— Что?..— Заткнись, — огрызнулся Аспитис, спешиваясь. Он подошел к Мириамели, взял ее за подбородок и некоторое время при-стально вглядывался в лицо принцессы. Затем, не давая ей времени опомниться, быстро наклонился и поцеловал своими искалеченными губами. — У нас будет много веселых ночей, моя леди. — Потом граф повернулся к Камарису: — Валяй, надевай меч, чтобы я мог убить тебя. Потом я прикончу и остальных. Но у вас будет выбор: вы сможете драться или убегать. — Он повернулся к принцессе: — В конце концов я благородный человек.Камарис смотрел на меч, лежавший у его ног, словно это была ядовитая змея.— Надень его, — потребовала Мириамель.Милость Элисии, в отчаянии думала она. Что если он не станет делать этого? Что будет, если после всего, что было, он не станет?— Во имя Божьей любви, надень его, — зарычал Изгримнур. Старик посмотрел на него, потом нагнулся и поднял ножны. Он вытащил. Квалнир, уронив пояс на землю, и держал его в руках с водимой неохотой.— Матра са Дуос, — с омерзением сказал Аспитис. — Он даже не знает, как держать меч. — Граф расстегнул плащ, оставшись в желто-серой накидке, отделанной черным кантом, потом сделал несколько шагов к Камарису, ошеломленно смотревшему на него. — Я быстро разделаюсь с ним, Мириамель, — заявил он. — Это вы поступаете жестоко, заставляя сражаться слабоумного старика. — Он поднял оружие, засверкавшее под белым рассветным небом и ударил по незащищенной шее Камариса.Квалнир неуклюже дернулся, и клинок Аспитиса отскочил.Граф, раздраженно хмыкнув, замахнулся еще раз. Мириамель услышала, как тихо заворчал ее страж, удивленный неудачей хозяина.— Вот видишь, — сказала принцесса, и заставила себя засмеяться, хотя веселья в ней не было ни на грош. — Твой трусливый граф не может осилить даже такого дряхлого старика.Аспитис атаковал сильнее. Камарис, двигаясь машинально, словно во сне, обманчиво медленно размахивал Квалниром. Еще несколько опасных ударов были отбиты.— Я вижу, ваш старик все-таки имел дело с мечом, — граф стал дышать немного тяжелее. — Это хорошо. Значит я не буду чувствовать, что убил человека, который не мог даже защищаться.— Нападай! — закричала Мириамель, но Камарис не хотел. Вместо этого, по мере того, как древние рефлексы начали просыпаться в нем и движения становились все более плавными, он просто стал тщательнее защищаться, блокируя каждый выпад, отводя каждый скользящий удар и сплетая стальную паутину, которую Аспитис не мог пробить. Сражение теперь уже казалось смертельно серьезным. Наблюдатели видели, что граф Эдны и Дрииы — очень хороший боец, а граф, в свою очередь, понял, чю в его противнике есть нечто необычайное. Аспитис ослабил напор, проводя более осторожную стратегию, при этом не отказываясь от дуэли. Что-то — то ли гордость, то ли более глубоко скрытое, почти животное побуждение — полностью захватило его. Что же касается Камариса, то он явно сражался только потому, что его принудили к этому. Мириамель думала, что несколько раз подряд он мог навязать графу свирепую атаку, но решал не делать этого, выжидая, пока его противник не нападет сам.Аспитис сделал ложный выпад, потом перевел его в удар, надеясь прорвать защиту Камариса, но каким-то образом Квалиир оказался на пути клинка графа, оттолкнув его в сторону. Аспитис рубанул по ногам старика, но Камарис увернулся без видимой поспешности, не теряя равновесия и держа плечи ровно. Он двигался, словно струйка воды, текущая к отверстию, поддаваясь, но не ломаясь, принимая любой удар Аспитиса и отбивая его вверх или вниз, вправо иди влево. На лбу старика выступила испарина, но лицо его оставалось спокойно-печальным, словно его вынуждали сидеть и наблюдать, как двое друзей обмениваются нелепымиобвинениями.Мириамели казалось, что дуэль тянется целую вечность. Она знала, что сердце ее колотится очень быстро, и в то же время его биения разделяли долгие, долгие мгновения. Эти двое — граф с разбитым лицом и высокий длинноногий Камарис — уже вышли из сосновой рощицы и двинулись вверх но холму, кружа но заросшему травой склону, как две мошки, вьющиеся вокруг свечи. Когда граф снова стад наступать, Камарис попал ногой в яму и споткнулся; Аспитис воспользовался преимуществом и задел руку старика скользящим ударим. Показалась кровь. Мириамель услышала, как за ее спиной хриплым от волнения голосом выругался Изтримнур.Рада видимо что-то разбередила в Камарисе. Он все еще не проявлял прямой агрессии, но все-таки стал отбивать атаки графа с достаточной силой, чтобы грохот сталкивающихся мечей эхом разнесся по Озерным Тритингам. Мириамель опасалась, что этого будет недостаточно, поскольку, несмотря на свою почти неправдоподобную стойкость, старик наконец начал уставать. Он снова споткнулся, и на этот раз яма была ни при чем. Аспитис ударил, и меч, скользнув по Квалниру, достал плечо Камариса, пролив еще немного крови. Но граф тоже начинал уставать: после шквала быстрых выпадов, которые Камарис с легкостью блокировал, Аспитис, тяжело дыша, отступил на несколько шагов назад и склонился к земле, словно готов был потерять сознание. Мириамель увидела, как он поднял что-то.— Камарис! Берегись! — закричала она.Аспитис швырнул пригоршню грязи в лицо старику и предпринял молниеносную атаку, пытаясь закончить бой одним ударом. Камарис пошатнулся и попятился, прижав руки к глазам, а граф наступал на него, уже уверенный в близкой победе. Через мгновение, взвыв от боли, Аспитис-рухнул на колени.Камарис, благодаря длине своих рук, легко дотянулся мечом до плеча Аспитиса и ударил плашмя, но клинок подпрыгнул и, двигаясь вверх, полоснул по лбу наббанайца. Аспитис, почти ослепленный потоком крови, пополз по направлению к Камарису, все еще размахивая перед собой мечом. Старик, который тер слезящиеся глаза, шагнул в сторону и ей всей силой опустил рукоять меча на голову своего противника. Аспитис рухнул, как бык под молотом мясника.Мириамель вырвалась из рук своего точно громом пораженного стража и ринулась вниз по склону. Камарис, задыхаясь, опустился на землю. Он выглядел уставшим и смутно несчастным, как ребенок, от которого потребовали слишком многого. Мириамель быстро осмотрела его и убедилась, что раны не опасны, потом взяла Квалнир из расслабленных рук и встала на колени подле Аспитиса. Граф дышал, хотя дыхание было очень слабым и прерывистым. Она перевернула его, взглянула на окровавленное лицо разбитой куклы… и что-то повернулось в ней. Кипение ненависти и страха, бушевавшее в ней со времени заключения на «Облаке Эдны», кипение, которое стало особенно сильным, когда выяснилось, что Аспитис все еще преследует ее, вдруг прекратилось. Внезапно граф показался ей очень маленьким и незначительным — просто изломанным, искалеченным существом — все равно, что плащ, наброшенный на спинку стула, которого она так боялась по ночам в детстве. Вспыхивал утренний свет, и демон снова превращался в смятый плащ.Мириамель едва не улыбнулась. Она прижала лезвие меча к горлу графа и закричала:— Эй, вы, люди! Хотите объяснять Бенигарису, как был убит его лучший друг?Изгримнур поднялся на ноги, отпихнув копчик пики державшего его солдата.— Хотите? — требовательно спросила принцесса.Никто из людей графа не отвечал.— Тогда отдайте нам луки — все до единого — и четырех лошадей.— Не видеть тебе никаких лошадей, ведьма! — закричал один из солдат.— Прекрасно. Тогда можете забирать Аспитиса с перерезанным горлом и рассказать потом Бенигарису, что это сделали старик и девушка, пока вы стояли вокруг и глазели — это в том случае, если вы уйдете отсюда живыми, а для этого вам придется перебить нас всех.— Не торгуйтесь с ними! — внезапно выкрикнул Кадрах, отчаянное безрассудство было в его голосе. — Убейте чудовище! Убейте его!— Тихо, — Мириамель подумала, не пытается ли монах убедить солдат, что их хозяину грозит настоящая опасность. Если так, он хороший актер, потому что его слова звучали удивительно искренне.Солдаты озабоченно переглядывались. Изгримнур воспользовался моментом замешательства и принялся отбирать у них луки и стрелы. Он сурово рыкнул на Кадраха, и тот бросился на помощь риммерсману. Некоторые солдаты злобно ругались; казалось, они были готовы к сопротивлению, но ни один не сделал движения, способного вызвать открытый конфликт. Когда Изгримнур и Кадрах выставили вперед луки с наставленными стрелами, солдаты стали сердито переговариваться, но Мириамель понимала, что боевой дух уже потерян.— Четыре лошади, — спокойно сказала она. — Я делаю вам одолжение, и поеду в одном седле с человеком, которого этот мерзавец, — она подтолкнула неподвижное тело Аспитиса, — назвал «маленьким болотным мальчиком». Иначе вам пришлось бы оставить пять.После недолгих препирательств отряд Аспитиса выдал им четырех лошадей, предварительно сняв с них седельные сумки. Когда всадники и их багаж были перераспределены по оставшимся лошадям, двое солдат подняли тело своего сеньора и бесцеремонно перекинули его через седло одной из лошадей. Несчастным наббанайцам теперь приходилось сидеть по двое на одной лошади, и они выглядели до смешного растерянными, когда маленький караван тронулся в путь.— Если он останется в живых, — крикнула Мириамель им вслед, — напомните ему, что здесь произошло.Отряд всадников быстро скрылся из глаз, направляясь на восток, в холмы.Раны были обработаны, а вновь приобретенные лошади нагружены скудными пожитками, и к середине дня путники могли продолжить движение. Мириамель чувствовала странную легкость, словно она только что пробудилась от страшного сна и обнаружила за окном ясное весеннее утро. Камарис вернулся к своей обычной безмятежности; казалось, страшное переживание ничуть не повредило старику. Кадрах говорил мало, но так оно и было на протяжении последних нескольких дней.Аспитис тенью стоял на задворках памяти принцессы с той самой ночи, когда'буря позволила ей сбежать с его корабля.Теперь эта тень исчезла. Мириамель ехала по холмистой стране тритингов, перед ней в седле кивал головой Тиамак, и принцесса с трудом удерживалась от того, чтобы громко запеть.В этот день они сделали почти две лига. Когда пришло время остановиться па ночевку, Изгримнур тоже пребывал в превосходном настроении.— Теперь-то у нас депо пойдет, принцесса, — он улыбнулся себе в бороду. Если он и стал хуже думать о ней, после того как Аспитис выставил на всеобщее обозрение ее позор, то был слишком рыцарем, чтобы показать это. — Молот Дрора, но что ты скажешь о Камарисе? Ты видела? Мужчина вдвое младше его не сделал бы ничего подобного!— Да, — она улыбнулась. Герцог был хорошим человеком. — Я видела его, Изгримнур. В точности то же, что поется в старых песнях. Нет, лучше того.Герцог разбудил ее рано утром. По его лицу она поняла: что-то случилось.— Тиамак? — ей стало нехорошо. Они прошли вместе через такие испытания! Ведь ему с каждым днем становилось лучше!Герцог покачал головой.— Нет, леди, это монах. Он исчез.— Кадрах? — Этого Мириамель не ожидала. Она потерла лоб, пытаясь проснуться. — Что значит «исчез»?— Ушел. Взял лошадь. Оставил записку, — Изгримнур показал на кусок пергамента из Деревенской Рощи, лежавший на земле около того места, где она спала; сверток был придавлен камнем, чтобы пергамент не сдуло ветром, гуляющим по вершине холма.Мириамель должна была страшно переживать бегство Кадраха, но она ничего не чувствовала. Она подняла камень и осмотрела пергамент: да, это его рука — она видела раньше почерк монаха. Похоже было, что Кадрах писал обгоревшим концом палочки.Что же было таким важным для него, думала она, что он потратил время до отъезда, написав эту записку?Принцесса, говорилось в ней. Я не могу идти с Вами к Джошуа. Я чужой среди этих людей. Не вините себя. Никто не мог быть ко мне добрее, чем Вы, даже после того, как узнали, что я на самом деле из себя представляю.Я боюсь, что дела обстоят хуже, чем Вы думаете, гораздо хуже. Я хотел бы хоть что-то сделать для Вас, но к несчастью не в силах никому и ничему помочь.Подписи не было.— Какие «дела»? — раздраженно спросил Изгримнур. Он читал записку, заглядывая принцессе через плечо. — Что это он имеет в виду: «дела обстоят хуже, чем вы думаете»?Мириамель беспомощно пожала плечами.— Кто может знать?Снова покинута, вот все, что она смогла подумать.— Может, я был слишком суров с ним, — сердито сказал герцог. — Но все равно, это не повод для того, чтобы украсть лошадь и уехать.— Он все время чего-то боялся. Все время, пока я знаю его. Трудно всегда жить в страхе.— Что ж, у нас нет времени проливать о нем слезы, — проворчал Изгримнур, — у нас полно других забот.— Нет, — сказала Мириамель, складывая записку, — мы не будем проливать слезы. 4 ПУТЕШЕСТВЕННИКИ И ПОСЛАННИКИ — Я давно не бывала здесь, — сказала Адиту. — Давным-давно.Она остановилась и подняла руки, немного округлив пальцы, словно показывая жестом весь долгий срок своего отстутствия; все ее стройное, гибкое тело вздрагивало, словно лоза ищущего воду. Саймон смотрел на нее со смесью любопытства и страха, быстро трезвея.— Может быть, тебе лучше спуститься? — спросил он.Адиту только взглянула на него сверху, насмешливая улыбка приподняла уголки ее губ, потом ситхи снова подняла глаза к небу и сделала еще несколько шагов по тонкому, крошащемуся парапету Обсерватории.— Позор Дому Танцев Года, — сказала она. — Мы должны были предпринять что-нибудь, чтобы спасти это место. Мне грустно видеть такое запустение.Саймону показалось, что это прозвучало без особой горести.— Джулой называет это место «Обсерваторией», — сказал он. — Почему?— Не знаю. Что такое «обсерватория»? Я не понимаю этого слова.— Отец Стренгьярд сказал, что это место вроде тех, что были в Наббане во времена императоров — оттуда смотрели на звезды и пытались по их сочетаниям угадать, что случится.Адиту засмеялась и высоко подняла ногу, чтобы снять сапог, потом опустила ее и проделала то же самое с другой ногой, словно она стояла рядом с Саймоном, а не в двадцати локтях над землей, на тонком каменном карнизе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61