Ничего не подозревавший о моих мыслях мужик велел:
- Посидите, сейчас придут. Спустя минут пять вышел стройный парень в безукоризненном костюме и с папкой в руках и спросил:
- Вы в ячейку?
- Я кивнула, и мы пошли налево. В небольшой комнате в стене были сделаны железные ящики.
- Номер? - спросил служащий. Я растерялась.
- Не помню.
- Не беда, - успокоил парень, - покажите ключик. Ага, пятьдесят вторая.
Он раскрыл папку и вытащил какой-то листок.
- Что это? - не утерпела я.
- Договор об абонировании ячейки.
- Зачем?
Клерк глянул на меня и спокойно пояснил:
- Сейчас проверим, кто имеет доступ к содержимому.
- Разве ключа не достаточно?
- Нет. Впрочем…
- Что?
- В договоре указано - доступ имеет Звягинцева Анастасия Валентиновна или любой человек, имеющий ключ. Странно, как правило, так не делают, но такова воля клиента, и я не имею права чинить препятствий. Открывайте, проверяйте содержимое, потом позовете меня, я подожду в приемной.
И он быстро вышел. Я отыскала дверку с цифрой “52”, ключик легко повернулся в скважине, открылась небольшая темная ниша. В глубине белела коробочка. Я вытащила на свет картонку, оказавшуюся упаковкой от тонометра, открыла и ахнула. Вся внутренность была забита стодолларовыми бумажками, внизу, под купюрами, оказался конверт. Четким, ясным почерком, без всяких кренделей и завитушек был написан адрес: улица Мирославская, дом восемнадцать, Рагозину Николаю Федоровичу.
Глава 5
По дороге в метро я несколько раз перечитала короткое послание: “Милый Николя, если держишь в руках это письмо, значит, меня нет в живых. Так уж распорядилась судьба, что никого из близких, кроме тебя, у меня нет. Деньги принадлежат Егору. Стоя на краю могилы, мне хочется думать, что брат будет хорошо обеспечен и не совершит тех глупостей, что допустила я. Зная твою безукоризненную честность, Николаша, верю - ты найдешь Егорушку и передашь ему завещанное. Последний известный мне его адрес - Новокисловский проезд, 29, Егор Валентинович Платов. Скорей всего, там живут сейчас люди, которым известно его нынешнее местопребывание. Николашенька, ни в коем случае не обращайся ни к моему мужу, ни, тем более, к свекрови. Знай - это они убили меня, хотели получить квартиру, провинциалы.
Коленька, как только получишь доллары, сразу отвези Егорушке, он очень нуждается. И помолись за меня, несчастную, наивную и глупую. Прости за все, прощай, твоя Настя”.
Поезд, покачиваясь, нес меня сквозь тьму. Пассажиры мирно занимались своими делами, читали, зевали, глазели по сторонам. Я сидела, вцепившись обеими руками в сумочку, боясь, что какой-нибудь воришка влезет внутрь.
Дома радостные собаки кинулись ко мне со всех лап, виляя жирными хвостиками.
- Ладно вам, девочки, - пробормотала я, стягивая куртку, - гулять еще рано, кушать тоже не положено, идите спать.
Раздался стук костылей, и в коридоре показалась прыгающая на одной ноге Юля.
- Хорошо, что мне не надо выходить пописать на улицу, - хихикнула она.
Я вздохнула и отправилась на кухню жарить котлеты. Ей-богу, Юле иногда в голову приходят дикие мысли.
Не успела я бросить комочки фарша на сковородку, как влетел красный Кирюшка и выпалил:
- Все ты виновата!
От неожиданности мои руки разжались, и кусок фарша шлепнулся прямо перед носом Ады. Не веря своей удаче, мопсиха проглотила неожиданное угощение и плотно уселась у плиты, явно собираясь дождаться следующего подарка судьбы.
- Что я сделала?
Кирилл беззвучно вытащил из грязного ранца потрепанный дневник. В графе “Русский” стояло две двойки.
- Не понимаю…
- А и нечего понимать, - взвился мальчишка, - раз в жизни попросил - и вот результат.
- Объясни толком.
- Сочинение про городничего…
- Ну?
- Я спросил, что написать, а ты велела - искорени взяточничество, посади чиновников и Хлестакова в тюрьму.
- Что же в этом плохого?
- А то, - забубнил Кирюшка, - селедка вонючая сказала…
- Кто?
- Училка по литре и русишу, Татьяна Павловна, никогда не моется. Так вот, селедка вонючая заявила, что не просила писать фантастический рассказ. Говорит, взяточничество неискоренимо, а чиновники всегда избегут наказания.
- Так что она хотела?
- Не знаю. Маша Родионова написала про чистые улицы и получила пятерку. Ну да ей всегда “отлично” ставят!
- Вторая пара за что?
- За грамотность, - пригорюнился мальчишка, еле сдерживая слезы.
- Ну уж тут я ни при чем.
Кирилл сел на табуретку и зарыдал. Я прижала его голову к своему животу и пробормотала:
- Ну, ну, выход из безвыходного положения там же, где вход.
- Хорошо тебе говорить, - плакал Кирюшка, - а у меня круглое “два” везде выходит.
- Почему?
Мальчишка высморкался в кухонное полотенце и безнадежно ответил:
- По математике злобный карлик…
- Кто?
- Ну учительница, мы ее так прозвали… Обиды полились из него рекой. Математичка тараторит, как ненормальная, объясняет быстро, понять невозможно. Потом притормозит, окинет класс взором и ехидно уточняет:
- Материал настолько прост, что усвоит даже имбецил. Впрочем, может, кто не понял?
Кирилл не знает, кто такой имбецил, но на всякий случай молчит.
Русичка устраивает через урок контрольные, новый материал не объясняет вообще, заявляя:
- В учебнике все написано, для того вам государство бесплатные книги выдало, чтоб вы их читали. Задача педагога - проверить знания.
Англичанка не привязывается, просто заставляет вслух читать бесконечный текст “Моя Родина”, Кирюшку уже тошнит от описания Красной площади и Кремлевских башен.
Правда, есть и мелкие радости. Историчка постоянно болеет, а физик регулярно забывает, в какой класс пришел, начинает суетиться и объяснять нечто несусветное. Страшно смешно, просто обхохочешься.
Действительно смешно, только на самом деле хочется плакать, даже рыдать, что за знания получит ребенок? Нет, надо срочно решать вопрос, может, перевести его в другую школу?
- Ну, что у нас происходит? - раздался из коридора бодрый голос Кати.
Мопсы, благополучно не заметившие прихода хозяйки, взвыли и кинулись в прихожую.
- Хороши, - укорила подруга, - нечего сказать. Уже ничего не слышите, сони!
- Лампушечка, - жарко зашептал Кирюшка, прижимаясь плотней к моему животу, - давай не будем маме ничего рассказывать. Ну зачем ее нервировать! Расстроится, переживать начнет, а ей вредно!
Вот хитрец!
- Ладно, я сама улажу проблему, - пообещала я.
- Хочешь, посуду помою? - предложил Кирюшка.
- Конечно, - согласилась я, - только вытащи из плиты грязную утятницу.
Кирюшка с энтузиазмом кинулся отскребывать засохший на чугунных боках жир.
Катя влетела на кухню, шлепнула на стол штук шесть шуршащих пакетов и спросила:
- Ну, как дела?
Потом ее взор сфокусировался на Кирюшке, и она строго насупилась:
- Двоек нахватал?
- С чего ты взяла? - спросил Кирилл.
- Почему тогда посуду моешь?
- Нет, - возмутился мальчишка, - так жить просто нельзя! Не подходишь к мойке - лентяем обзывают, схватишься за тарелки, пожалуйста, двоечник!
- У нас все в порядке, - быстренько сообщила я.
- Да? - недоверчиво протянула Катя", но тут в кухне появился Сережка, и подруга переключилась на него:
- Господи, в каком ты виде!
- Колесо менял, - пояснил сын и потер руки. - Есть дают?
Дождавшись, когда все насытятся и примутся за чай, я поинтересовалась:
- Катюнь, что такое тромбоэмболия?
- Зачем тебе? - удивилась подруга.
- Для общего развития.
- Закупорка артерий в результате отрыва части тромба, образовавшегося в венах, полостях сердца, аорте.
- И что получается в результате?
- Гангрена конечности или инфаркт различных органов.
- Надо же, - встряла Юля, - я всегда считала, что инфаркт - это разрыв сердца.
- Не обязательно, - пояснила Катюша, - он бывает у почек, легких…
- Пациент погибает?
Катерина постучала вилкой по столу.
- Не могу ответить однозначно, как повезет. Могут успеть сделать операцию.
- Часто это встречается?
- Что? Сделанная операция или тромбоэмболия?
- Последнее.
- Бывает, в особенности если у больного тромбофлебит. А он может возникнуть при варикозном расширении вен, после операций или вследствие инфекционных болезней, тифа, например.
- Значит, если у тебя умрет больная от тромбоэмболии, ты не удивишься? Катюша вздохнула.
- Смотря какая пациентка, что за диагноз.
- Ну вообще…
- Вообще не бывает!
- Катюша!
- А ты не спрашивай глупости. Если человек обратился по поводу насморка - одно, если мучается язвой - другое. Хотя случается всякое.
- Только скажи, тромбоэмболия редкость?
- К сожалению, нет! - рявкнула Катя и велела:
- Говори, почему так медициной заинтересовалась?
Но тут, на счастье, прозвенел звонок. Пришла соседка Ниночка с просьбой померить давление. Пока Катюша вытаскивала тонометр, я быстренько улизнула к себе.
Около одиннадцати, когда квартира погрузилась в сонную дрему, я раскрыла бело-синюю коробочку и пересчитала деньги. Их оказалось ни много ни мало - ровно 30 тысяч долларов. Невероятная, гигантская сумма. Первый раз в жизни я держала в руках такое количество “живых” денег, не кредитку, а купюры. Глядя на кучу баксов, я чувствовала, как по спине бежит озноб. Ну и в историю я влипла, надо поскорей найти Рагозина и отдать ему “клад”. Пусть у мужика болит голова, как искать этого Егора!
Подумав еще минут десять, я пришла к выводу, что деньги нужно пока спрятать. Поеду к Рагозину, договорюсь, пусть парень сам явится сюда и заберет “кассу”. Ну боюсь я кататься по Москве с такой прорвой денег!
Приняв эпохальное решение, я приступила к следующей части проблемы. Где схоронить кучу баксов? Положить в пакет и сунуть в морозильник? Запихнуть в банки с крупой? Нет, все не то! Наконец мой взгляд упал на поролоновую подушку, и я схватилась за ножницы.
Через час симпатичный велюровый мешочек, набитый тридцатью тысячами гринов, вновь притулился у спинки. На всякий случай я помяла подушечку, но ничего не услышала. Поролон надежно защищал бумагу. Вот и отлично, на ночь я буду класть ее под голову, а днем просто оставлю на покрывале. Никто не подумает, что в ней зашито состояние.
На следующий день около полудня я вышла из маршрутного такси и вздрогнула - ну просто край света. Причем в самом прямом смысле слова. Микроавтобусик стоял возле оврага. По левую сторону тянулся квартал унылых блочных домов, по правую - простирался пустырь, а за ним чернел лес. Пассажиров, кроме меня, не было, впрочем, прохожих тоже.
- Где тут Мирославская улица? - спросила я у шофера.
Тот спокойно вытащил сигареты и ответил:
- А фиг ее знает!
Вздохнув, я пошла в сторону домов и уже через пару минут поняла, что двигаюсь в правильном направлении. На углу первого здания синела вывеска “Мирославская, 2”. Приободрившись, я почти побежала по узенькому обледенелому тротуару. Восемнадцатый дом оказался последним - огромная семнадцатиэтажная башня. Добравшись до нужной квартиры, я позвонила, дверь распахнулась тут же.
На пороге показался парень в мятом спортивном костюме. Короткие каштановые волосы стояли торчком, на щеке были видны полосы от подушки. Очевидно, он мирно спал, несмотря на полдень.
Не успела я открыть рот, как парень близоруко прищурился и спросил:
- Ты кто?
Тяжелый запах перегара ударил мне в нос, я машинально ответил:
- Евлампия Романова.
Хозяин попытался собрать мысли, но они, очевидно, расползались, как тараканы. Поерошив грязной рукой кудри, юноша выдохнул:
- Чтой-то я тебя не помню. Ладно, все равно, водку принесла?
- Нет, - окончательно растерялась я.
- Плохо, - укорил мальчишка и велел:
- Магазин за углом, действуй.
- Мне надо поговорить…
- Неси бутылку, тогда и побеседуем, - отрезало небесное создание и захлопнуло дверь.
Пришлось идти вниз и покупать “Гжелку”. Вид стеклянной емкости с бело-синей наклейкой привел парнишку в состояние эйфории - Вот здорово, - зачмокал он и трясущейся рукой принялся откупоривать пробку. - Давай заходи.
Я влезла в грязную донельзя прихожую и поинтересовалась:
- Рагозин Николай Федорович?
- Кто?
- Ты.
- Не-а, - пробормотал юноша, - я Костя.
- А Николай где?
- Не знаю, - ответил Константин.
- Значит, ты хозяин, - решила я уточнить ситуацию.
- Кто?
- Ты.
- Кто сказал?
- Да никто, - вышла я из себя, - говори быстро, где Николай?
- Не знаю.
- Хозяин кто?
- Где?
- Здесь!
- Тут?
- Нет, - заорала я, - не тут, не там, а в этой квартире. Чья она?
- Черт ее знает, - серьезно ответил парень.
- А ты кто?
- Я?
- Ты!
- Костя.
От злости я чуть не треснула его по голове валявшимся на полу зонтиком. Надо же так вчера напиться!
- Котька, - донесся из комнаты слабый голос, - кто там?
- Не знаю, - ответил юноша и уточнил:
- Она бутылку принесла.
- Благодетельница, - прохрипел бас. Я отодвинула Костю плечом; решительно вошла в комнату и приказала:
- Отвечайте немедленно, кто из вас, уродов, Рагозин?
Несколько тел, лежащих в немыслимых позах, лениво зашевелились. Похоже, вчера тут выпивка лилась рекой. На большом обеденном столе высилась гора посуды. Гостей угощали колбасой и чипсами. Несколько банок из-под рыбных консервов щетинились окурками, и запах в помещении стоял соответственный: немыслимый “букет” из ароматов выпитого спиртного, сигаретных “бычков” и чего-то кислого, тошнотворно противного.
Двое парней, не сумевших снять одежду, ничком лежали на засаленной софе. Еще один, неудобно подвернув ноги и умостив голову на подлокотнике, дрых в широком кресле. В углу, между комодом и тумбочкой, валялось клочкастое ватное одеяло, на котором раскинулось несколько тел, все в одежде и даже в обуви. Между пьянчугами, развалившись на спине и растопырив в разные стороны все четыре лапы, храпел тощий, ободранный кот. Когда-то белый, мех животного сейчас напоминал весенний снег - кое-где желтый, на спине серый, а ближе к голове отчего-то красный. Приглядевшись, я поняла, что шея котяры перемазана кетчупом. Очевидно, кто-то из гостей использовал его вместо салфетки.
- Ребята, - заорал Костя, - бутылевский приехал.
Пейзаж оживился. Парни, спящие на диване, сели. Один из них тонкой маленькой ручкой принялся копаться в коротко стриженной голове.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6