Хьюстон прижалась к нему, чувствуя, как ей передается сила его тела.
– Кейн, – ее шепот доносился откуда-то глубоко из горла.
Он отодвинулся, чтобы посмотреть на нее. В его потемневших глазах горело желание.
– Что ты со мной сделала? Уже сколько лет я подчиняюсь только своей голове, а не тому, что у меня между ног. Но сейчас мне кажется, что я убил бы любого, кто осмелился бы забрать тебя.
– Даже женщину? – спросила она, целуя его.
– Да, – смог он только сказать, начиная срывать с нее большую рубаху, в которую она была одета.
Когда они занимались любовью до этого, Хьюстон чувствовала, что какая-то часть Кейна оставалась равнодушной, была где-то далеко, а не с ней. Но сейчас все было по-другому. Не осталось никакой холодности, сдержанности или отстраненности.
Как раненый бык, Кейн схватил ее и понес на руках внутрь заброшенной шахты. Взглянув на страстное лицо Кейна, Хьюстон подумала, вот мужчина, который сделал миллионы всего за несколько лет. Это тот Кейн Таггерт, каким он должен быть. Это мужчина, которого я люблю, мужчина, чья любовь мне необходима.
У Кейна, похоже, не было никаких мыслей. Он положил ее на землю, целуя и одновременно стаскивая с нее оставшуюся одежду. Его рот с жадностью приник к ее мягкой коже, покрывая поцелуями все тело.
Он не был больше похож ни нежного, терпеливого и внимательного любовника. На его месте был мужчина, сгорающий от желания. Хьюстон думала, что удовлетворила эту страсть раньше, но сейчас сознание покинуло ее, и она превратилась в сплошную массу животного, пульсирующего чувства.
Прикосновения рта Кейна были похожи на волны огня, окатывавшие ее тело сверху донизу, проникая до самых костей, пока она не почувствовала, что полностью охвачена этим пламенем.
Своими сильными пальцами он прижимал ее к своей коже, такой горячей, как будто огонь у нее внутри сжигал и его тоже. Он перевернулся на спину, с такой легкостью поддерживая ее тело, как будто она весила не больше ребенка.
Одним быстрым, плавным движением, он поднял ее тело и вошел в нее. Хьюстон издала такой полукрик-полустон удовольствия, что он прокатился эхом по всей шахте.
Ее голова откинулась, на ее шее и завитках волос блестел пот, и, положив руки на его плечи, она отдалась своему порыву всевозрастающей страсти. У нее не было мыслей. В тот момент она только чувствовала, так, как она никогда до этого не чувствовала.
Руки Кейна впивались в ее кожу. Он поднимал и опускал ее, и она все больше и больше взвинчивала бешеный ритм движений, высвобождающих их дремавшую до сих пор страсть.
На секунду она открыла глаза и увидела его, увидела выражение на его лице, его приоткрытый рот, его зажмуренные глаза; и удовлетворение, исходившее от него, снова зажгло в ней ее собственные чувства.
Темп возрос.
– Кейн! – ей показалось, она лишь прошептала это слово, но звук опять отозвался со всех сторон, разносясь эхом в холодном воздухе по всей шахте.
Кейн не ответил, но продолжал поднимать и опускать ее со все увеличивающейся скоростью, и, когда он в последнем яростном порыве вошел в нее, Хьюстон почувствовала, как ее тело вдруг застыло, ее спина прогнулась до оцепенения, а ноги сжали бедра Кейна.
Ее тело забилось в судорогах, а потом все вдруг кончилось, и она бессильно упала на его мокрую от пота грудь. Руки Кейна так крепко прижимали ее, что ее ребра, казалось, вот-вот не выдержит, но она поджала под себя руки и попыталась вжаться в него еще больше.
Они, не шелохнувшись, лежали рядом друг с другом, и только рука Кейна нежно ерошила ее волосы.
– Ты заметила, что начался дождь? – тихо спросил он через некоторое время.
Хьюстон была безразлична ко всему, за исключением его тела, лежащего рядом с ней, и тех замечательных, незабываемых чувств, которые она только что испытала. Она помотала головой, но на большее ей не хватило сил.
– Ты заметила, что здесь температура – градусов сороки что я лежу на сотне маленьких остреньких кусочков угля, которые ты находишь столь красивыми, и что моя левая нога отсохла еще час назад?
Улыбаясь она откинулась на его теплую грудь и кивнула головой.
– Я полагаю, в ближайшую неделю-другую ты двигаться не собираешься.
Хьюстон распирало от смеха, но она спрятала лицо и мотала головой.
– И тебя не волнует, что у меня пальцы на ногах замерзли так, что если я их стукну обо что-нибудь, они, скорей всего, просто отвалятся?
Ее отрицательный ответ только заставил его прижать ее покрепче к себе.
– А тебя нельзя было бы подкупить?
– Можно, – прошептала она.
– Как насчет того, чтобы быстренько одеться, остаться здесь и смотреть, как идет дождь, и ты бы могла задавать мне вопросы? Это тебе нравится больше всего, насколько я могу судить.
Она подняла голову, чтобы посмотреть на него.
– А ты ответишь на них?
– Может быть, и нет, – нежно сказал он, поднимая ее, но неожиданно остановился и поцеловал долго и страстно. Потом он погладил ее щеку. – Ведьма, – пробормотал он, поворачиваясь, чтобы взять брюки.
Когда Кейн встал, Хьюстон увидела, что вся его спина была усеяна мелкими камешками угля. Она принялась отряхивать его. Ее грудь то и дело слегка касалась его спины.
Кейн повернулся и схватил ее за запястья.
– Не начинай этого снова. В тебе, леди, есть что-то такое, чему я вряд ли могу противостоять. И хватит тут стоять с таким самодовольным видом.
Даже когда он говорил, его глаза блуждали по ее обнаженному телу.
– Хьюстон, – чуть ли не прорычал он, отпуская ее и отворачиваясь, – ты совершенно не такая, как я ожидал. А сейчас – чтоб быстро оделась, пока я.., опять не свалял дурака.
Хьюстон не стала спрашивать, что означало, что он «опять сваляет дурака», но ее сердце радостно забилось, и она начала натягивать на себя позаимствованную у Кейна одежду. При виде оторванных пуговиц и порванной материи она заулыбалась.
Она еще не успела одеться, когда он уже усадил ее к себе на колени, удобно облокотившись на стену туннеля.
Снаружи, не переставая, лениво накрапывал дождь. Хьюстон поуютнее устроилась в объятиях Кейна.
– С тобой я чувствую себя счастливой, – сказала Хьюстон, прижимаясь к нему.
– Со мной? Ты даже не получила подарка, который я для тебя приготовил. Он задумался на секунду.
– А, ты имеешь в виду – прямо сейчас. Ну в общем, и ты не заставляешь меня особенно грустить.
– Нет, это именно ты делаешь меня счастливой, а не подарки и даже не занятия любовью, хотя, конечно, это помогает.
– Хорошо. Расскажи мне, как же я делаю тебя счастливой.
В его голосе было предостережение.
Перед тем как заговорить, она минуту раздумывала.
– Вскоре после того, как было объявлено о нашей с Лиандером помолвке, мы должны были ехать на бал в Мансонский Дворец. Я очень долго предвкушала этот вечер, и, вероятно, себе под настроение я заказала красное платье. Не мягкий темный цвет, а яркий, алый. В тот вечер перед отъездом я надела платье и чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и напомнить себе, что сейчас она находилась здесь, у Кейна на руках, и в полной безопасности.
– Когда я спускалась по лестнице, мистер Гейтс и Лиандер уставились на меня, и я наивно подумала, что они испытывают благоговейный восторг от того, как я выгляжу в этом красном платье. Но, когда я дошла до конца лестницы, мистер Гейтс закричал на меня, что я выгляжу как проститутка и чтобы я шла наверх и переоделась. Лиандер вступился за меня и сказал, что он позаботится обо мне. Я думаю, что никогда не любила его больше, чем в тот момент.
Она снова остановилась.
– Когда мы приехали на бал, Лиандер предложил чтобы я не снимала свой плащ и говорила, что простудилась. Я весь вечер просидела в углу, чувствуя себя такой несчастной.
– Почему ты не послала их обоих ко всем чертям и не танцевала в своем красном платье?
– Думаю, я всегда делала то, что люди от меня ожидали. Поэтому ты и делаешь меня счастливой. Мне кажется, ты думаешь, что раз Хьюстон лазит по оконным решеткам в одном нижнем белье, значит, это то, что делают все леди. Кроме того, ты особенно не возражаешь против моих неприличных с тобой заигрываний.
Она повернулась, чтобы взглянуть на него. После короткого поцелуя он повернул ее голову обратно.
– Я не возражаю против заигрываний, но мы могли бы обойтись без твоих публичных появлений в нижнем белье. Я полагаю, ты уже не помнишь щенков?
– Я не уверена, что знаю, о чем ты говоришь.
– На дне рождения Марка Фентона – мне кажется, ему тогда исполнилось восемь лет – я повел тебя в конюшни и показывал щенков с черными и белыми пятнами.
– Вспомнила! Но это не мог быть ты, это же был взрослый мужчина.
– Думаю, мне тогда было восемнадцать, значит тебе должно было быть…
– Шесть. Расскажи мне об этом.
– Вы с сестрой приехали на праздник вместе, в белых платьях с розовыми поясами и с розовыми бантами в волосах. Твоя сестра сразу убежала на задний двор играть с другими детьми в салки, но ты пошла и села на железную скамью. Ты не пошевельнула ни единым мускулом, просто сидела там, положив руки на колени.
– А ты остановился передо мной с тачкой, в которой, по-видимому, только что была целая куча конского навоза.
Кейн хрюкнул.
– Вполне возможно. Мне стало тебя жаль, ведь ты сидела там совсем одна, поэтому я спросил тебя, не хочешь ли ты посмотреть щенков.
– И я пошла с тобой.
– Ну, для начала ты окинула меня своим тяжелым взглядом сверху донизу Я думаю, я выдержал испытание, поскольку ты пошла со мной.
– И я надела твою рубашку, а потом случилось что-то ужасное. Я помню, что я разревелась.
– Ты не хотела подходить близко к щенкам, а стояла в сторонке и наблюдала за ними. Сказала, что не хочешь испачкать платье, поэтому-то я и дал тебе мою рубашку, чтобы ты надела ее сверху на платье, да и к ней-то ты не хотела прикасаться, пока я не поклялся три раза, что она чистая. А то, что ты помнишь как великую трагедию, было вот чем. Одна собака наскочила на тебя сзади, схватила бант, и он развязался. Я никогда не видел, чтобы ребенок был так расстроен. Ты начала реветь и сказала, что мистер Гейтс возненавидит тебя. А когда я сказал, что могу снова его завязать, ты ответила, что только твоя мамочка умеет завязывать банты правильно. Ты прямо так и сказала: «Правильно».
– А ты все-таки завязал его правильно. Даже мама не заподозрила, что он развязывался.
– Я ведь только тем и занимался, что заплетал лошадям гривы и хвосты.
– Для Пам?
– Ты чертовски много ей интересуешься. Ревнуешь?
– Нет, после того как ты отверг ее.
– Вот почему нельзя рассказывать секреты женщинам.
– Ты бы хотел, чтобы я ревновала? Кейн задумался.
– Я бы не возражал. По крайней мере ты знаешь, что я отверг Пам. Я что-то не слышал ничего подобного о Вестфилде.
Она поцеловала руку Кейна, которая лениво поглаживала ее грудь. Она точно знала, "что говорила ему о Лиандере уже несколько раз.
– Я отвергла его перед алтарем, – мягко сказала она.
Кейн еще немного сжал объятия.
– Я думаю, именно это, и получилось тогда. Потому что у него и приблизительно нет столько денег, сколько у меня.
– Ты и твои деньги! У тебя есть что-нибудь кроме них на уме? Например, поцелуи?
– Я выпустил джина из бутылки, – засмеялся он, однако подчинился ей без единой тени неудовольствия.
– Веди себя прилично, – сказал он, наконец выпрямившись. – Я не такой выносливый, как ты. Не забывай, по сравнению с тобой, я старый человек.
Ухмыльнувшись, Хьюстон поерзала на его коленях.
– И я старею с каждой минутой. Сиди спокойно! Гейтс был прав, что упрятал вас двоих под замок.
– Ты тоже упрячешь меня? – прошептала Хьюстон, кладя голову ему на плечо.
Он так долго думал над ответом, что она повернулась посмотреть на него.
– Я бы мог, – в конце концов ответил он, а потом с очевидным намерением поменять тему сказал:
– Ты знаешь, все последние годы я разговаривал только о бизнесе.
– О чем же ты разговаривал с другими твоими женщинами?
– С какими это другими женщинами?
– Другими. Как мисс Ларуа.
– Я вообще не помню, чтобы когда-нибудь разговаривал с Винни о чем бы то ни было.
– Но ведь так приятно лежать после этого.., вместе.., и разговаривать.
Он провел рукой по ее телу.
– Я думаю, это очень приятно. Но не могу сказать, что делал это раньше. Я думаю, после того, как мы.., я полагаю, я просто уходил домой. Знаешь, я даже не помню, чтобы мне хотелось остаться там полежать, поразговаривать. Чудовищная трата времени, – сказал он, но не сделал никакой попытки освободиться от нее. Хьюстон прижалась к нему.
– Холодно?
– Нет, мне никогда еще не было так тепло.

Глава 19

Лежа на кровати в хижине и глядя на одевающегося Кейна, Хьюстон поняла, что ее короткий медовый месяц кончился.
– Полагаю, нам надо ехать, – грустно сказала она.
– Ко мне сегодня утром должны прийти кое-какие люди, и я не могу себе позволить, чтобы они меня не застали.
Он повернулся к ней.
– Я хотел бы остаться здесь с тобой подольше, но я не могу.
В его голосе тоже звучала печаль, и Хьюстон решила, что лучше помочь ему, чем вступать в пререкания. Она быстро встала с постели и начала надевать свой костюм для езды. Кейну пришлось помочь ей затянуть корсет.
– Как, скажи на милость, тебе удается дышать в этой проклятой штуке?
– Я думаю, что дыхание к этому не имеет никакого отношения. Мне казалось, тебе нравятся стройные женщины. Без корсетов наши талии скоро были бы по семьдесят – восемьдесят сантиметров. Кроме того, корсеты поддерживают спину. Они действительно очень полезны для здоровья.
Кейн проворчал что-то в ответ и закончил запихивать еду в сумки. Она поняла, что в мыслях он опять вернулся к работе.
Они молча собирались в обратное путешествие в них по горе. Хьюстон не была уверена в том, что думал Кейн, но о себе она могла сказать, что никогда в жизни не была так счастлива. Страх за собственную холодность рассеялся, а впереди ее ждала жизнь с мужчиной, которого она любила.
Когда они выходили из хижины, Кейн остановился, чтобы еще раз окинуть взглядом маленькое жилище.
– Бьюсь об заклад, мне еще никогда не было здесь так хорошо, как в этот раз, – сказал он и, закрыв дверь, пошел к оседланным лошадям Хьюстон сама собиралась сесть на лошадь, но Кейн поймал ее за руку и подсадил в седло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80