- Митрофанов, - рявкнул в трубку незнакомый голос.
- Будьте любезны Самоненко.
- Он в больнице, - коротко сообщил мужик и тут же отсоединился.
Полная дурных предчувствий, я набрала домашний номер майора. Схвативший первым трубку семилетний Рома заорал:
- Тетя Лампа, а папа заболел.
- Дай сюда, - велела мать и зачастила:
- Слышь, Лампуша, вот уж не повезло, аппендицит скрутил. То-то он жаловался, что бок все время болит. Ночью по “Скорой” сволокли в Боткинскую и соперировали. В реанимации он, туда никого не пускают.
Я повесила трубку и растерянно посмотрела в окно, что делать?
Володя на берегу моря. Славка в больнице, помочь мне некому. Где-то около пяти раздался телефонный звонок. Мужчина, говоривший хорошо поставленным голосом, назвался адвокатом, Филимоновым Игорем Львовичем и сообщил:
- Елене Михайловне предъявлено обвинение.
- И что? - испугалась я.
- Пока ничего, - спокойно ответил защитник. - Дело будете иметь со мной. Приезжайте, улица Крылатские Холмы, записку передам.
Плохо понимая происходящее, я натянула куртку и крикнула Лизе:
- Скоро вернусь.
Но всегда послушная, слегка апатичная девочка взбунтовалась:
- Не хочу оставаться одна!
- Это еще почему?
- Боюсь!
- Включи телевизор.
- Я никогда не сидела дома одна, - выпалила Лиза и разрыдалась.
Я тяжело вздохнула. А ведь правда. В квартире постоянно кто-то находился, и девочка никогда не оставалась одна.
- Я боюсь, - хныкала Лиза, - в комнате кто-то вздыхает, пол скрипит, боюсь…
- Одевайся, - велела я, - поедем вместе. Она нацепила курточку и выпалила:
- Я готова.
На улице она уверенно двинулась в сторону гаража.
- Ты куда? - поинтересовалась я.
- Как куда? - удивилась Лиза. - К машине. Я посмотрела на нее. Действительно, вот в гараже стоят два роскошных дорогих автомобиля, но мы отправимся на метро. Во-первых, мне никто не давал разрешения на пользование джипом и “Фольксвагеном”, а во-вторых, я не умею водить.
В метро Лиза поскучнела и пробормотала:
- Фу, плохо пахнет.
- Обычно, - ответила я. - Как всегда.
- Отвратительно, - настаивала она, потом прибавила:
- И никто место женщине с ребенком не уступил.
Мне понадобилась пара секунд, чтобы сообразить, что под ребенком она подразумевает себя.
Игорь Львович оказался приятным мужчиной лет тридцати пяти. Мило улыбаясь, он протянул мне скатанную трубочкой бумажку. Я развернула “маляву” и принялась разбирать крохотные буковки: “Лампа, у меня другой следователь - Митрофанов Андрей Сергеевич, жуткая гнида, пообещал засадить на много лет. У него якобы есть какие-то доказательства мой вины. Не верь ничему и жди меня. Деньги в сейфе за картиной с зимним пейзажем, шифр в ящике письменного стола. Трать на хозяйство, не стесняйся. Бери мою машину. Съезди к этой сволочи Антону, Коломенский проезд, 18, квартира 17, и узнай, сколько он возьмет за то, чтобы отказаться от показаний. Игорю Львовичу можешь доверять. Надеюсь, ты меня не бросишь в тяжелую минуту. Хотя, если убежишь, не обижусь, все друзья лишь до появления первого милиционера”.
"А мы и не дружили с тобой, - мысленно попробовала я поспорить с Леной. - Я нанималась к тебе экономкой”.
- Где она? - спросила я у адвоката.
- В СИЗО, - ответил тот. - Кстати, вы, наверное, не захотите выстаивать с полной сумкой в очередях, оставьте деньги, у меня есть женщина, которая будет носить передачи.
Я полезла в кошелек и, отдавая ему ворох сотенных бумажек, поинтересовалась:
- Тут Лена пишет про какие-то доказательства ее вины…
Филимонов поджал губы:
- К сожалению, положение вашей двоюродной сестры сложное. Господин Семенов, с которым она. поддерживала интимные отношения, оказался человеком нечистоплотным, крутил роман еще с одной дамой, Ангелиной Брит. Своих любовниц он принимал в строго назначенное время, боясь, что они столкнутся, и тогда скандала не миновать.
Но однажды Ангелина пришла в неурочный час и, стоя под дверью, а двери в “хрущобе”, где проживает Семенов, сделаны из картона, услышала, что любовник ссорится с какой-то бабой. Сгорая от любопытства, она приложила ухо к замочной скважине и вся превратилась в слух.
- Уходи, - говорил Антон.
- Десять тысяч дам, если согласишься пристрелить Кондрата.
- С ума сошла! Убирайся!
- Пятнадцать!
- Сказал же, уйди!
- Двадцать!
- Послушай, я не пойду на убийство даже за миллиард!
- Идиот! - отрезала дама, и загрохотал замок. Лина едва успела сбежать по лестнице вниз. Слава богу, Антон живет на первом этаже, и она пулей вылетела во двор. Вслед за ней на космической скорости вынеслась элегантная дама, села в синий “Фольксваген” и укатила.
Ангелина устроила Антону допрос с пристрастием. Мужик все подтвердил.
- Это моя бывшая любовница Лена, жена известного писателя Кондрата Разумова, - пояснил он. - Совсем с ума сошла, явилась нанимать меня в качестве киллера.
- А как следователь узнал про Ангелину? - поинтересовалась я.
- Она сама явилась. Прочитала в “Московском комсомольце”, что Разумова арестована, и позвонила в милицию.
Да, похоже, Лена сильно влипла.
Не успели мы выйти на улицу, как Лиза занудила:
- Пить хочу.
- Потерпи до дома.
- Сейчас хочу, купи колу.
- Где?
- В ларьке.
Пришлось раскошелиться на банку. Выдув содержимое примерно наполовину, девчонка выбросила остальное в ближайший сугроб. Я не выдержала:
- Ну зачем? Там же еще осталось!
Она уставилась на меня круглыми глазами.
- Я не хочу больше, нести, что ли, в руке до дома?
- Надо было пакетик сока купить, он меньше. Девчонка хмыкнула:
- Подумаешь, сто грамм воды вылилось!
- Но банка дороже!
- Мы что, нищие?
В переходе она затормозила у ларька с игрушками и восторженно взвизгнула:
- Ой, какая прелесть! Купи!
Я проследила за ее пальцем, указывающим на плюшевую собачку, и, решив не потакать капризам, категорично отрезала:
- Никогда!
- Почему? - оторопела Лиза.
- Денег нет.
- Как нет?
- Кончились.
- Почему кончились? - недоумевала девочка.
- Потому, что все вышли. Ты что, не знаешь, как деньги заканчиваются?
- Нет, - совершенно искренне ответила она и добавила:
- У папы они всегда есть.
- Папа умер, - жестко сказала я. - Нам надо жить по средствам.
- А-а, - протянула Лиза и уточнила:
- Значит, не купишь?
- Нет.
Из глаз девчонки полились крупные слезы, но я не дрогнула и всю дорогу до дома слушала душераздирающие всхлипывания. Ужинать Лиза не стала и демонстративно удалилась в детскую. Я решила сделать вид, что ничего не произошло, и крикнула:
- Чисти зубы и укладывайся.
- Не буду, - донеслось в ответ.
Я поставила чайник и вытащила тетрадь для расходов. Трачу не свои, следует аккуратно записывать. Итак, тысяча рублей отдана адвокату на передачу…
- Зубы почищу, только если принесешь собачку, - сказала Лиза, просовывая голову в кухню.
- Бога ради, не чисти. Она удивилась:
- Ты не настаиваешь?
- Зачем? Твои зубы - тебе с ними и мучиться, начнется кариес…
- И тебе все равно?
- Абсолютно, - заверила я ее. - Мне со своими забот хватает.
- Есть хочу!
- Возьми в холодильнике.
- Дай!
- Извини, я занята. Лиза разинула рот:
- Чем?
- Своими делами. Думаю, будет правильно, если ты мне сделаешь чай и бутерброды.
- Я тебе? - обомлела она.
- Конечно. Приготовь повкусней и отнеси к телевизору. Закончу писать, и посмотрим фильм.
- Вместе? - вновь остолбенела девчонка. - Конечно. Попьем чайку, поболтаем.
- Со мной никто не пил чай у телика, - пробормотала Лизавета.
- Да? А вот мы с Кирюшей частенько баловали себя таким образом.
- Кто это - Кирюша?
Решив не вдаваться в подробности, я ответила:
- Мой сын.
- А с кем он сейчас?
- Уехал в Америку со своей матерью.
- Как это? - изумилась Лиза. - Твой сын уехал со своей матерью?
Я оторвалась от расчетов.
- Потом объясню, а сейчас сделай милость, не мешай. Видишь, деньги считаю.
- Ты же говорила, что их нет!
- На игрушки нет. Это на еду.
Лиза обиженно засопела. Я вновь взяла калькулятор, краем глаза наблюдая, как она вытаскивает из холодильника сыр. Потом она несколько раз пыталась привлечь меня к приготовлению еды, вскрикивая:
- Лампа, отрежь масло! Или:
- Где лежит хлеб?
Но я не поддалась на провокации. Вмешалась только один раз, когда увидела, что Лиза пытается залить пакетик с “Ахматом” чуть теплой водой, а не крутым кипятком.
Примерно через полчаса мы сидели у нее в комнате. Перед нами на тарелочке лежали чудовищного вида бутерброды. Огромные, толстые, кое-как отрезанные кусищи белого хлеба, обмазанные сливочным маслом. Сверху красовались ломти сыра размером со словарь иностранных слов. В качестве украшения Лиза пристроила сверху крохотную веточку увядшей петрушки. И это желание украсить еду тронуло меня до глубины души.
Программа не обещала ничего хорошего, и мы, выбрав кассету про суперумного поросенка, уставились в экран. Лиза радостно хохотала, я улыбалась и пыталась доесть сырно-масляно-хлебную гору. Девочка-то неплохая, только очень избалована и ничего не умеет делать, да и откуда взяться навыкам, если ей до сих пор все подавали.
Около одиннадцати она безропотно умылась и легла. Я отметила, что она сама разобрала кровать, а не призвала меня, и крикнула:
- Спокойной ночи!
В районе полуночи мне захотелось пить, и я пошла на кухню, в комнате девочки раздался вздох.
- Ты не спишь? - удивилась я.
- Нет.
- Почему?
Лиза шмыгнула носом и промолчала. Впрочем, понятно, она привыкла укладываться около часу. Я вошла в детскую и велела:
- Давай спи спокойно.
- Меня папа всегда на ночь целовал, - прошептала она.
Я наклонилась и обняла девочку. Пахло от нее, как от шестимесячного щенка, - молоком, шампунем и чем-то приятным. Вспомнив наших мопсих Аду и Мулю, я вздохнула. Интересно, почему Разумовы не завели животных?
- Спи, детка, все будет хорошо.
Лиза напряженно сопела, потом попросила:
- Спой мне песенку.
- Песенку?
- Да, - прошептала девочка. - Анна Ивановна иногда уложит Ваню и ко мне заходит, колыбельную поет.
Я растерялась. Если чего и не знаю, так это колыбельных. Кирюшка никогда не просил ничего такого. Он любит перед сном поболтать о головоломках и кроссвордах. Вдруг из глубин памяти выплыли слова, и я невольно запела:
- Ай баю, баю, баю, не ложися на краю, придет серенький бычок, схватит Лизу за бочок, баю бай, баю бай…
В полной тишине мой голос звучал словно в соборе, ударяясь о стены. Девочка слегка повозилась в кровати и засопела. Я посидела еще пару минут, гладя ее по голове. Потом, удостоверившись, что мой великовозрастный младенец заснул, ушла к себе.
ГЛАВА 5
Утром я принялась обзванивать знакомых Лены. На свидание в тюрьму пускают не только близких родственников, и мне хотелось найти хоть кого-то, кто пришел бы и поддержал ее. На букве Д я поняла, что предпринимаю зряшные усилия. Реакция у всех была одинаковой. Сначала со мной мило разговаривали, но, лишь речь заходила о Лене и тюрьме, тон собеседников и собеседниц резко менялся. Друзья и подруги невразумительно мямлили о редкой занятости, отсутствии свободного времени. Кое-кто спешно уезжал, кое-кто страшно, просто смертельно болел. Лишь одна дама проявила честность и рявкнула:
- Никогда не звоните в наш дом. Мы с убийцей не хотим иметь никакого дела!
- Почему вы решили, что Лена убийца?
- Вчерашний “Московский комсомолец” читали? Нет? Так поинтересуйтесь! - И она со злостью швырнула трубку.
Я пошла к почтовому ящику, вытащила ворох газет и прочла заметку.
"Сегодня жене известного литератора Кондрата Разумова Елене предъявлено обвинение в убийстве мужа.
- Конечно, она отрицает свою вину, - сообщил нашему корреспонденту следователь Митрофанов, - но думаю, что под тяжестью улик ей придется сознаться. Вина Разумовой будет доказана полностью. - Значит, вы считаете, что в этом громком преступлении виновата супруга?
- Без сомнений. Она единственная подозреваемая, и более того у нас полно свидетелей”. Я отложила газету. Странное интервью. Насколько знаю, никто не может быть объявлен виноватым, кроме как по приговору суда. До приговора любой обвиняемый считается невиновным. Крайне непрофессионально со стороны следователя делать подобные заявления. Но свою роль заметка сыграла. Похоже, что почти все знакомые отвернулись от Лены.
Я упорно продолжала набирать все новые и новые номера и через час знала: нет, не почти все отвернулись от Лены, а просто все, поголовно. Никто не хотел иметь дело с убийцей.
Разговор с матерью Лизы я оставила напоследок. Трубку подняли на пятнадцатый гудок, и хрипловатый голос сонно пробормотал:
- Алло.
- Позовите Сафонову Людмилу Николаевну.
- Я слушаю, - откровенно зевнула собеседница. Но дрема моментально слетела с нее, как только она услышала про новости.
- Душенька, - запела она, - но я совершенно не могу взять Лизу!
- Почему?
- Во-первых, завтра в час дня я выхожу замуж и улетаю с мужем в свадебное путешествие. Как вы себе представляете медовый месяц вместе с ребенком-подростком?
Я молчала.
- И потом, - продолжала капризно Людмила, - я больше не являюсь матерью Лизы.
- Как это?
- Очень просто. При разводе девочка осталась с отцом. Ей был тогда год. Кондрат не давал мне отступного, пока я не согласилась на отказ от материнских прав.
- Отступного? - не поняла я.
- Дорогуша, - процедила Сафонова, - Кондрат был жуткий бабник, ловелас, любитель юбок. Будучи в браке со мной, он решил жениться на этой мелкой сучке Катьке Вавиловой, вот и предложил мне собирать чемодан. Но я не дура и потребовала отступного и ежемесячные алименты. Кондрат уже тогда печатался и в средствах не был стеснен. А он, в свою очередь, выдвинул условие - дочь остается с ним, причем я отказываюсь от нее официально, иначе денег не даст ни копейки. И что мне оставалось делать? Девочке лучше было у отца, он мог обеспечить ей нужный уровень жизни, а я нищая… Понятно?
Более чем, продала дочь и рада. Шмякнув трубкой о рычаг, я призадумалась: что теперь делать?
Поколебавшись минут пять, я позвонила следователю Митрофанову и нагло заявила:
- Надо поговорить.
- Вы кто? - изумился мужик.
- Близкая приятельница Славы Самоненко, Романова.
- И зачем я вам понадобился?
1 2 3 4 5 6 7