Он представлял огромную ценность для тех министров, которым приходилось полагаться на доклады за неимением возможности увидеть ситуацию воочию.
Герцог прошел в кабинет, где его ожидал мистер Уотсон с пачками писем.
В одной были приглашения явно личного характера, другая имела отношение к дипломатическим делам.
Он подозревал, что вслед за этими двумя появится еще и третья — с письмами, содержащими политические вопросы.
Он сел за стол и, взмахнув рукой в сторону всех пачек, сказал:
— Вы можете взять это с собой. Есть здесь что-нибудь срочное, требующее ответа до моего отъезда?
— Есть письмо от его королевского высочества принца Уэльского, — ответил мистер Уотсон. — Он приглашает вашу светлость на ужин в Мальборо-Хаус завтра вечером и хотел бы поговорить с вами наедине, если возможно, завтра утром.
— Можете послать записку принцу, как и всем прочим, в которой объясните, что я отправился в деревню по неотложным делам, касающимся моего поместья.
Подумав немного, он прибавил:
— Я, конечно, свяжусь с его королевским высочеством по возвращении в Лондон.
Мистер Уотсон записал то, что сказал герцог.
Затем, стараясь осмыслить услышанное, помолчал несколько секунд и осторожно заметил:
— Я полагал, вы, ваша светлость, собирались ужинать с леди Фэвершем сегодня вечером.
— Ах да, конечно! — молвил герцог, как будто только сейчас вспомнил об этом. — Пошлите ее милости такую же записку о моем отъезде, что и прочим, и отправьте все эти уведомления сегодня вечером, когда я должен был бы возвратиться из Голландии.
— Хорошо, ваша светлость.
Мистер Уотсон торопливо вышел из комнаты.
Герцог сидел в кресле с чуть заметной ироничной усмешкой на губах.
Разумеется, Фиона будет поражена, а возможно, и слегка возмущена.
Он не только уезжал в деревню, не повидав прежде ее.
Более чувствительным для нее явится то» что он не написал ей лично.
Он думал об этом первом ударе в противостоянии, которое неизбежно развернется между ними.
Он был уверен: она как тигрица станет сражаться за него.
Она постепенно впадет в неистовство, когда поймет, что он избегает ее.
Шелдон Мур небезосновательно предполагал, что с ее стороны будут и слезы, и обвинения.
Такое уже случалось по завершении нескольких его affaires de coeur.
Но в тех случаях никогда не стоял вопрос о женитьбе.
Положение же с Фионой было несколько иным.
Он предполагал также, что она проинформирует Джослина, и тот приедет к нему завтра же.
Он слишком хорошо уяснил тактику своего кузена.
Как Джослин сказал вчера Фионе, он будет со скорбным видом, бьющим на жалость, просить у него денег.
Если ему отказать, он станет привычно его шантажировать, намекая на возможный ущерб для фамильной чести.
Он не преминет подчеркнуть, как сильно будут расстроены их родственники, если о его отчаянном безденежье узнают газеты.
И он будет прав.
Герцог знал, газетчики без всякого зазрения совести начнут предаваться сравнениям и приводить читателей в ужас от контраста между жалким состоянием предполагаемого наследника и богатством одного из самых состоятельных людей в стране.
С исказившимся от гнева лицом Шелдон Мур так сильно ударил кулаком по столу, что загрохотали подпрыгнувшие чернильницы.
— Проклятие! — воскликнул он. — Придется платить, и он знает это!
Герцог пытался урезонить себя, рассуждая, что, раз уж ничего с этим не поделать, глупо расстраиваться из-за поведения Джослина.
И все же, когда он выходил из кабинета, меж его бровей вновь появилась характерная складка.
Уже не оставалось времени «заказать присоединение его личного вагона к поезду, в котором ему предстояло ехать.
Однако до станции его сопровождал курьер, который организовал предоставление герцогу запасного вагона и проследил, чтобы его заперли, когда важный пассажир вошел в него.
Мистер Уотсон расположился в соседнем вагоне, вещи поместили в багажное отделение.
Чемоданов взяли немного.
В домах, где герцог бывал наиболее часто, имелась запасная одежда для него, предусмотренная на все случаи жизни.
Кроме Мур-парка, он владел имениями в графствах Ньюмаркет и Лестершир.
Поэтому обычно не было необходимости везти много вещей с Гросвенор-сквер в Мурпарк.
Самым важным грузом в этот раз являлись письма, которые ехали рядом с мистером Уотсоном в курьерском кейсе для официальных бумаг.
Секретарь потребовал все дневные газеты и положил их в вагон герцога.
Путешествие было непродолжительным, поскольку Мур-парк находился недалеко от Лондона, в самой живописной части графства Оксфордшир.
До поместья можно было доехать в экипаже менее чем за три часа.
Зимой, однако, герцог предпочитал более быстрый и комфортабельный переезд на поезде.
По требованию пассажиров поезд останавливался на его частной остановке.
Оттуда до его дома оставалось всего две мили.
На станции его встречали трое служащих.
Он сошел на платформу, покрытую специально для него красным ковром.
В стороне стоял фаэтон , которым он любил управлять сам.
Здесь же ожидал экипаж из поместья, готовый довезти любого от станции до Мур-парка.
Герцог приветствовал всех собравшихся, обнаружив некоторую скованность, что заставило их заподозрить нечто неладное.
Затем вскочил в фаэтон, подобрал поводья и отъехал.
Его кучер расположился на заднем сиденье.
Никто не сидел рядом, не отвлекал от мрачных мыслей.
Шелдон Мур уверенно правил лошадьми, мчавшимися по узким, извилистым дорожкам.
При этом он думал, что впервые за много лет едет домой без сопровождения гостей, обычно прибывавших, дабы развлекать его.
Сейчас ему хотелось побыть одному.
Хотелось суровой простоты, доставлявшей ему радость, как радовали морозный воздух, касавшийся щек, и серое небо над головой.
Он не мог бы в эти минуты тешиться солнечным светом или смехом и болтовней флиртующих женщин.
У него было одно желание — остаться наедине с собой, спокойно зализать раны, прежде чем он сможет вновь встать в ряды борцов.
Мур-парк выглядел великолепно.
В любое время года, в любую погоду огромный, величественный дом оставался все тем же.
От размаха его центральной части с гигантскими крыльями, простирающимися по обе стороны, захватывало дух.
Он был для герцога олицетворением стабильности и непрерывности бытия, основой существования самого Шелдона Мура.
Экипаж катился по длинной подъездной дороге.
И все это время, пока не приблизился к дому, герцог спрашивал себя: как мог он думать, что Фиона Фэвершем способна занять место его матери, став герцогиней Мурминстерской?
И дело было не только в том, что она изменила ему.
Он понимал теперь, как бы ни была прекрасна эта женщина, она не обладала ни характером, ни индивидуальностью для такой роли.
» Если б я женился на ней и убедился впоследствии в ее вероломстве, это унизило бы не только меня, но запятнало всю нашу родословную «, — думал герцог.
Он миновал мост через озеро, такой же старинный, как и сам дом, и подкатил к парадному подъезду.
Красный ковер уже расстелили.
На месте были и лакеи, готовые открыть дверцу фаэтона, чтобы он соскочил на ковер.
На верхней ступеньке, у входа, стоял дворецкий.
Все так привычно и знакомо!
Но герцога не покидало ощущение, что он видит это впервые.
Только теперь он осознал, как много все это значит для него.
Он вошел в дом и, желая отвлечься от мрачных раздумий, сразу направился к восстановленному театру.
Как он и предвидел, архитектор и оформитель ждали его.
Они провели его через дверь, соединявшую театр с домом.
Герцог сразу же заметил чертежи, выполненные архитекторами братьями Эдэм; среди них он обнаружил письмо с подробными инструкциями.
Оно было написано для архитекторов его предком, седьмым графом Муром.
Это его внук, девятый граф, участвовал в кампании под командованием Веллингтона , и воевал столь доблестно, что был удостоен титула маркиза.
Первым же герцогом рода Муров стал отец нынешнего владельца Мур-парка.
Титул герцога был пожалован отцу Шелдона Мура королевой Викторией.
Инструкции, которые сейчас держал в руках Шелдон Мур, были составлены седьмым графом Муром для братьев Эдэм после того, как он возвратился из России.
Он ездил туда по приглашению царя.
Он поделился с архитекторами, строившими дворец и театр, впечатлением, которое произвел на него царский театр в Зимнем дворце в Петербурге.
Это было нечто фантастическое.
Не меньше поразил его частный театр князя Извольцева.
Графу удалось заполучить эскизы интерьеров этого небольшого, но изящного театра.
Братья Эдэм удачно использовали многие элементы русской оформительской школы при воссоздании театра в Мур-парке.
Герцог видел, как идут здесь работы, за месяц до отъезда в Голландию.
Уже тогда у него не оставалось сомнений, что архитектор и оформитель восстановят театр в его былом очаровании и блеске.
Однако он немного опасался, что в своих мечтах рисовал его недостижимо прекрасным.
Итак, герцог остановился в дверях театра и оказался на одном уровне с ложами, возвышающимися над полом.
Подобная перспектива стала возможной благодаря тому, что дворец был возведен на чуть более высоком фундаменте, нежели театр.
Герцог стоял на верхней ступеньке изящной лестницы, спускающейся вниз, к партеру.
Театр был небольшой — на сотню зрителей.
Своей миниатюрностью он напоминал кукольный домик, в котором, однако, была воспроизведена обстановка большого дома.
Благолепием и комфортностью он мог поспорить с королевским театром.
Партер ослеплял белыми с позолотой резными креслами.
Сиденья в амфитеатре были обтянуты малиновым бархатом.
Такие же кресла стояли в двух ложах, одна из них предназначалась для королевских гостей.
Задник сцены не уступал зрительному залу.
Занавес из темно-красного бархата, пламеневший в огнях рампы, был поднят.
Тут имелась даже небольшая оркестровая яма, а с потолка свешивалась огромная хрустальная люстра.
Архитектор и оформитель с замиранием сердца наблюдали за выражением лица Шелдона Мура.
Он смотрел на все это великолепие в благоговейном молчании.
Наконец он произнес с чувством:
— Я от души поздравляю вас обоих! Это именно то, чего я желал, и намного прекраснее, чем я мог ожидать.
Они были так взволнованы, что просто лишились дара речи, но их глаза говорили о том, как польщены и вознаграждены они такой оценкой их труда.
Герцог покинул театр и прошел в дом к позднему ленчу.
Впервые с той минуты, когда он стоял прошлым вечером у двери в спальню Фионы, он смог в конце концов переключить свои мысли на что-либо иное.
Теперь он должен действовать быстро.
Во-первых, решить, какая primadonna выступит на его сцене в тот вечер, когда в зале будет принц Уэльский.
Во-вторых, кто будет участвовать в скетче , который он написал лишь наполовину и в который включил роль для Фионы.
Он не догадывался о ее вокальных способностях, пока она сама не предложила спеть для него.
Наверняка ее голос не представляет ничего исключительного.
Однако глупо отрицать, что с ее красотой ей нетрудно было бы покорить публику.
Хотя среди этой аудитории обнаружится и критически настроенная часть.
На каждое Рождество в Мур-парке собирались его родственники, включая бабушку.
Они приезжали без какого-либо приглашения, просто следуя давней традиции.
И эту традицию они не намерены были нарушать.
Прежде он хотел сочинить песенку для Фионы, которая должна была появиться в роли спустившегося с небес ангела.
Теперь же он понимал: дать Фионе роль ангела означало бы совершить преступление против Бога. , Внезапно у него возникла новая идея, а в голове настойчиво зазвучала мелодия, повторявшаяся вновь и вновь.
Эта мелодия будет преследовать его, пока он не сыграет ее на пианино и не запишет на нотной бумаге.
Он надеялся, что Фиона не останется у него на Рождество.
А если останется, ей придется сидеть в партере и смотреть, как кто-то другой исполняет ее роль.
— Ты не забудешь о песенке, которую я должна исполнить в твоем новом театре? — спросила она за день до того, как он отправился в Голландию. — Мне нужно время, чтобы поупражняться, ведь я знаю, дорогой Шелдон, ты мечтаешь о совершенстве.
— Как во всем, что ты делаешь, — ответил он машинально, просто потому, что она ждала такого ответа.
Теперь же он яростно убеждал себя, что в Фионе нет ничего совершенного.
» Я найду кого-нибудь для этой роли, — думал он, — и это будет несложно «.
После ленча он приказал привести ему лошадь из конюшни.
Главный конюх подвел лошадь к парадному входу и предупредил, что скоро пойдет снег.
— Сомневаюсь! — бросил в ответ герцог.
— Мы ожидаем белого Рождества, — объяснил конюх. — Прошлый год, если вы, ваша светлость, помните, снега не было до самого Дня Подарков!
Герцог не понимал, что это доказывает.
Ведь служащие в Мур-парке, так же как его племянницы и племянники, всегда желали, чтобы на Рождество все было засыпано снегом.
Они огорчались, если снега не было.
Герцог, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей, направился верхом прямо через поля.
Он ехал к северу.
Здесь уже начинались леса, в которых он давно не был.
Он должен когда-нибудь заняться ими, а также поговорить с лесничими и егерями.
Сейчас же ему необходимо остаться одному, освободиться от всего, что так беспокоит и мешает и от чего он никак не может отвязаться.
И в первую очередь — от своих собственных чувств.
Он ехал и ехал вперед, никуда не сворачивая, пока не ощутил сильный холод и не понял, что скоро стемнеет.
Вдруг он увидел перед собой маленькую деревню, которую не посещал уже несколько лет.
Он вспомнил ее название — Малый Бедлингтон.
Деревня состояла из нескольких крытых соломой домов, старинной черно-белой гостиницы и церкви в норманнском стиле .
Некоторые из этих древних церквей еще сохранились в графстве.
Герцог нахмурился, подумав, что большинство храмов в его поместье нуждаются в серьезном ремонте.
Он проехал по деревне, с пристрастием осмотрел все вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15