- Время идет, а Лика будет сидеть в душной камере, в компании не слишком приятных товарок. Ладно, я подсуечусь немного, жаль мне ее, очень жаль, но преступник должен быть наказан.
«Вор должен сидеть в тюрьме», - всплыла в моей голове фраза.
* * *
Александр Михайлович не подвел. 1 октября Лику осудили, причем сделали это очень быстро, в одно заседание. Уж не знаю, каким образом Дегтяреву удалось уговорить судью, страшно противную по виду тетку лет пятидесяти, с маленькими злобными глазками и тонкими губами, сжатыми в нитку.
Мы всей семьей явились в зал заседаний, впрочем, народ там и без нас толкался, а когда конвойные ввели бледную, слегка похудевшую Лику, присутствующие фоторепортеры мигом бросились к скамье подсудимых, стоящей в клетке. Евгений был достаточно известен в мире бизнеса, и его смерть, да еще от руки жены, страшно обрадовала борзописцев, получивших повод для новых статей.
Процесс произвел на меня самое тягостное впечатление. Удручающе выглядело все: обшарпанный зал заседаний, толпа корреспондентов, знакомые Лики и Евгения, прибежавшие на суд, чтобы утолить любопытство, злобно прерывающая всех судья, отвратительно правильный прокурор, тарахтящая, словно погремушка, адвокатша, девочка-секретарь, все время ковырявшая в носу, запах канализации, невесть почему витавший в храме Фемиды, но самое жалкое зрелище производила сама Лика.
Подруга была одета в приличный костюм из твида и белую блузку. Волосы ее слегка отросли, выглядели чистыми и даже ухоженными, на лицо была нанесена косметика. Но, когда Лика начала давать показания, у меня перевернулось сердце. Голос ее звучал глухо, словно она говорила из-под подушки, никакой эмоциональной окраски в речи не было.
- Да, - словно автомат говорила Ликуська, - да, встретились. Ничего не помню. Он предложил развод…
- Это все? - прищурилась судья.
- Да.
- Немного, однако. Не помните, как толкали гражданина Твердохлебова в реку?
- Да.
- Расскажите, как обстояло дело.
- Да, он предложил развод…
- Дальше.
- Не помню.
- Так помните или нет? - обозлилась судья. - Почетче сформулируйте ответ.
- Да, то есть нет, а может, да, - растерянно сказала Лика и принялась безучастно скользить взглядом по толпе. Когда ее взор пробежался по моему лицу, я вздрогнула. Глаза Лики напоминали пуговицы, блестящие и абсолютно пустые.
- Нечего из себя сумасшедшую корчить, разъярилась судья, - в деле имеется справка о вашей вменяемости. Не правильную тактику избрали, гражданка Твердохлебова, ваше поведение будет расценено как неуважение к суду.
Аркашка наклонился и с возмущением спросил:
- Где вы взяли для нее адвоката?
Я посмотрела на полную тетку, на лице которой играл климактерический румянец, и шепотом ответила:
- Не знаю, всеми вопросами занимались ее сын Юра и Вера Карапетова.
Потом начался опрос свидетелей. В зал бодро вошел старикашка, маленький, подпрыгивающий на каждом шагу, похожий на сморчок.
Неожиданно голос у него оказался громким, даже зычным. Ничуть не смущаясь, дедуся рассказал про бинокль. Лику он рассмотрел великолепно, с памятью у дедка был полный порядок, и он бодро вещал:
- Платье такое приметное, с цветами, сумочка имелась, туфельки на каблучках. Красивая дамочка, приметная.
Адвокатша вяло попыталась сбить свидетеля, но дед с честью выдержал атаку.
- Да, я вижу отлично, даже очки не ношу, вон отсюда могу прочитать, что у того парня на бейсболке написано: «Уес».
- Йес, - поправил его юноша.
- А вот языкам не обучен, - крякнул дедуля, - не владею басурманским, только русским.
- Значит, вы хорошо видели гражданку? - уточнила судья, постукивая по столу карандашом.
- Как вас, - закивал дедулька, - на ноге у ей повязочка была, аккурат до щиколотки.
- Вы в тот день поранили ногу? - повернулась судья к Лике.
- Да, - растерянно ответила та, - а может, нет, не помню.
Приговор ошеломил всех - десять лет. Побледневшую еще сильнее Лику вывели из клетки, мы поехали домой. Всю дорогу Аркашка возмущался действиями адвокатши, а я сидела тихо. Какая разница, чего не сказала эта тетка, ну дали бы Ликуське восемь лет… Вряд ли ее оправдали, дедулька просто, простите за дурацкий каламбур, убийственный свидетель, припомнил все, даже повязку на ноге. Внезапно в моей душе закопошилось сомнение: забинтованная конечность. Что-то было не так, но тут Зайка велела:
- Поехали в кондитерскую, очень хочется пирожных, - и я от удивления забыла все на свете.
Глава 4
Прошел месяц, в самом начале ноября я вынула из почтового ящика квитанцию на оплату коммунальных услуг, которые каждый месяц рассылает жильцам администрация нашего коттеджного поселка, и увидела самый обычный конверт, адресованный мне. Честно говоря, я удивилась. Уже давно все наши знакомые пользуются е-мейл или, если речь идет о приглашениях на свадьбы и вечеринки, присылают курьеров. Простого письма, с наклеенными марками, я не получала очень давно.
Из конверта выпал листочек в клеточку, изумившись еще больше, я развернула послание.
"Дорогая Даша, извини, что обременяю тебя, но обратиться больше не к кому. Вера Карапетова мне не ответила, но я не обижаюсь, как не обижусь, если не отзовешься и ты, мало кому хочется иметь дело с убийцей. Но все же, помня о наших давних дружеских отношениях, рискую попросить кое о чем. Здесь вполне можно жить, я работаю швеей. Одна беда, плохо с продуктами, не сочти за труд, собери для меня посылочку.
Список разрешенных «вкусностей» прилагаю.
И, если не затруднит, положи еще прокладки, любые, какие подешевле, тетради, ручки, в общем, там есть еще один список. Если решишь мне помочь, то привезти передачу надо пятого ноября, с восьми утра до часа. Лика.
P.S. Кстати, здесь сломался телевизор, если купишь новый, начальство в знак благодарности разрешит свидание со мной, но на это я даже не надеюсь".
Чуть не зарыдав, я побежала в дом, на ходу читая списки: кофе, чай, сахар, какао, сливочное масло, печенье, тушенка… Будучи свободной женщиной, Лика увлекалась правильным питанием, не ела мясо, не употребляла ничего жирного, сладкого, острого, не пила кофе и демонстративно отворачивалась от какао.
5 ноября, ровно в восемь утра, я вошла в низенькое здание самого обшарпанного вида и сказала тетке в военной форме, сидевшей за решеткой с мелкими ячейками:
- Привезла по просьбе заключенной Солодко гуманитарную помощь, цветной телевизор.
- Сол од ко… - забормотала баба, - Сол од ко... вроде у нас такой нет.
Тут меня осенило, что Лика, выходя замуж за Евгения, как обычно, поменяла фамилию и пошла по этапу Твердохлебовой.
Очевидно, сотрудники колонии очень хотели получить новый «Самсунг», потому что они не только беспрепятственно взяли сумку с харчами, но и препроводили меня в маленькую комнату, обставленную с казенным шиком: стол, два стула, зарешеченное окно и портрет президента на стене.
Ждать пришлось довольно долго, но наконец что-то загрохотало, и в комнатушке появилась Лика. Я постаралась сдержать слезы. На подруге был ватник, на ногах у нее красовались жуткие высокие ботинки, голову покрывал ситцевый платок. Но несмотря на ужасный наряд, выглядела Лика не так уж плохо, на щеках играл румянец.
Несколько минут мы болтали ни о чем, потом я спросила:
- Ну как тут?
Лика сморщилась:
- Жить, оказывается, можно везде. В СИЗО хуже, здесь свободы больше, воздуха, вот кошку завела.
Потом, прочитав в моих глазах невысказанный вопрос, она продолжила:
- Юра не приезжает, он тотально занят, диплом пишет, а я и не прошу свиданий с ним.
Очень хорошо все понимаю.
В ее голосе прозвучала такая тоска, что я не выдержала:
- Господи, ну зачем ты его убила?! Решил жить с другой бабой, и фиг с ним!
Лика тяжело вздохнула:
- Хочешь верь, хочешь не верь - ничего не помню.
- Как? Совсем?
- Ага, абсолютно.
Свидание с Евгением, как сбросила его в реку…
- Вообще ничего из того дня в памяти не задержалось?
- Да нет, в первой половине дня я нормально себя чувствовала. Поспала у вас дома, поела, Ирка пирожками угостила.
- Дальше.
- Потом Евгений позвонил, попросил о встрече.
- Он к тебе сам обратился?
- Да мне бы и в голову не пришло набирать его номер после всего произошедшего.
- А потом?
- Суп с котом, - усмехнулась Лика, - провал. Очнулась дома на постели, полное ощущение, что спала. Вообще понять не могу, как до своей квартиры дотопала, ноги подламывались, руки тряслись…
- И?
- Все, потом пришли менты.
- Но такое невозможно! Ты ехала через всю Москву, на метро…
- Вроде я сидела в машине, - напряглась Лика, - а может, и нет. Был автомобиль, и вроде меня тошнило, голос слышала, чужой, наверное, шофера.
- И что он говорил?
Лика нахмурилась:
- Бу-бу-бу... сердился.
- Отчего?
Подруга напряглась:
- Сейчас... постараюсь вспомнить... вертится в голове... а! «Сейчас она тут наблюет, открой дверцу, салон измажет, вот сука». Или примерно так.
- Значит, ты взяла такси, в котором сидели еще пассажиры?! - удивилась я. - Шофер же с кем-то разговаривал.
- Небось со мной, не помню, сплошной туман.
- Интересно, - пробормотала я, - дед видел машину?
- Какой?
- Ну тот, с биноклем!
- Старик Козлодоев, - хмыкнула Лика.
- Это его фамилия? - улыбнулась я.
- Да не помню, как звали дедушку, - отмахнулась Лика, - суд еле выдержала, тоже туман, но уже в меньшей степени, хоть говорить смогла. Не веришь, я в СИЗО все время спала: утром, днем, ночью. Повезли на суд: язык во рту еле-еле ворочается, как будто в киселе плыву, звуки еле к ушам пробиваются, где уж тут фамилию дедка упомнить. Старик Козлодоев - это из песни Гребенщикова, помнишь? «По крыше сползает старик Козлодоев…» Или Козлодуев, в общем, козел.
- Козел-то козел, - вздохнула я, - а на зону тебя своими показаниями отправил, все припомнил, даже повязку на ноге.
- Знаешь, - буркнула Лика, я ведь потом, уже тут, в бараке, когда окончательно в себя пришла, долго думала. Много странного, однако, в этой истории.
- Что, например?
- Ну хотя бы с повязкой. Зачем мне щиколотку заматывать?
- Может, поранилась.
- А вот и нет, - воскликнула Лика, - ни болячки нет, ни шрама.
В моей голове медленно заворочались мысли.
- Ты уверена?
- Ну конечно, - кивнула она, - нога как нога, потом сарафан этот…
- Ас ним что?
- Непонятное дело, - запоздало удивилась Лика. - Очень я удивилась, совсем уж дикая вещь. Ты мне не поверишь!
- Говори.
- Сама знаешь, я очень люблю этот сарафан, он мне так идет!
Я улыбнулась. На мой взгляд, вещь отвратительная: мешок на лямках самой аляповатой расцветки.
- Но в тот день, приехав от вас, я надела розовый льняной костюм, - пояснила Лика, - и отправилась на свидание к Евгению в нем.
А вечером, когда очнулась в кровати, была в этом сарафанчике. Ерунда какая-то!
- Ты же ничего не помнишь!
- Ну вдруг в голове что-то всплывает. Нет, я абсолютно уверена: приехала из Ложкина и специально надела розовый костюм: Евгению нравились спокойные тона. Точно! До метро в нем шла, еще расстроилась, что юбку по дороге испачкала… Это помню.
- А с какого момента все забыла и куда подевался костюм?
- Юбка с жакетом в шкафу висели, - вздохнула Лика, - а с какого момента - не помню…
Хрен его знает!
- Евгения ты видела?
- Не-а.
- Ну-ка, описывай все свои действия, шаг за шагом!
Лика нахмурилась:
- Так. Скандал в гостинице, он ушел, я заснула, перебила там все на фиг и задрыхла, истерика у меня случилась, да и кто бы удержался…
- Давай не оценивать события, а просто выстраивать их.
- Ага, проснулась и поехала к вам, в Ложкино. Хряпнула коньяка, заснула. Потом очнулась, выпила кофе, тут Евгений позвонил: «Давай встретимся, в семь часов, на набережной».
- Странное место.
- Почему? Он там гулять любил, тихо, народу нет.
- Дальше.
- Домой помчалась переодеваться и сейчас абсолютно уверена, что надела розовый костюм. Понимаешь, подумала, что Евгений решил извиниться за вчерашнее. Честно говоря, я считала, что ему водка по мозгам дала, он много выпил на свадьбе, вот я и расфуфырилась в ожидании примирения.
- Немного странно, что он не заехал за тобой, а позвал на набережную.
- Ну... может, и так, - согласилась Лика.
- Ладно, идем вперед.
- А некуда! Это все.
- Как?
- Так. Добралась до метро «Спортивная», вышла на площадь, там толпища, захотела воды купить, взяла бутылочку, и дальше провал.
- Ты воду пила?
- Да, сделала пару глотков.
- Значит, амнезия наступила не после убийства, а до него?
- Выходит, так, - растерянно ответила Лика. - Последнее, что помню: зубов у нее нет!
- У кого? - окончательно растерялась я.
- У продавщицы, - протянула Лика, едва из метро вышла, девочка подбегает, знаешь, такая, с лотком на шее, и орет: «Берите кока-колу, сегодня бесплатно». Прямо в руки мне бутылочку сунула, сама пробку отвернула…
А, точно! Костюм на мне был, розовый!
Лика вскочила и в ажиотаже забегала по комнатушке, натыкаясь на стены.
- Вот! Теперь абсолютно точно все вспомнила. Когда эта девица мне коку сунула, из горлышка выскочила пена и на юбку попала! Я еще расстроилась - пятно останется! Вот дура беззубая!
- Кто?
- Господи, Дашка, как с тобой тяжело, памяти никакой, - воскликнула Лика, - двух зубов у продавщицы не было, передних, верхних. Я еще подумала, надо же, молодая девчонка, студентка, а словно Баба-яга, ну неужели трудно рот в порядок привести, противно ведь!
- Дальше! - в нетерпении воскликнула я.
- Все, провал полный, словно одеяло накинули, - расстроенно забубнила Лика, - вот странность.
- Ты газировку пила?
- Да.
Пару секунд мы смотрели друг на друга, потом Лика тихо спросила:
- Ты полагаешь, там было что-то? Типа снотворного?
- Очень похоже на то. Почему не рассказала следователю об этой ситуации?
- Объясняла уже, как в тумане была, ничего не соображала, словно заводная игрушка, та тоже ходить умеет, а соображать нет, - огрызнулась Лика. - Ну и ну!
- Знаешь что, - я решительно встала со стула, - ты об этом никому не рассказывай, не нравится мне эта история и никогда не нравилась. Поверить трудно, что ты могла утопить Евгения.
- Мне самой дико! - прижала руки к груди Лика.
- Зачем тогда призналась?
- Не знаю! Не помню! Ну плохо соображала. Меня спрашивают, голова сама кивает.
1 2 3 4 5 6