«Господи Боже, — подумал он, — что происходит? Что на меня нашло?»
Судорожно хватая ртом воздух, психиатр закрыл глаза и начал выполнять упражнение на релаксацию. Прием очень скоро подействовал: через пару минут дыхание почти выровнялось.
Беглец неторопливо огляделся. «Цартман» был самым старым и наиболее типичным зданием Сидвеллской школы. Непритязательный каменный дом, в котором когда-то размещалось все учебное заведение, теперь служил административным корпусом.
Осмотревшись, Джефф понял, что находится в большом просторном зале с бронзовыми лампами, антикварными вещицами и холстами. Неожиданно из-за открытой двери послышались женские голоса, которые по мере приближения становились все громче. Дюран переместился в кресле, будто собирался встать и поздороваться, но передумал. Он пока не доверял своим ногам.
Сетчатая дверь захлопнулась, и одна из собеседниц сказала:
— И еще он кусается, как маленький людоедик!
Ее спутница засмеялась:
— Я ему говорю, что, если так будет продолжаться, грудь он больше не получит. Но что с него взять — ему всего восемь месяцев, угроз малыш не понимает. И, сказать по правде, — она вздохнула, — я и сама пока не готова отнимать его.
Из-за подголовника кресла женщин не было видно даже боковым зрением, но не слышать их Дюран не мог. Правда, теперь ему показалось неловко выдать свое присутствие.
— Как я тебя понимаю. Мне никто раньше не говорил, что это будет так… Чувственно, что ли.
— Точно! И еще…
Одна из подруг пронзительно взвизгнула, заметив, что в комнате они находятся не одни. Мгновением позже Дюран стоял на ногах и виновато улыбался:
— Простите ради Бога! Я, наверное, заснул. Надеюсь, вы не испугались? Меня зовут Джефф Дюран. — Он быстро протянул руку попавшей в переплет блондинке, на нагрудном значке которой значилось «Белинда Картер, 86» — год его выпуска.
— Простите за сцену, — выпалила она, присмотревшись к карточке на лацкане его пиджака. — Господи, как неожиданно вы появились, Джеффри Дюран. — И тут же, не сбиваясь с ритма, добавила: — Что ж, приятно встретиться после стольких лет.
Белинда Картер просияла, рассмотрев собеседника, и вперед выступила ее спутница, хорошенькая брюнетка. Дюран прочел ее имя: «Джуди Бинней».
— Простите, что вторглись в ваше уединение, — стеснительно проговорила та. — Думаю, нас с вами просто посетила одна и та же мысль. — Джуди склонила голову набок и стала рассматривать Дюрана. — А вы, наверное, были тихоней в старших классах, — предположила она, и ее губы изогнулись в кокетливой улыбке.
Дюран пожал плечами:
— Ну…
— Просто я вас не помню, — объяснила представительница его выпуска. — Хотя, на мой взгляд, должна бы.
— Не думаю, что я тогда был столь же незаметен, как сейчас, — отшутился Дюран. — Видимо, задремал.
— И проснулись от наших с Джуди разговоров о грудном вскармливании!
— Нет, скорее, от вскрика.
Собеседники обратили неловкость в шутку и следующие несколько минут болтали о странностях подобных мероприятий, придя к общему мнению, что четырнадцать лет — срок немалый. Джуди сообщила, что мало с кем поддерживает отношения из одноклассников, хотя школа вроде бы не слишком большая, а юность бурная.
— Это Вашингтон. Здесь все скоротечно: приехал — уехал, — пояснила Белинда. — Да и мне уже пора. — Она поцеловала Джуди и похлопала Дюрана по руке. — До встречи.
— Невероятно, но я не помню вашего лица, — сказал Дюран бывшей однокласснице, когда Белинда ушла. — То есть вы из тех, кто поздно расцветает.
— Правда? Вы так считаете? Я наконец-то расцвела? Погодите, я сообщу радостную весть мистеру М. Он так долго этого ждал.
Дюран решил, что она говорит о муже, но Джуди, как выяснилось, имела в виду своего наставника, неисправимо искреннего Нубаро Муссурлиана. Увидев старика сквозь сетку двери, женщина потянула собеседника на улицу, чтобы он поведал бывшему куратору о новообретенной цветистости его бывшей подопечной. Тот засмеялся и пожал Дюрану руку, полюбопытствовав, как у него дела.
— Спасибо, неплохо. Не жалуюсь.
— У меня совсем вылетело из головы, — сказал мистер М., — не напомните, где вы учились?
— В Брауне, — подсказал Дюран.
Мистер М. кивнул:
— Ах да, конечно.
— А потом уехал в Мэдисон, поступил в Висконсинский университет.
— Думаю, в этом есть и моя заслуга: я всегда был высокого мнения о Висконсине. Экономику изучали?
Джефф покачал головой:
— Клиническую психологию.
— Что ж, — улыбнулся мистер М., — для этого и нужны встречи однокашников: держать друг друга в курсе событий.
Остаток дня прошел в приятном ничегонеделании. На «Встрече почета» выпускники разных лет вставали с мест и делились своими мыслями на темы столь несоизмеримые, как проект генома человека, ответственность по отношению к своему сексуальному партнеру и попытки искоренить паразитирующий бильгарциоз в Египте.
Фотосъемка выпускников всех трех классов прошла быстро и профессионально. Деловитый фотограф удачно манипулировал сценками, и афроамериканцы не кучковались отдельными группками, как частенько происходит, а казались рассеянными в общей массе людей.
При встрече Дюран не узнал Банни — до развязной блондинки, что представилась ему после телефонного разговора, ей оказалось далеко. Банни Винкельман оказалась одной из наиболее хищных женщин, каких доводилось встречать Дюрану: на вытянутом лисьем лице сверкали острые желтые клыки.
— Дже-ефф! — воскликнула Банни и, подхватив его под руку, потащила от одной компании к другой. — Помните Джеффа Дюрана?! Вот он!
А затем ему пылко трясли руку, дружески похлопывали по плечу и чмокали в щеку.
— Здесь есть кто-нибудь из нашей баскетбольной команды?
— Не помню, кто играл в баскетбол, Джефф. Господи! Разве что Адам Бауман. Ну конечно, он здесь. — Лицо Банни просветлело, и с пылом знатока она поведала: — Ты слышал, Адаму ампутировали ногу — рак, представляешь?
Дюран покачал головой:
— Какое несчастье!
Спутница согласно кивнула.
— Думаю, ему сейчас нелегко. — Банни приподняла бровь. — Пришлось отказаться от поездки на Олимпиаду.
На стенах кафетерия, где проводился банкет, висели снимки из ежегодных журналов присутствующих классов. Дюран рассматривал фото школьной баскетбольной команды восемьдесят шестого, где были все присутствующие, кроме него самого (тогда ему как раз нездоровилось: острый фарингит или что-то наподобие).
Под баскетбольным щитом в новом гимнастическом зале, под свисающими с потолка знаменами славных дней, стояли парни его выпуска: Сидро, Зальцберг, Вагнер, Макри и Ла Браска. И наконец, сам Адам Бауман с мячом. Вскоре после того, как сделали этот снимок, чернокожему спортсмену посчастливилось получить стипендию, по которой он отправился учиться в университет Райса.
В кафетерии Дюран выпил бокал вина и, заметив в дальнем конце комнаты угольно-черного гиганта, который по всем признакам был Адамом Бауманом, стал пробираться среди собравшихся гостей к старинному приятелю.
— Здравствуй, — сказал Джефф, протягивая руку.
Бауман уставился на его нагрудный значок.
— Джефф! Рад тебя видеть, старина! — Яростное рукопожатие. — Эй, Рон, смотри-ка, кто пожаловал — Джефф Дюран!
Еще одно мужественное приветствие и краткий обмен любезностями. Затем Рон Макри вернул свое внимание оставленной на миг блондинке, державшей его под локоток, а Бауман продолжил прерванный разговор с мистером М. Судя по всему, они обсуждали искусство выступления перед аудиторией. Через пару минут с чувством смутного разочарования в душе Дюран затерялся в толпе. Не то чтобы с ним нелюбезно обошлись, просто он ожидал другого. Духа товарищества? Наверное.
Пытаясь избавиться от неприятного осадка на душе, Джефф уселся рядом с Джуди, которая устроилась за банкетным столом. Соседка весь вечер флиртовала с ним и пила довольно много вина. Скоро подали кофе, и настал черед благостно коротких речей, напоминаний о предстоящих мероприятиях, в том числе и об осеннем сборе пожертвований под лозунгом «Квакеры, объединяйтесь!».
Наконец Джефф вышел в фойе «Цартман-Хаус», где стал ждать такси. Рядом пристроилась Джуди Бинней — она смотрела в окно и ждала, когда за ней приедет муж. За окнами барабанил дождь, и сильно подвыпившая однокашница шепнула Дюрану на ушко — не хочет ли он попробовать чуть-чуть грудного молока? Затем в поле зрения показался «БМВ» ее супруга, она рассмеялась, обратив предложение в шутку, чмокнула Дюрана в щечку и пообещала непременно быть на встрече в две тысячи пятом.
Пять минут спустя доктор уже сидел в такси, а за окнами проплывал лоснящийся от дождя город. Габаритные огни едущих впереди машин отбрасывали на мокрый асфальт блики, а вокруг уличных фонарей роились, точно стайка пчел, дождевые капли. Дюран откинулся на спинку сиденья: чувствовал он себя неважно. Встреча не принесла желанной уверенности, а происшествие с барабаном так и вовсе наводило на невеселые мысли. Одним словом, попытка воссоединиться с прошлым потерпела неудачу. И несмотря на то что на встрече с ним были любезны и приветливы, его самого не тронуло ни мероприятие, ни его участники. Так, наверное, чувствует себя дальний родственник из глубинки, которого хозяин дома пригласил на пикник с друзьями: чужой в посторонней компании. Те, кого он встретил, казались ему смутно знакомыми, но воспоминания о них расплывались, так же как и мутные ореолы вокруг фонарей над головой.
Положа руку на сердце Дюран не узнал никого.
Глава 11
Эйдриен сидела за своим безнадежно заваленным письменным столом и зевала. Зевок расширялся и углублялся до тех пор, пока не стал болезненным, а слезы не выступили в уголках глаз. Боже, как она устала! Взяв из маленькой пластмассовой головы-тыквы конфетку в форме кукурузного зернышка, девушка откусила белый уголок, затем съела оранжевый слой и закончила желтым основанием. Может, от сладкого хоть немного взбодрится.
В деле «Амалджимейтид» настала пора снятия показаний под присягой, и обе стороны готовили своих свидетелей. К тому моменту Эйдриен знала об асфальте больше, чем ей когда-либо хотелось, — и все благодаря тому, что она десять дней подряд работала по пятнадцать часов в сутки, стараясь поспеть за всем, что подкидывал ей Кертис Слу.
Никки кремировали больше недели назад, а Эйдриен до сих пор не забрала прах. Из похоронного бюро звонили трижды: если она в ближайшее время не зайдет, проинформировал Барретт Альбион, введут плату за хранение.
Та мысль, что за прах сестры будет взиматься плата, казалась Эйдриен невыносимой. Словно речь шла не об умершем человеке, а об отбуксированном на штрафстоянку автомобиле. Придется доехать до «Альбиона» и забрать урну, и не позднее чем сегодня, хотя у них со Слу и существовали определенные планы на день. Необходимо подготовиться к допросу главного свидетеля, которого не терпелось вызвать обвиняющей стороне, и Слу хотел, чтобы Эйдриен присоединилась к нему на ленче. Что ж, придется как-нибудь обойтись без нее.
Эйс Джонсон — свидетель, о котором шла речь, — в свое время оставил подпись на некой служебной записке, чем и вызвал интерес суда. В документе оценивалась примерная стоимость материалов и затрат времени на строительство дороги, которую «Амалджимейтид» (с разрешения «Пейверз») собиралась возвести по заказу администрации округа Колумбия. К сожалению, на полях документа мистер Джонсон от руки написал: «Новая смесь?»
Это замечание теперь представляло собой проблему. Потому что как раз тогда, когда между фирмами-претендентками состоялся конкурс на строительство печально известной дороги, «Амалджимейтид» занималась разработкой новой асфальтовой смеси. В так называемый новый состав входил удешевленный асфальтовый цемент — черная клейкая субстанция, которая обеспечивала соединение ингредиентов. К несчастью, даже во внутренних отчетах фирмы говорилось, что смесь проявляет «тенденцию к разрушению под воздействием низких температур». Но что хуже всего, в то время когда «Амалджимейтид» получила заказ от округа, экспериментальная смесь не прошла всех испытаний и не была одобрена к использованию. Благодаря каракулям на полях служебной записки округ Колумбия получил серьезные основания для подозрений в добросовестности строителей.
Полное имя свидетеля было, каким бы невероятным это ни показалось, Адонис Экселланс, что звучало как «прекраснейший из Адонисов». Ему исполнилось тридцать семь, и он являлся одним из заместителей вице-президента компании. Эйдриен ожидала увидеть чернокожего человека, потому что, по ее собственным наблюдениям, большинство людей, обладающих звучными именами, принадлежали к афроамериканцам. На самом же деле Джонсон оказался крупным белым с бледной, как мел, кожей и голубыми, точно джинсы «Левис», глазами. Большие немодные очки сидели на испещренном оспинами лице. В шикарных апартаментах офиса Кертиса Слу свидетель чувствовал себя неуютно и казался сильно напуганным.
Допрос длился уже два часа, причем последние тридцать минут речь шла о вышеозначенной записке.
Примерно в 12.30 босс предложил Эйдриен сходить на ленч в «Оксидиан гриль». В ответ она изобразила сожаление и отказалась.
— Я не могу! Помните, я же отпрашивалась по делам?
И хотя Эйдриен заранее предупредила Слу о том, что ей придется пропустить ленч, глаза начальника округлились.
— По делам?
Девушка быстро поняла, что имел в виду босс: ему очень не хотелось обедать с Эйсом Джонсоном. Во всяком случае, одному. О чем им разговаривать за столом? Об асфальте?
— Я много работала в последнее время, у меня даже не оставалось времени на то, чтобы…
— Что ж, иди. Правда, мы с Эйсом крайне разочарованы.
Стало ясно, что ее «акции» в глазах начальства падают, но будь она проклята, если использует Никки в качестве оправдания. Поэтому Эйдриен пожала плечами, еще раз извинилась и оставила двух мужчин смотреть друг на друга в ожидании: Джонсон проголодался, а Слу обуял ужас.
Похоронное бюро «Альбион» находилось в Анакостии и значилось первым в долгом списке себе подобных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67