайловна и задумчиво добавила: – Может, и вправду тебе надо оставить занятия музыкой? Ужасная нагрузка на неокрепший организм…
Я понял, что победил.
– Вы сообщите, пожалуйста, об этом бабушке.
Я поспешно вскочил на ноги, боясь, что Валентина Михайловна передумает.
– Мне было очень приятно у вас заниматься, – сказал я, отворяя двери.
– Мне тоже, ты славный мальчик, – услышал я, когда пробирался по тёмному коридору.
– Передайте привет Юле, – крикнул я на прощанье.
Сколько я занимался – всего ничего, а столько снега намело во дворе.
По-разбойничьи свистела позёмка, снег норовил забраться мне за шиворот, но я ничего не видел и не слышал.
– Вышло, вышло, – распевал я во всё горло. – Вышло, получилось… Ай да Гриша, молодец!
Ночью мне приснились гуси.
Они были ощипаны и пели противными голосами, ужасно фальшивя, песню про самих себя. А на них с печалью глядела бабуся. Я внимательно присмотрелся. Так это же не бабуся, а Валентина Михайловна!
Проницательный взгляд
Перед дверью квартиры, где жил Лев Семёнович, решимость покинула меня. Сперва я летел как на крыльях. Удачи в плавании и музыке, когда мне так ловко удалось обвести вокруг пальца моих учительниц, вдохновили меня на новые проделки.
Но едва я очутился перед дверью квартиры Льва Семёновича, как заколебался. Я знал, что дипломаты – проницательные люди, что они видят человека насквозь. От их взгляда ничего не ускользает. Ну и что с того, что Лев Семёнович на пенсии? Проницательность с годами только возрастает.
Я подумал, что даже Гришу Лев Семёнович раскусил бы с первого взгляда. Не удалось бы Грише провести старого дипломата.
Но стоило мне вспомнить Гришу, как в ушах моих зазвучал его ехидный голос:
«Ну чего трусишь, вундеркинд? Дело движется как по маслу! Ещё усилие – и ты вольный человек».
И я нажал на кнопку звонка. Как всегда, дверь отворил сам Лев Семёнович. Сперва он поинтересовался моим здоровьем и, удостоверившись, что оно вполне благополучное, осведомился о здоровье моих родителей, а также бабушки и дедушки, поинтересовался, как они переносят эту странную зиму, когда то минус, то плюс, то мороз, то оттепель.
Я самым подробным образом, как того и требовал Лев Семёнович, поведал о здоровье своём и всех моих родных. А потом спросил, как себя чувствует Лев Семёнович, на что мой учитель, как всегда, произнёс:
– Здоров дух, здорово и тело.
Лев Семёнович снял с меня пальто и шапку и провёл в узкую комнату, где мы обычно занимались.
Как всегда, сперва учитель попросил меня почитать. Я откашливаюсь, прочищаю горло. На меня нападает страх. Едва я начну читать, он меня раскусит.
Я приступаю к чтению. Я произношу все буквы подряд. А кто знаком с английским языком, тот знает, что нет ничего ужаснее для английского, как читать букву за буквой. Потому что по-английски написано, например, шесть букв, а произносится всего четыре, остальные же просто для красоты. Если же читать все буквы подряд, то получится какой-то другой язык, а не английский.
Мне удалось прочесть всего три предложения, как Лев Семёнович остановил меня:
– Стоп!
Старый дипломат принялся внимательно изучать моё лицо. «Включил свой проницательный взгляд», – догадался я, и у меня всё внутри оборвалось.
– Будьте добры, молодой человек, откройте, пожалуйста, рот, – попросил Лев Семёнович.
Орлиный нос старого дипломата едва не залез в мою распахнутую пасть.
– Закройте, пожалуйста.
Я закрыл и посмотрел на Льва Семёновича. Учитель выключил свой проницательный взгляд и крепко задумался.
– Попробуйте ещё разок сначала, – снова попросил Лев Семёнович.
Снова буква за буквой я заскрежетал по странице.
У Льва Семёновича на сей раз хватило терпения только на две строчки.
– Минуточку, молодой человек, – он положил свою руку на мою и вновь впился в меня проницательным взглядом.
Этого я уже вынести не мог и поник головой.
Учитель одобрительно похлопал меня по руке.
– Всё ясно, – воскликнул Лев Семёнович с неожиданной бодростью.
Ну вот, он меня и раскусил. А что тут раскусывать? У меня такое произношение, как будто я первый раз в жизни читаю по-английски. Не то что старый дипломат с проницательным взглядом, тут каждый человек догадается, что я отчаянно вру.
Ужасно стыдно! А во всём виноват Гриша. Если бы я его не послушался, ничего бы не произошло.
Вот говорят: ему было так стыдно, что он готов был сквозь землю провалиться. Я бы с удовольствием провалился сквозь пол, чтобы очутиться этажом ниже и не видеть обиженного Льва Семёновича.
– Яснее быть не может, – повторил учитель. – У нас был длительный перерыв в занятиях. Сперва хворал я, потом болели вы. Произошла, как говорят спортсмены, растренировка.
Я кивал, соглашаясь с каждым его словом.
– И этот длительный перерыв привёл к тому, – продолжал, воодушевляясь, Лев Семёнович, – что ученик совершенно забыл всё, чему его учили.
Я поднял голову и посмотрел на учителя. Что он хочет этим сказать?
– Значит, – радостно объявил Лев Семёнович, – знания ученика были поверхностными, им не хватало глубины. А кто сему виной? Естественно, учитель, то есть ваш покорный слуга…
Не вставая, Лев Семёнович развёл руками и склонил голову.
– Нет, не вы, – вырвалось у меня.
Лев Семёнович мягко улыбнулся:
– Молодой человек, вы славный мальчуган. Вы бесконечно добры ко мне, но долгие годы жизни научили меня, не страшась, смотреть правде в глаза.
– Я вам сейчас расскажу всю правду, – я решил, будь что будет, открою учителю, как стал обманщиком.
– Не утешайте меня, молодой человек, – не дал мне говорить учитель.
Лев Семёнович поднялся и достал с книжной полки томик, на котором золотом сверкали английские буквы.
– Это моя любимая книга – Шекспир, – воскликнул учитель. – Я не расставался с ней нигде, куда ни забрасывала меня судьба. Позвольте мне, молодой человек, на прощанье прочитать вам монолог Гамлета, принца датского, из трагедии Уильяма Шекспира. Я хочу, чтобы вы унесли с собой музыку и красоту великого творения…
Лев Семёнович раскрыл книгу, откинул немного назад голову и прочитал первую строчку:
– То be or no to be…
«Быть или не быть…» – перевёл я, но больше переводить не мог. Потому что был захвачен тем, как читал учитель. А он читал так, как никогда ещё не читал. Слова сверкали, смеялись, плакали, сталкивались друг с дружкой, взрывались, разили наповал, погибали, воскресали и снова звали на бой.
Когда чтение окончилось, я долго не мог опомниться. Учитель закрыл книгу и молча стоял, держа её в руке.
Наконец я поднялся и спросил:
– Я пойду?
– Да, да, разумеется, – очнулся и Лев Семёнович.
В прихожей учитель помог надеть мне пальто и поинтересовался:
– Могу я вас, молодой человек, попросить об одном одолжении?
– Я сделаю для вас всё, – выпалил я.
– Спасибо, – улыбнулся одними глазами Лев Семёнович. – Спросите, пожалуйста, у бабушки, в какой день и в котором часу она могла бы меня принять.
– Спрошу, – пообещал я. – А зачем?
– Я заранее вам благодарен. – Не отвечая на мой вопрос, учитель пожал мне руку своей сухонькой крепкой рукой. – Всего вам хорошего. О наших совместных занятиях и о вас, молодой человек, я сохраню самые добрые воспоминания.
– Я тоже, – быстро сказал я и поспешно закрыл за собой дверь.
Когда я очутился на улице, у меня на душе скребли кошки. Ну что я натворил! Обманул такого замечательного человека…
Да, о чём он хочет поговорить с бабушкой? Наверное, о том, что со мной заниматься нет смысла…
Так это же здорово! Выходит, я и от английского избавился.
Всё идёт как нельзя лучше. Трёх учителей я одолел. Остался последний – А-квадрат. Крепкий орешек, ничего не скажешь…
Ладно, справимся!
Крепкий орешек
– Гриша, – восхищённо протянул я, – я никогда не думал, что врать так легко… То есть врать трудно, но люди легко верят, когда им врёшь…
Встретившись с Гришей, я живописал моему другу, как я избавился от трёх учителей.
Гриша ни капельки не удивился, только слегка надулся от гордости.
– Что я тебе говорил!
– Остался последний – А-квадрат, – сообщил я и хвастливо добавил: – С ним я легко разделаюсь. Я у него целыми днями картинки в книжках разглядываю и совсем не занимаюсь математикой.
– Вообще-то, матеша – ценная наука, – осторожно заметил Гриша.
– Да ты что! – удивился я, что мой друг пошёл на попятную. – Со всеми расставаться, так со всеми! Вспомни, как сам меня уговаривал…
– Ты прав, – без особой охоты согласился Гриша.
Мы распрощались, и я отправился к А-квадрату.
На этот раз опоздал я. Явился к концу занятия. И, не дав кандидату опомниться, с места в карьер сказал, чтобы он позвонил бабушке и заявил, что никаких математических способностей у меня нет и в помине, а потому нет смысла попусту тратить его (А-квадрата) время и её (бабушкины) деньги.
Выслушав мою тираду, А-квадрат рассмеялся мне прямо в лицо:
– И не подумаю.
– Но я же у вас ничего не делаю, – растерялся я. – Книжки только листаю.
– А тебе что… не нравится?
– Книжки я могу и дома листать.
– А у тебя дома есть такие книжки? – А-квадрат хитро сощурился.
У меня дома таких книжек не было, потому я их с удовольствием и просматривал.
– Во-первых, – не сдавался я, – я их уже все перелистал…
А-квадрат меня перебил:
– …и тем самым основательно расширил свой кругозор, чего и желала твоя бабушка.
– А во-вторых, – упорствовал я, – я скажу бабушке, что вы обманщик. Вы обманывали её всё время и ни за что ни про что получали деньги…
А-квадрат уже не улыбался. Поглаживая бородку, он с любопытством глядел на меня. Наверное, не ждал от меня такого выпада.
– Хорошо, я обманщик, – вдруг согласился А-квадрат. – А ты разве не обманывал свою бабушку? Говорил ей, что занимаешься математикой, а сам, оказывается, листал книжки…
Мне нечего было ему возразить.
– Так что мы с тобой одного поля ягодки, – снова заулыбался А-квадрат, – и не в наших интересах изменять статус-кво? То есть, всё должно остаться по-прежнему.
Я никак не ожидал, что кандидат будет так защищаться. Я думал, что стоит мне заикнуться, как он сразу со мной согласится.
– Тебе что, плохо у меня?
А-квадрат снял очки и стал их протирать. Без очков вид у учителя был растерянный и грустный. Словно рыцарь поднял забрало и оказалось, что под железом симпатичное человеческое лицо.
А-квадрат снова нацепил очки, поднялся и заходил по комнате.
– Я мечтал бы о такой жизни, как у тебя. Пару часов в день ты читаешь книжки, какие нигде не достанешь. Скажу тебе по секрету, что, кроме меня, ты единственный читатель моей библиотеки… Попутно, между прочим, ты набираешься знаний по математике и физике. Кое-что осело в твоей голове?
– Угу, – промычал я.
– И потом ты мне очень помогаешь. – А-квадрат остановился напротив меня. – За это я тебе весьма благодарен. И ещё… мне просто хорошо, когда ты приходишь…
А-квадрат взлохматил мне волосы. Я поднял голову и уставился на него во все глаза. Никогда я не слыхал от него таких речей.
А учитель, видно, спохватился и тут же перевёл разговор на другое. Показав на стену, сплошь завешанную чеканкой, он спросил:
– Как тебе мои новые творения?
– Здорово!
Я не мог сдержать восхищения. Чеканку он сделал замечательную. Ну точно такую в магазинах продают.
– Хочешь научу? – предложил А-квадрат.
– Хочу, – тут же согласился я. – А у меня получится?
– Получится, – рассеял мои сомнения А-квадрат. – Приходи завтра. Придёшь?
– Приду, – пообещал я. – А куда вы деваете старые творения?
А-квадрат расхохотался:
– Дарю друзьям. У меня много друзей.
– Я знаю, – сказал я. – Вы их продаёте…
– Продаю, – не возражал А-квадрат. – Если людям нравится, почему бы не продать? А ты меня осуждаешь?
– А вот эту почему не продаёте?
Я показал на чеканку, которая висела в стороне от других, прямо над изголовьем. На ней был изображён лохматый весёлый – рот до ушей, хоть завязочки пришей – мальчишка, босоногий, в засученных штанинах. Из-за плеча мальчишки вылетала птица.
– Потому что это не продаётся, – глухо ответил учитель и сел в кресло.
– А почему вы всё время один? – спросил я.
А-квадрат неопределённо хмыкнул.
– У вас семья есть? – не отставал я.
– Была, – коротко ответил он.
– А это сын? – я показал на чеканку.
– Сын, – кивнул он и стал разглядывать лохматого весёлого мальчишку, как будто видел его в первый раз.
– А почему он к вам не приходит?
– Не знаю, – пожал плечами А-квадрат. – Может, потому, почему ты хочешь от меня уйти…
Учитель подсел к столику, на котором стоял телефон.
– Какой номер у бабушки?
Я сказал.
А-квадрат набрал номер и, глядя на меня, словно говорил со мной, а не с бабушкой, сказал в трубку:
– Елизавета Петровна, добрый вечер! Вас беспокоит Смелковский. Как здоровье? Рад слышать. Елизавета Петровна, у меня к вам не очень приятный разговор, к сожалению. Да, он касается Севы. Не волнуйтесь, с ним ничего не случилось. Вы знаете, после года занятий с ним я пришёл к твёрдому убеждению, что у мальчика нет ярко выраженных математических способностей. Ну что поделаешь, не все становятся учёными. Вот почему я считаю, что абсолютно нет смысла тратить моё время и ваши деньги. Послезавтра – первое число, так вот с послезавтра мы расторгаем наш договор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17