— Но не думаю, чтобы сэр Филипп стал заниматься карманниками и мелкими воришками. Его интересует уничтожение разбойников на больших дорогах. Говорят, один из них отнял у него фамильные драгоценности, которые он вез в Лондон на коронацию. По этой ли причине, или по какой-то другой, но он ненавидит всех разбойников. Утверждают, что за последние полтора года он повесил больше разбойников, чем другие судьи за десять лет.
— И отлично, потому что они настоящее бедствие для мирных путешественников! — воскликнула леди Дарлингтон. — Признаюсь, когда мы ехали из Уилтшира в Лондон, я всю дорогу глаз не смыкала, боялась, что проснусь, а на меня наставлен пистолет. Помнишь, Тея, как я нервничала?
Обернувшись, графиня увидела, что Тея не сопровождает их с лордом Сент-Винсентом в неторопливом следовании по аккуратным газонам сада, а так и стоит у входа, глядя вслед Рудольфу и сэру Филиппу, хотя те уже почти скрылись из виду.
— Тея! — окликнула ее графиня. — Идем, милочка. Нам пора возвращаться: скоро обед.
Тея вздрогнула и поспешила догнать свою двоюродную бабку и лорда Сент-Винсента, пока они шли к галерее, но она не открыла рта. Там они распрощались со своим спутником и пошли наверх, в свои апартаменты.
— Я нахожу этого молодого человека на удивление интересным, — проговорила графиня, поворачивая к своей комнате. — Не будь он таким мягкотелым щеголем, я бы, пожалуй, еще подумала-, прежде чем разрешать тебе ему отказывать.
Тея рассмеялась.
— Слушать его интересно, тетя Энн, но при этом на него не следует смотреть! При плохом освещении вообще непонятно, мужчина он или женщина. Согласитесь, что для мужа это недопустимо!
— Иди переодеваться, маленькая негодница! — ласково проговорила графиня. — Бог свидетель, мне не хочется потерять такую компаньонку, как ты, но если ты и дальше с таким же упорством будешь отвергать поклонников, то умрешь старой девой!
— Я готова рискнуть, — улыбнулась Тея и, поднявшись на цыпочки, поцеловала старую даму в щеку. — Я слишком счастлива с вами, чтобы желать чего-то иного, — добавила она и пошла к себе.
Вдовствующая графиня посмотрела ей вслед с нежной улыбкой на тонких губах.
Как только Тея закрыла за собой дверь своей спальни, ее лицо сразу стало серьезным. Она не сомневалась, что Рудольф поспешил завязать знакомство с сэром Филиппом Гейджем неспроста. Ее кузен, отчаянно добиваясь права стать маркизом Стейверли, за прошедшие недели стал особенно нетерпелив.
Оказываясь в обществе вдовствующей графини, он неизменно возвращался к этой теме. Тея не знала, разговаривала ли леди Дарлингтон с королем. Казалось, она наблюдает за своим племянником очень внимательно, но с Теей она эту тему не затрагивала.
После того как Тея узнала от Марты о том, кто такой Лусиус, ей не удалось больше ничего узнать у своей служанки.
Та упрямо отказывалась разговаривать на эту тему и впервые в жизни замкнулась в почти враждебном молчании.
— Ничего я не знаю! — повторяла она снова и снова.
Больше Tee ни разу не удалось вырвать у нее какие-нибудь сведения о Белогрудом.
И все-таки какое-то предчувствие говорило ей, что постепенно она все узнает. Девушка наблюдала за Рудольфом, старалась его разговорить, поймать на каком-нибудь признании, заставить хоть словом намекнуть, что именно ему известно об их пропавшем кузене. Однако Рудольф был слишком хитер и осмотрителен. Сколько она его ни расспрашивала, он ловко уходил от ответа. Только снова и снова повторял, что бедняга Лусиус наверняка погиб, что его либо повесили, либо оставили умирать в придорожной канаве.
Tee было нелегко скрывать, насколько ее интересует все, что касается Лусиуса. Но только когда она делала вид, будто ее интересует будущее Рудольфа, ей удавалось заставить его говорить о себе и хоть что-то узнавать о его планах. Порой она чувствовала себя такой неопытной и неловкой, что готова была расплакаться от сознания собственной беспомощности.
Ей казалось, будто что-то должно вот-вот произойти, что-то крайне важное. Но, предоставленная самой себе, Тея только беспомощно металась, словно отыскивая дорогу в тумане..
Она догадывалась, что Рудольф с сэром Гейджем направились или в таверну, или в апартаменты сэра Филиппа. Нет ли у Рудольфа какой-то информации, которую он может передать сэр Филиппу? Информации о разбойнике, чей арест и смерть будут ему крайне на руку?
Она мучительно размышляла, что можно предпринять, мысленно перебирая те сведения, которые услышала от лорда Сент-Винсента. Тея вспомнила его слова о том, что какой-то разбойник отнял у сэра Филиппа фамильные драгоценности, когда он ехал с ними в Лондон на коронацию. Драгоценности… значит, у сэра Филиппа есть жена! Ну что ж, можно попробовать подойти с этой стороны. Завтра надо будет убедить графиню нанести леди Гейдж визит. Женщины разговорчивее мужчин. Возможно, так удастся что-нибудь узнать о планах Рудольфа!
Обрадованная такой идеей Тея вызвала Марту и начала переодеваться. Им с леди Дарлингтон предстояло обедать в шесть часов в большом Банкетном зале. Сегодня — как, впрочем, почти каждый вечер — там будет царить веселье. Надевая белое атласное платье поверх нижней юбки из синей тафты, Тея испытывала радостное волнение.
В Банкетном зале ощущались такие величие и красота, которые неизменно приводили ее в восторг. Трубачи и литавристы в алых куртках, отделанных серебряным галуном, с украшенными парчовыми лентами инструментами, казались девушке существами из какой-то волшебной сказки. Игра королевских флейтистов заставляла ее чувствовать себя принцессой, а когда придворные дамы и лорды торжественной процессией шли к столу, в воздухе витали ароматы цветов и французских духов, которые так любил король.
Когда в зале появлялись король и королева, все замолкало. В его величестве тоже было нечто такое, что заставляло Тею смотреть на него как на героя какой-то саги. Он был такой высокий, стройный, смуглый, а в его устало улыбающихся глазах таилась ирония. Даже сейчас, по прошествии двух лет, она видела восторг, который появлялся а глазах придворных, когда они смотрели на своего короля, за которого многие недавно тайно поднимали тосты, о котором грезили и имя которого решались упоминать только шепотом. Это был их король. Он много страдал, однако сумел сохранить чувство юмора. Он был невероятно щедр и добр, любил животных и обожал своих детей. Он наслаждался танцами, музыкой и театром, ему нравилось говорить об астрономии, архитектуре, химии и садоводстве. И у него был неисчерпаемый запас историй, почти всегда остроумных, хотя порой и недостаточно утонченных.
Многие прозаичные англичане находили своего короля загадочным. Наверное, понятнее всего им была его любовь к спорту, охота и поездки верхом летом по утренней прохладе, его страстная любовь к путешествиям по воде — королевское судно в постоянной готовности всегда стояло у причала близ королевского дворца.
Это был странный, необъяснимый человек. Образованный, с безупречными манерами и невероятной мужской привлекательностью. Человек, который во всем оставался королем. И вот он входил в Банкетный зал в сопровождении свиты под звуки любовных песен, которые на галерее пел мальчик-француз.
Порой, когда Тея смотрела на короля, пока он усаживался за стол, и думала, как долго пришлось ему страдать от бедности и лишений, изгнания и горя, на глаза у нее наворачивались слезы. А потом она вдруг замечала, как королева с обожанием смотрит на своего супруга, а взгляд Карла устремлен туда, где Барбара Каслмейн демонстрирует свою вызывающую красоту.
И тогда Tee становилось грустно. Волшебная сказка заканчивалась не так, как должно было быть. Карлу следовало вернуть себе трон и жить долго и счастливо. Но пребывание рядом с ним леди Каслмейн лишало сказку счастливого конца. Иллюзия волшебной красоты исчезала, и на ее месте Тея видела человеческие чувства, страсти и обиды, которые скрывались под всем этим блеском.
Робкая королева в вечном страхе лишиться доброго расположения мужа. Барбара Каслмейн — жадная, хищная, требовательная, желавшая все большего внимания короля, все более щедрых подарков, которыми он без конца осыпал ее.
Их лица притягивали внимание Теи, как и озабоченное лицо лорда-канцлера, который пытался примирить короля и парламент, и плотоядные взгляды герцога Букингемского, чья связь с графиней Шрусбери стала при дворе притчей во языцех, и грубое плебейское лицо генерала Монка, которого все забывали величать его новым титулом герцога Олбимарлского, и его болезненной раздражительной жены, которая была его портнихой, прачкой и любовницей. В Банкетном зале было еще множество лиц, и на всех лежала печать мыслей и чувств, желаний и страстей. А порой, на другом конце залаяли рядом с собой, Тея видела лицо Рудольфа и пыталась понять, о чем он думает. Иногда он улыбался ей, пытаясь привлечь ее внимание, но чаще смотрел на Барбару Каслмейн. И тогда в его взгляде появлялось выражение, которое и отталкивало, и пугало девушку.
Долгое время ей не удавалось определить, что это было за выражение, но в конце концов она все-таки поняла. Оно впервые промелькнуло на лице Рудольфа во время первого его разговора с леди Дарлингтон, когда графиня сказала, что законным наследником маркизата считается Лусиус. Это было выражение отчаянного беспокойства, растущего нетерпения, желания удовлетворить свои амбиции и — ради удовлетворения их — готовности убить. Убить, чтобы знать: тень разбойника больше не стоит на его пути.
Глава 5

Две старые дамы согласно кивнули.
— Говорят, граф уехал во Францию, чтобы уйти там в монастырь.
Леди Дарлингтон издала негромкое и неодобрительное восклицание.
— Стоит ли удивляться, — фыркнула она, — что поведение жены вызывает у него отвращение.
Леди Гейдж, худая и бледная, с лошадиным лицом, подвинулась чуть ближе.
— Шепчутся, будто она снова ждет ребенка.
— И это меня не удивило бы, — мрачно откликнулась леди Дарлингтон. — То, что подобная женщина продолжает занимать место при дворе, — это позор для Англии.
Рядом с ними сидела Тея, положив на колени свое рукоделие. Ей казалось, что все только и говорят, что о поведении леди Каслмейн. Она слышала все это уже сотню раз, но леди Каслмейн продолжала свое триумфальное шествие, а король был полностью в ее власти.
Она даже как-то сумела установить дружеские отношения с королевой. Никто не знал, как ей это удалось, но все видели, что королева не только смирилась с неизбежностью, приняв леди Каслмейн в качестве своей фрейлины, но и явно старалась смягчить двусмысленную ситуацию. Королева публично являла Барбаре свои милости, вызывая немалую досаду остальных фрейлин.
Это сильно повредило тем, кто советовал ее величеству не принимать любовницу своего супруга. Они оказались в неловком положении, и только немногие из них по-прежнему игнорировали торжествующую графиню.
Придворные помоложе, с самого начала настроенные не столь решительно, теперь тем более изменили свое отношение, предоставив немногочисленным и беспомощным старым дамам гневаться, перешептываться и сплетничать.
Тея подумала, что леди Гейдж, которая совсем недавно появилась при дворе, поступает неосмотрительно, позволяя вовлечь себя в эту конфронтацию на стороне проигравших.
Это было тем более неразумно, что отношение леди Гейдж к леди Каслмейн определялось исключительно завистью, злобной завистью некрасивой женщины к той, что явно демонстрировала уверенность в своих чарах и возможности получить с их помощью все, чего она ни пожелает.
— Я слышала, что лорд-канцлер в ужасе от того, сколько денег из королевской казны она присваивает.
— Ходят слухи, что король обещал купить ей Беркшир-Хаус в Сент-Джеймсе. За пять тысяч фунтов!
— Она совершенно ненасытна в своих требованиях. Только вчера лорд-канцлер сказал: «Эта женщина продаст все что угодно!»
Тея встала и неслышно вышла. Старые дамы даже не заметили ее исчезновения. Их крючковатые носы, похожие на клювы попугаев, казались еще более хищными, когда их поблекшие губы шептали последние сплетни.
Идя по коридору, Тея устало размышляла, что это злословие совершенно бесплодно. Ей самой леди Каслмейн внушала невольное восхищение. Она была такая веселая, так заразительно смеялась. С ее появлением любое развлечение словно получало дополнительный импульс. Если бы все обстояло иначе, Тея с удовольствием подружилась бы с этой красивой, хотя и скандально знаменитой дамой. Однако ее двоюродная бабка оскорбила любовницу короля, которая пользовалась при дворе почти неограниченной властью. Таким образом, вдовствующая графиня, а с ней и сама Тея оказались в стане заклятых врагов леди Каслмейн.
Она часто думала о том, как Барбаре удается превращать мужчин в своих покорных рабов. Тея прекрасно видела, что, хотя Рудольф говорит ей о своей любви, его взгляд то и дело устремляется к леди Каслмейн, и в нем появляется то же выражение, что у большинства мужчин, когда они смотрят на это чудесное капризное личико с полуопущенными веками. И Тея начинала понимать, что любовь бывает разная.
И все-таки бесконечные сплетни по адресу Барбары Каслмейн внушали ей отвращение. Tee казалось, что старые сплетницы готовы забросать предмет своей ненависти настоящей грязью.
Стоял чудесный день, и сентябрьское солнце было теплым и золотым. Легкий ветерок, прилетавший с реки, чуть шевелил флаги на крыше дворца и играл лентами дам, которые прогуливались по набережной.
День был словно специально предназначен для прогулки верхом, и Тея велела Марте приказать седлать лошадь и помочь ей переодеться в бархатную амазонку, синюю, как сапфир. Графиня в ближайшие несколько часов будет сплетничать с леди Гейдж, которая явилась к ней с визитом.
Надежды Теи что-нибудь узнать о делах сэра Филиппа с Рудольфом не оправдались. С самого начала леди Гейдж ясно дала им понять, что занятия мужа внушают ей смертельную скуку.
На осторожные расспросы Теи леди Гейдж, пожимая плечами, отвечала, что ничего не знает о том, чем занят сейчас ее супруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32