Такие представления часты у девочек, выросших в прочных семьях, с хорошими, надежными отцами.
Вадик тупо уставился на Лену, потом метнулся с пульту, где все еще мерцали красные лампочки, заговорил что-то, переводя тумблер то вверх, то вниз.
— Что у вас тут происходит?! Почему вы не даете мне спать?!
В дверях комнаты стояла Валентина Николаевна. В халате, как и Лена, но сразу было видно, кто тут прислуга, а кто хозяйка: такой багровый, с золотом, переливающийся был этот халат, такими кружевами выпирало из ворота халата то, что под ним.
И тут же хозяйка всплеснула руками:
— Что-то случилось с Катериной?!
Тут ее взгляд упал на Катю, сидевшую в обнимку с Леной, и лицо Валентины Николаевны отразило такую гамму чувств, что Лене опять стало нехорошо: истина начала приоткрываться ей.
Что сказать дальше? Появился начальник охраны: пожилой, сравнительно умный для военного, понятливый, и все стало решаться, как и думалось Лене: пристрелили остатки Пушка: голову и грудную клетку с одной лапой, позвонили каким-то знакомым ученым, и они увезли слабо шевелящуюся, порывавшуюся встать Тайку. Другие люди занялись с Катей, что-то дали ей, поставили укол, произнесли какие-то мудреные термины, и ребенок успокоился, притих, а потом незаметно уснул. Врачи поговорили с Леной и оставили Катю в квартире, пока не вернется отец. Лена еще долго рассказывала обо всем происшедшем этому пожилому, спокойному, который смотрел хорошо, а Вадим, слава богу, стоял рядом и молча, — неподвижно, как биоробот. И только уже утром было все, и Лена сумела заснуть часа на два: больше она боялась спать, чтобы Катя, уснувшая в ее кровати, не проснулась, пока она сама спит.
Днем прилетел Дмитрий Сергеевич, и вечером, после разговоров с учеными и охранниками, дошла очередь до Лены. Лене улыбались и давали деньги, обещали повышение и самые лучшие рекомендации в лучшие дома, жали руку и расспрашивали о жизненных планах.
А Валентина Николаевна исчезла. Так и исчезла, стоило Дмитрию Сергеевичу войти в ее комнату с несколькими незнакомыми людьми. Лене казалось, что из ее комнаты слышался какой-то умоляющий голосок, но уверенности в этом не было никакой. Так, полупонятный, еле различимый звук на пределе слышимости, и все. Лена даже не видела, чтобы Валентина Николаевна вышла из своей комнаты. Вошедшие к ней люди вскоре вышли, и Лена никогда их больше не видела, но Валентины Николаевна с ними не было. И тем не менее Валентина Николаевна исчезла, как будто растворилась в воздухе.
А Лена больше не служит в этом доме, потому что после всех ужасных происшествий Кате уже нужна совсем не такая гувернантка, как Лена, а женщина спокойная, положительная и с медицинским образованием, лучше всего — педиатр. Что Катя любила Лену, а Лена спасла ей жизнь — какое это имеет значение?! Все должны делать специалисты, и все дело в том, чтобы иметь возможность их своевременно нанимать. Кате пора самой понимать, как надо жить людям их круга, а Лена ведь кто? Лена совсем простенькая девушка, годится только на самый ранний возраст, до элитной школы с уклоном в английский язык, до школы для «своих людей». С такой девочкой, которой еще рано в школу, опять занимается Лена. В семье, которую хорошо знает и Дмитрий Сергеевич.
Правда, Лена отказалась от другого предложения: выйти замуж за Дмитрия Сергеевича.
— Лена! Как ты могла?!
— А зачем он мне, Андрей Михалыч? Он неумный, чужой… И не люблю я его.
— Наверное, могла бы и полюбить. Он ведь личность-то крупная и человек неплохой.
— А он все равно не даст себя любить, ему этого совсем не надо. Он же думает просто: Валентина Николаевна не оправдала — ни денег, ни доверия не оправдала. Ему нужен наследник, а я молодая, здоровая, Тайку вон как разделала… А мне это нужно — новых балбесов рожать, а самой быть никем, зовут никак, живу нигде? Нет уж, стать женой нового русского — я для этого себя пока еще уважаю. А кроме того, вы не могли бы сказать, куда девалась Валентина Николаевна?
— Догадываюсь.
— Вот и я догадываюсь. Сказку про Синюю Бороду помните?
— Конечно, помню, только ведь нет в современных квартирах такой комнаты…
— Ага… Есть только молчаливые такие люди, приходят и уходят… По сравнению с ними куклы из Таиланда — это так, бабские штучки…
И Лену сильно передернуло.
ГЛАВА 14
«СУРИКОВСКАЯ ГИМНАЗИЯ»
Розга ум вострит, память напрягает
И волю злую ко добру прилагает.
Педагогическая мудрость XVIII века
Строго говоря, никакая это не гимназия. Дом этот так вообще построил мещанин П.Комаристов самому себе и своей семье, чтобы жить, в 1829 году. А в 1832 году купец третьей гильдии Власьевский это здание купил и пожертвовал народному уездному училищу: открыли училище еще в 1819 году, да помещения у него подходящего не было, ютилось в «неподобающем» доме. А дом Комаристова, стало быть, купец Власьевский счел «подобающем».
И назвалось оно полностью так: «1-е Красноярское народное уездное училище». А никакая не гимназия. При советской власти, после создания единой трудовой школы, расположили тут начальную школу. До последней школьной реформы начальным считалось четырехлетнее образование, а в здании было как раз четыре комнаты, кроме удобнейшей рекреации и такого же удобного кабинета директора. А название «суриковская» появилось потому, что в этом училище в 1856 — 1861 годах учился Василий Суриков, и отблески его славы падали и на здание, и на школу, расположенную в ней.
У многих красноярцев связаны с этим зданием самые идиллические воспоминания: ведь в 1960-е годы, когда уже стали обычным делом школы-гиганты, на 800 и на 1200 учащихся, «суриковская школа» оставалась островком милой патриархальщины, где как-то не было ни хулиганства, ни грубости и обезлички нравов, типичных для огромных школ. Учеников было мало, учителей — вообще единицы, и все хорошо знали всех.
Сам я не видел этого — разве что мельком, пробегая по коридорам «суриковской школы» на выход. В этот весенний день, под пронзительно-синим небом майской Сибири, в нежной грязи, пропитанной водой таких же пронзительно-синих ручейков, мы отыскали кости, и появилась у нас некая уверенность — а ведь это, скорее всего, кости динозавров, а может быть, каких-то других древних животных. Иначе почему бы вымыло эти кости водой из земли и швырнуло перед самой школой?
Долго мы выясняли, какое бы древнее животное могло оставить эти кости, пока не пришла тетя Поля, вахтер и непререкаемый авторитет.
— Ну и чего уставились? Лошадиные челюсти валяются! — коротко прикрикнула она, поддав ногой по этим косточкам и ввергая нас в недолгую, но бурную десятилетнюю тоску. Нет, расставаться со сказкой мы не хотели никак.
— А может, на этой лошади ездили древние великие герои? — вздохнул Андрюша Гуров, тогда милый и маленький, очень увлеченный естественными науками. Настолько, что даже подвергался в школе репрессиям в виде проработки на «линейках» — нельзя же было допустить, чтобы третьеклассник ловил и сажал в спичечные коробки тараканов, да еще непосредственно на уроках?
Впрочем, даже обучение в советской школе не отбило у Андрея Гурова любви к естественным наукам, и сейчас он читает лекции по энтомологии Сибири в Падуанском университете.
Так вот, в этот весенний день, звонкий, промытый вешними водами, я как будто видел стоящего в углу школьника в странной, необычной форме. Как будто, потому что не присматривался, не фиксировал внимания. Потому что гораздо важнее было мчаться на вопль Саши Бельмаса:
— Ребята! Здесь кости! Кости здоровенные!
И если я даже что-то видел, а не померещилось, и если я не стал жертвой ложной памяти, заставляющей помнить не то, что было в действительности, а то, что навязано грядущими событиями… Если даже я и видел этого стоящего в углу, было сие мимолетно, никакого серьезного внимания я на него не обратил и, скорее всего, вскоре намертво забыл бы этот случай, если бы не дальнейшее.
Дело в том, что этого же мальчика в старинной форме, стоящего в углу, видело много людей, хотя и в разное время, и, кажется, даже в разных зданиях Красноярска. Больше всего он связан, конечно же, с «суриковской гимназией», то есть с реальным училищем на Благовещенской улице (ныне улице Ленина), с одноэтажным каменным зданием под № 79.
Что характерно, этот призрак никогда не появлялся в классной комнате или в буфете; никогда не подсаживался за парты к ученикам во вторую смену, когда на улице давно темно, и не пытался играть в какие-то обычные детские игры типа лапты или чехарды. Единственное место, где иногда возникал мальчик в гимназической форме, — это угол в рекреации, всегда один и тот же — восточный.
Появлялся он вовсе не обязательно вечером, а решительно в любое время дня. Не могу ручаться за ночь, потому что ночью место это никогда никем не посещалось, а привидение было очень тихое, никогда не издавало никаких звуков и вполне могло всю ночь простоять в углу, не обратив на себя ну ни малейшего внимания. Очень может быть, он и правда стоял там всю ночь, только никто не видел; кто знает?
В этом здании привидение мальчика исчезло, когда «суриковскую гимназию» перепрофилировали — вместо общеобразовательной школы разместили в том же здании музыкальное училище. Было это в середине 1970-х годов, и после этого никто никогда не видел в этом здании призрака.
Впрочем, некоторые относят появление этого призрака к совершенно другому зданию, в квартале от «суриковской школы», — к зданию мужской гимназии, на углу Благовещенской (Ленина) и Гимназической (Вейнбаума), по адресу Ленина, 70.
Это здание гораздо презентабельнее первого — красивый резной камень, три этажа, высокое, красивое крыльцо. Вот якобы и в этом, построенном в 1888 — 89 годах здании встречали призрак, стоящий в углу то в одной аудитории, то в другой. Очень это странно, потому что в мужской гимназии была даже Кирилло-Мефодьеская домовая церковь, над вторым этажом, в центральной части. Впрочем, эти воспоминания относились почему-то к строго определенному периоду времени — ко второй половине 1930-х, к сороковым годам. В это время, разумеется, ни о какой такой мужской гимназии и речи быть не могло, а само слово «гимназия» считалось буржуазным и в принципе враждебным новой власти. В здании мужской гимназии с 1932 года разместили сельскохозяйственный институт, и призрака, стоящего в углу, несколько раз замечали студенты института. Но мне кажется, полуголодные студенты тех лет могли и ошибаться — был слух о призраке в «гимназии», а эти студенты вполне могли перепутать здание «суриковской гимназии», как его тогда уже называли, и здание настоящей мужской гимназии, в котором они сами учились. Ну, а если студенты смогли убедить себя, что призрак появляется именно здесь, они вполне могли убедить себя и в том, что они призрак «увидели».
Говорили мне и о появлении этого призрака в здании № 83 по улице, которая в 1881 — 1885 годах, когда этот дом построили специально под женскую гимназию, называлась Большой Воскресенской; потом улица стала называться проспектом Сталина, а после исторических решений XX съезда, разоблачивших культ личности Сталина, сделалась проспектом Мира и в этом качестве существует по сей день. Дом этот расположен всего в двух кварталах от «суриковской школы» и в трех — от мужской гимназии. Но только появляться там призрак ну никак не мог, потому что это здание женской гимназии, а при советской власти там размещались филологический и исторический факультеты педагогического института. То есть я вполне могу представить себе появление там не менее интересного призрака, но будет это, как хотите, призрак нерадивой гимназистки или студентки филфака, а уж никак не гимназиста.
Это было тихое, никому не мешавшее привидение, сквозь которое просвечивали стены и которого никто, насколько мне известно, не боялся. И которое, по моим сведениям, не появлялось уже двадцать пять лет или около того. Видели его, повторяю, многие, и даже дети обращали на него внимание — потому что нас если и ставили в угол, то не лицом, а спиной к стенке, и совсем необязательно строго в угол. Существовало даже выражение: «Поставить охранять доску», то есть ставить учеников возле доски, как бы в некоем карауле. Но, с другой стороны, и обращать внимание на привидение считалось глубоко неприличным.
Я долго расспрашивал старожилов, пытаясь понять, чье привидение это могло быть? Призраки детей вообще появляются редко. Настолько редко, что некоторые специалисты и теоретики по этой части вообще отрицают такую возможность. Мол, дети любого возраста не становятся привидениями, независимо от причин и способа их смерти. Но в углу «суриковской школы» вполне определенно возникал именно подросток, примерно лет 13 — 14 или самое большее 15, и тут приходится исходить из фактов — вот такое уж привидение появлялось в одном из зданий Красноярска в совсем не таком давнем прошлом. История, которую мне удалось узнать, скорее всего и неполна, и, очень может быть, страдает множеством неточностей. Ведь слишком о многом не полагалось говорить и даже думать все десятилетия, которые Колька Сорокин появлялся в этом здании. И сам факт появления призрака, и обстоятельства его появления были очень уж нелюбезны властям и основной части общества. Даже если кто-то что-то знал, он загонял свое знание на самое дно и старался не вспоминать ни о людях, ни об их судьбах, ни о событиях этого страшного года от Рождества Христова 1918.
А началось все с того, что сын мелкого чиновника земельного ведомства, Колька Сорокин, оказался органически не способен выучить немецкий язык. Впрочем, Николая Николаевича Сорокина-старшего, отца Кольки, иногда называют еще чиновником лесного ведомства; вроде бы размечал он лесные массивы — какие отводить под раздачу переселенцам, а какие оставить в собственности у казны. Две старушки даже яростно спорили на моих глазах — был ли Николай Николаевич Сорокин ученым агрономом или ученым лесоводом. Я присоединяться к этому спору не буду: во-первых, размечать делянки мог с одинаковым успехом чиновник обоих ведомств и человек с любым из этих двух образований:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54