я пишу записочки на немецком, ну, примерно такие:
"Иди в кухню, посмотри на подоконнике”. Мальчик кидается в “пищеблок”, но там его ждет другое указание: “В спальне, на маминой половине кровати, под подушкой”. Цель поисков - немудреный подарочек, чаще всего “Киндер-сюрприз”. Естественно, Лена может купить сыну сразу коробку шоколадных яиц, но Никитке нравится сама забава. Поэтому квартиру Федуловых я знаю, как свою, и могу подтвердить: у Лены в доме всегда царит идеальный порядок.
Но сейчас спальня казалась разгромленной. Все шкафы открыты, ящики выдвинуты, вещи валяются на полу…
- Господи, - вырвалось у меня, - что у вас произошло?
Лена села на пуфик и спокойно сообщила:
- Павлуху арестовали, обыск был. Я замерла с открытым ртом. Увидав мою реакцию, Леночка хмыкнула, вытащила сигареты и продолжала:
- Если вы. Виола, сейчас скажете, что больше не хотите заниматься с Китом, ей-богу, я не обижусь. От меня уже ушли домработница и няня.
Я пожала плечами.
- Ну от сумы и от тюрьмы в нашей стране зарекаться нельзя. И потом, мой родной отец отсидел полжизни по лагерям и зонам. Я и увидела-то его совсем недавно, правда, теперь он взялся за ум, женился, работает. Но факт остается фактом, я - дочь вора, согласитесь, похвастаться нечем, но даже если бы мой папенька был академиком, я бы не бросила сейчас Кита. Ребенок-то при чем? Кстати, совсем необязательно платить десять долларов в час, подавляющее большинство учеников дает мне сто рублей за урок.
Лицо Лены просветлело.
- У меня нет пока проблем с деньгами. Виола, не могли бы вы мне помочь?
- С удовольствием.
Она протянула небольшой ключик.
- Вы ведь знаете, где мастерская?
- Конечно, на чердаке.
- Пожалуйста, поднимитесь туда, на стене, между гипсовыми масками, висит картина, она там одна висит, остальные просто стоят. Мое любимое произведение, дело жизни, изумительный пейзаж - пруд, лодка, лес. Я обожаю данную работу, писала три года, только недавно завершила… Выньте ее из рамы, скатайте аккуратно трубочкой, положите в пакет и заберите к себе. Только дома обязательно вновь вставьте в раму и повесьте где-нибудь в темном углу, от яркого света краски блекнут, а я мечтаю выставить полотно в ноябре на выставке в “Арт-Мо”.
- Хорошо, - удивленно ответила я, - только зачем уносить вашу работу?
Леночка опять схватилась за сигареты.
- Павлик попался на наркотиках, согласился провезти в партии товара героин. Заработать хотел, дурачок. Статья, по которой его повязали, предполагает конфискацию имущества. Не хочу, чтобы картина, на которую я возлагаю такие надежды, попала в опись. Не смогу тогда ее ни выставить, ни продать…
Я кивнула.
- Конечно, сделаю. Хотите припрячу и что-нибудь еще: драгоценности, столовое серебро… Лена печально улыбнулась:
- Да плевать на барахло, потом скорей всего удастся доказать, что вещи куплены на мои собственные сбережения, только процедура эта длительная, а выставка вот она, на носу. Я у вас заберу полотно недели через две.
- Она мне не помешает и в течение большего времени, - сказала я и пошла на чердак.
Никитка увязался со мной. Отсутствовали мы около часа. Сначала я никак не могла открыть замок. Очень жаль, что Лена сама не пошла в мастерскую, но она ждала прихода адвоката и боялась, что тот, позвонив в домофон, уйдет, не дождавшись хозяйки.
Наконец дверь распахнулась. На стене и впрямь висело только одно полотно. У Лены определенно был талант. От пейзажа веяло умиротворением. Большой пруд, темный, заросший ряской, на глади которого одиноко покачивалась самая простецкая деревянная лодочка, выглядел бы излишне мрачным. Тем более что по берегам стоял дремучий лес из старых, замшелых деревьев. Но наверху сияло голубое небо и тонкий луч золотил верхушки елей. “Федулова”, - стояло в углу пейзажа.
Мы с Китом осторожно разобрали простую раму, превратив ее в набор беленьких палочек. Потом я аккуратно скатала полотно, засунула “трубочку” в пакет, положила туда же разобранный багет. Затем опять мы провозились с замком и пошли вниз.
Дверь квартиры была открыта. Я слегка удивилась, хорошо помня, что Лена, доведя нас с Никиткой до выхода, заперла замок… Впрочем, может, пришел адвокат, и Леночка забыла повернуть ключ.
- Мама! - заорал Никитка и побежал по коридору. В ту же секунду зазвонил телефон. Никита развернулся и бросился на кухню, откуда неслась трель. Я вошла в спальню и увидела Лену. Она сидела спиной к двери, положив голову на маленький туалетный столик.
- Лена, - позвала я.
Но Федулова не шелохнулась.
Испугавшись, что ей стало плохо, я быстро подошла к Лене и взглянула на повернутое вправо лицо. В ту же секунду из моей груди чуть не вырвался крик ужаса. Леночке и впрямь было плохо, очень плохо, так плохо, как в жизни не бывает. Огромные голубые глаза не мигая смотрели остекленевшим взором вдаль, словно она видела нечто, недоступное мне. А на ее виске чернела небольшая дырочка. Крови отчего-то почти не было, на губах Лены застыла улыбка, производившая еще более жуткое впечатление, чем предсмертная гримаса.
Глава 2
Только мысль о том, что в каждую секунду сюда с радостным кличем “Мама!” может ворваться Никитка, заставила меня на плохо слушающихся ногах выползти в коридор. Кстати, весьма вовремя, Кит уже закончил разговор и несся на всех парах в комнату к матери.
- Стой, - притормозила я его, - туда нельзя.
- Почему? - удивился мальчик.
- У мамы началась мигрень, она легла отдохнуть.
- А-а-а, - протянул Кит.
У Лены иногда случались приступы дикой головной боли, и Никитка совсем не удивился.
- У тебя ведь в семь вечера бассейн? - спросила я.
- Да, - радостно кивнул он, - с девятнадцати до двадцати тридцати.
- Тогда собирайся, - велела я, - быстро бери необходимое: мыло, мочалку, плавки, тапки и пошли.
- А кто меня заберет? - поинтересовался мальчик, выходя на лестницу.
Я заперла дверь ключами Лены, положила их в карман, подхватила пакет с картиной и сказала:
- Бабушка, сейчас позвоню Марье Михайловне, ты скорей всего к ней ночевать пойдешь, раз маме так плохо.
- Ура, - заскакал Никитка, - к бабе Маше, вот зыко, там Модест.
Модест - это разъевшийся сверх всякой меры перс, больше похожий на карликового бегемота, чем на представителя славной породы кошачьих.
Я отвела Никиту в бассейн, потом вернулась назад в квартиру Федуловых и позвонила сначала своему мужу Олегу, потом бабушке Никиты, Марье Михайловне.
Мой супруг хороший профессионал, кстати, мы и познакомились с ним благодаря его службе. Я пришла к нему в рабочий кабинет с одной просьбой… Роман наш протекал стремительно и завершился свадьбой. Но приятного ощущения от замужества у меня никак не возникает. Олега никогда нет дома, и все то, что обычно делает в квартире мужчина, лежит на моих плечах.
Я ловко вбиваю гвозди, меняю перегоревшие лампочки, могу просверлить дырку и, засунув туда дюбель, ввернуть шуруп. Мне известна разница между долотом и стамеской, и я никогда не путаю крестовую отвертку с обычной. Я спокойно справляюсь с засором в ванной или на кухне, не боюсь мышей и великолепно усвоила несколько постулатов женщины, в одиночку управляющейся с хозяйством: то, что нельзя поднять из-за большого веса и перенести, можно оттащить волоком. Не желающую откручиваться пробку у бутылки с газированной водой легко повернуть, зажав ее щипцами для колки орехов. Правило рычага, помните, проходили в школе по физике? Если же нет сил скрутить крышку у банки, последнюю следует перевернуть и аккуратненько поддеть тонким ножом железный кругляшок. Раздастся бульканье или звук “чпок” - и готово дело. Впрочем, справедливости ради замечу, что все вышеперечисленное я освоила еще до знакомства с Олегом.
В браке у меня появилась стойкая уверенность: в случае любых неприятностей следует звать на помощь Олега. В конце концов он появится и поможет! Ну повесил же все-таки новую кухонную полку, которая категорически не желала отрываться от пола, когда я пыталась ее приподнять. Правда, до этого мы три месяца жили, натыкаясь на нее на кухне…
Но сегодня, услыхав о том, что стряслось у Федуловых, Олег примчался через пятнадцать минут. Причем не один, а в компании мужиков, которые стали бесцеремонно ходить по квартире, открывая шкафы и перешагивая через горы неубранных вещей.
- У них всегда такой бардак стоит? - поинтересовался Олег.
Я покачала головой:
- Нет. Вчера был обыск. Мужа Лены, Павла Федулова арестовали.
- Ясно, - протянул супруг, - ну, а ты где была в момент убийства?
- Поднималась вместе с Никитой в мастерскую, на чердак.
- Зачем?
Я уже хотела было сообщить правду, но мигом передумала. Картина Лены не имеет никакого отношения к данной истории. Федулова хотела выставить ее на вернисаже в “Арт-Мо”. Вот я и отнесу туда пейзаж. Леночка очень мне нравилась, я должна выполнить ее последнюю волю… Взгляд упал на небольшой холст в красивой раме, стоявший у стены в кабинете.
- Да вот, - сказала я, - она просила принести эту картину, хотела здесь повесить.
- Чего же сама не пошла?
- Боялась пропустить приход адвоката!
- Понятно, - процедил муж и крикнул:
- Юрка, забери эту мазню!
Я почувствовала ликование в душе. Так и знала! Скажи я правду про пейзаж, он бы мгновенно оказался среди вещественных доказательств. А мне очень хотелось отнести полотно в “Арт-Мо”.
В кабинет влетел Юрка. Я знаю его всю жизнь, с самого детства, мы жили с ним в одном подъезде, и он частенько прибегал к нам просто так, на огонек. Кстати, именно он отправил меня в свое время к Олегу, и жена Юры, Лелька, долго потом говорила:
- Ну видали, замуж вышла благополучно, а сватам ничего? Ни мне шали, ни Юрке шапки…
- Здорово, Вилка, - сказал Юра, ухватил картину и присвистнул:
- Ох, е-мое, красота офигенная!
- Что там? - не утерпела я и подошла к приятелю.
В ярких лучах летнего солнца на полянке стояла, вытянув руки к небу, абсолютно обнаженная женщина с роскошной фигурой. Неизвестная натурщица была хороша статной, несовременной красотой. Грудь этак размера пятого, тяжелые бедра, полные ноги, но кожа белая-белая, сияющая, а по плечам рассыпан каскад рыжих, роскошных волос. Лицо же простецкое, с полными щеками, носом-картошкой, не слишком выразительными голубыми глазами и крупным ртом. Таких дам любил изображать Кустодиев.
- А ты не видела, что взяла в мастерской? - прищурился муж.
Я вздрогнула. Вот ведь какой наблюдательный - сразу заметил мою оплошность, надо выкручиваться.
- Естественно, видела, - сердито ответила я.
- Зачем тогда еще раз посмотреть решила? - спокойно осведомился Олег. Я дернула плечом:
- Да интересно стало, что так понравилось Юрке. По-моему, ожиревшая корова.
- Ну не скажи, - улыбнулся тот, - очень даже ничего, этакий персик сочный. Я хихикнула:
- Ну-ну, на Новый год обязательно подарю тебе репродукцию “Деревенской Венеры”, повесишь в гостиной!
Юрасик с опаской глянул на меня:
- Ты всерьез?
Я подавила ухмылку:
- Конечно, раз так нравится, должно всегда находиться перед глазами.
Потом, глядя на смущенного Юрку, я не утерпела и продолжила:
- Представляю, в какой восторг придет Лелька! Патологическая ревность Лели, жены Юры, отлично известна всем знакомым. Если бы она могла, то водила бы мужа по городу с завязанными глазами. Откуда взялась эта милая привычка, непонятно. Юрка добропорядочный семьянин, отец двух мальчишек-близнецов, жене своей не изменяет, но, как всякий субъект мужского пола, иногда с интересом поглядывает в сторону молодых, длинноногих и белокурых…
- Хватит паясничать, - хмуро велел Олег, - давайте, действуйте. Ты, Юрка, займись своим делом, а ты, Вилка, двигай домой, там и побеседуем, вечером!
Я покорно пошла в прихожую, чтобы натянуть куртку, но тут послышался громкий шорох. Из двери спальни показался мужик в синем комбинезоне, потом другой… Между ними покачивались носилки, на которых лежал наглухо закрытый на “молнию” мешок веселенького голубого цвета. Лена покидала родной дом. У меня перехватило горло, словно чья-то жестокая рука сжала его и не собиралась отпускать.
В нашей квартире витал дивный аромат, Тамара пекла в духовке свинину. Глядя на ее раскрасневшееся лицо, я сказала:
- По-моему, в твоем положении вредно толкаться на кухне.
- Почему? - изумилась Томочка. - И потом, стыдно признаться, но я абсолютно не ощущаю никаких неудобств. Отчего-то совершенно не тошнит, и голова не кружится, да и слабости никакой! Помнишь, как плохо приходилось несчастной Лере Парфеновой? Целый день лежала в кровати…
Я, ничего не сказав, пошла в ванную. Томуся человек невероятной доброты, а Лерка использует любой момент для того, чтобы пожаловаться на здоровье. Причем все ее стоны имеют только одну цель: вызвать у окружающих желание ухаживать за Парфеновой.
Она и впрямь девять месяцев провалялась в кровати, поедая фрукты и щелкая пультом телевизора, а “мерзкая свекровь” и муж бегали вокруг ее ложа на цырлах, не зная, чем угодить бедняжке. Кстати, родив ребенка, Лера не слишком-то изменила своим привычкам. Первые полгода после родов она чувствовала себя слишком слабой, требовалось восстановить потраченные силы, затем у нее оказался низкий гемоглобин. Одним словом, Лерка вновь осела у телика с коробочкой шоколадных конфет, а “Медуза Горгона” вскакивала ни свет ни заря и бежала на молочную кухню. Правда, теперь Парфенова утверждает, что свекровь избаловала внука “донельзя”. А бедная бабушка молча воспитывает мальчика, Лерка совсем не интересуется сыном.
Раздалась веселая трель звонка. Дюшка с лаем кинулась в прихожую, следом с топотом понеслась Кристина.
- Ну и отлично, - воскликнула Томуська, - в кои-то веки кто-то из наших мужей успел к ужину.
- Вам кого? - спросила Кристина. Из-за двери раздалось недовольное бурчание. Я подошла к створке, отодвинула Крисю и глянула в глазок. На площадке стояла странная парочка. Довольно высокий, полный мужик, одетый в нелепое пальто с огромным воротником, и маленькая, толстенькая тетка, отчего-то в мужской черной шляпе с широкими полями. Между ними маячил отвратительного вида потертый чемодан, перетянутый ремнями.
1 2 3 4 5 6